Режиссер Владимир Иванов, один из немногих, умеющих в театре ставить комедии и понимающий природу коварного жанра, назвал свое сочинение галопадом. Что означает «парный танец» — галоп, несущийся на скорости. Он-то и стал для постановщиков образом непонятно куда несущейся жизни. Естественно, российской — какой она была и при Николае Васильевиче, всесторонне и с размахом своего дарования ее отобразившем, и нынешней, для описания которой равного ему таланта пока не нашлось. Зато в Вахтанговском «Мертвые души» прочтены более чем оригинально. Авторы инсценировки — Владимир Иванов и Андрей Тупиков.
На исторической сцене буквально галопад — два актера, и к тому же связанные кровными узами, разыгрывают бессмертную поэму Гоголя. Мария Аронова и ее сын Владислав Гандрабура, внешнее сходство которых нельзя не отметить, в этом бешеном танце становятся прохвостом Чичиковым — по очереди и одновременно, а также прочими персонажами поэмы. Кстати, внешнее сходство актеров только в помощь спектаклю: в отдельных сценах оно, где и задумано, создает дополнительный эффект Зазеркалья, где вдруг проступает пугающий мистицизм писателя... Ох, лучше туда не заглядывать.
В контексте современного театра вахтанговские «Мертвые души» — праздник театра, именины актерского сердца. Ну когда бы еще Мария Аронова, признанная королева комедии и импровизации, за два с половиной часа, что идет спектакль, сыграла бы 17 ролей? А здесь пожалуйте, Мария Валерьевна, — 17 образов вам, в которые можно перевоплотиться мгновенно и даже не уходя со сцены.
Так делал великий Райкин, который за считаные секунды менял маски, представляющие различные типы советского общества, в основном его бюрократическую часть. Так делает Аронова, рискнувшая согласиться на подобную авантюру, обрекающую ее, женщину, на сравнение с великим сатириком. Авантюра, стоит признаться, удалась. Актриса жонглирует масками, техниками, жанрами, предложенными режиссером, набор солидный — от театра кукол через театр масок и гротеск к горечи драмы...
Трансформация из одного образа в другой для Ароновой как свободное плавание. Она — автор, рассказывающий, как милейший карапуз Павлуша Чичиков превратился в дельца и проходимца Павла Ивановича в первом акте. Во втором — прижимистая помещица Коробочка в виде тантамарески — пожалуйста. Сладкий мимишка Манилов в панталонах, состоящих сплошь из капроновых роз, — да извольте. И даже Собакевич, обличием похожий на Франкенштейна, — тоже она. Хотя как только этот громила на котурнах начинает говорить, все же закрадываются сомнения: а она ли это, не мужчина ли со скрипучим голосом заменяет актрису, пока та за кулисами переодевается в даму просто приятную или переводит дух от галопа? Всех запутала/обманула Аронова, показавшая высочайший класс актерского мастерства, возможно, и недосягаемый. И дыхание у нее в бешеном галопе не сбилось ни разу. Даже во втором акте, где чрезмерность масок, а хочется живого лица хоть на мгновение.
Мария Аронова, естественно, первая скрипка в галопе с партнером-сыном, и факт родства усложняет ее положение. Опыт совместной работы с сыном у нее есть — в каскадной комедии «Мадемуазель Нитуш», поставленной тем же Владимиром Ивановым, но здесь совершенно другого рода партнерство. И надо сказать, что именно в этой работе Гандрабуру можно наконец увидеть и открыть как интересного и перспективного актера: он мягкий, легкий, ироничный. Он ловкий партнер, который умеет «ловить» коллегу и работать на него, но не обслуживать. Так что волнения Марии Валерьевны, которые понятны любому родителю, напрасны.
Оформление спектакля — отдельный разговор. Максим Обрезков, кажется, поставивший в этом сезоне рекорд по количеству спектаклей на столичной сцене (только в Вахтанговском это у него третья постановка большой формы), в «Мертвых душах» превзошел себя. Сценографическое решение продиктовано Гоголем и, скорее, судьбой его бессмертного произведения, второй том которого, как известно, он сжег. Поэтому спектакль идет на фоне двух огромных листов бумаги, находящихся в постоянном движении, — белом с убористым текстом черных чернил и черного листа сожженного второго тома «Мертвых душ» с белыми буквами, летящими по черному полю. К тому же бумаге, обработанной по определенной технологии, придан эффект измятости: Гоголь писал, недовольный, комкал, бросал, вновь принимался описывать свою Русь, которая, как Птица-тройка, до сих пор несется неведомо куда.
Для его «Мертвых душ» Обрезков сочинил 25 масок несколько макабрического свойства. Они выполнены из органического пластика, в основе которого (смешно сказать) — кукуруза. Но благодаря именно ей, как рассказал мне художник после спектакля, маска не прилипает к лицу, создает ощущение натурального материала и комфортна для артистов. Между прочим, сделать такую маску — целый процесс, на производство одной уходит две недели. Сначала делают 3D-сканирование лица актера, чтобы потом передать маске все анатомические его особенности. По полученным сканам отливают форму, из которой выдавливают основу и покрывают папье-маше, грунтуют и расписывают.
Максим Обрезков с 16 лет в кукольном театре и имеет большой опыт работы с масками.
— От какой традиции ты отталкивался, сочиняя маски для «Мертвых душ»?
— От итальянских масок комедии дель арте. В спектакле есть полумаски и маски целиком, к ним потом крепили детали костюма и грима. Когда на репетиции артисты надели первую маску, все, не сговариваясь, сказали: «Конечно, это же Гоцци!» Да, Гоцци, Италия, Гоголь. Гоголь очень любил Италию.
Да, Гоголь любил солнечную Италию, но переживал за Россию — «Мертвые души» свидетельство его раздумий, страданий и любви. О чем, собственно, и версия его «Мертвых душ» в театре Вахтангова, поставленного к 100-летию театра.
На поклоны к артистам присоединяются еще 22 человека, которые обслуживают спектакль и без слаженной работы которых он бы вряд ли состоялся.
