Впрочем, зритель не подозревает, что кухонный антураж здесь будет так активно работать. Подумаешь, плита в декорации — плит мы что ли на сцене не видели? Однако появившаяся девушка в тяжелых башмаках, с усталой походкой и выражением на лице типа могу копать, могу не копать действительно зажигает плиту, наливает на сковородку масло. Не спеша фланирует со сцены за кулисы, принося с собой то одно, то другое. И пока масло разогревается, нарезает огурцы с помидорами. Однако, судя по ее действиям, не очень-то артистка сноровиста на кухне, хотя по пьесе играет кухарку по имени Кристина, работающую в богатом доме. Входит жених кухарки — он лакей.
На сцене «Под крышей» всё натурально — продукты, готовка, запах, ползущий по залу, рассчитанному, согласно санитарным нормам, всего на 50 человек. Очень кушать хочется. Однако повезет тому, у кого место в первом ряду — лакей охотно поделится кусочком жареной говядины. Так, на премьерном спектакле повезло известному телеведущему Сергею Николаевичу — именно ему предложили разделить трапезу с лакеем Жаном. В силу воспитания ведущий скромно отказался и тут же получил предложение пустить тарелку по рядам. Но, в конце концов, не ради пропитания люди ходят в театр. Тем более что Марчелли предложил радикальное прочтение пьесы Стриндберга.
Любопытна ее история: написанная в 1888 году в Дании, через год она была поставлена и сыграна всего один раз, а потом надолго попала под запрет как слишком смелая и натуралистическая для отношений мужчины и женщины. Ее новая сценическая жизнь началась лишь в 1906 году.
Так вот Марчелли, который прежде уже ставил пьесу Стриндберга, пошел натуралистичным путем, как и хотел того далекий автор. Если в первой части его непродолжительного спектакля (всего на 1 час 20 мин. удовольствие) готовят и едят, скрывая за бытом истинные отношения, то во второй — валяются в постели едва прикрытые бельем отнюдь не позапрошлого века. Впрочем, любовные утехи по сравнению с кулинарными опытами не натуральны, а вполне пристойная театральная имитация, что некоторых, думаю, разочаровывает. Но не только ради плоти приходят в театр.
Режиссер, убрав всё лишнее и всех лишних, оставил главное блюдо — любовный треугольник. Один мужчина и две женщины: очень разные и внешне, и по своему социальному положению. Два способа дамского единоборства — открытый, брутальный у аристократки и скрытый, внешне ничем не проявляющийся у прислуги. Для демонстрации конкретной женской дуэли и безграничных возможностей женской особи вообще, превосходящей мужскую по всем статьям, режиссер взял молодых артисток — Лилию Волкову (Фрёкен Жюли) и Кристину Исайкину (Кристина). У первой — нестандартная красота хищницы, замашки дрессировщицы, мужчину, в которого она влюблена, держит на жестком ошейнике и коротком поводке. А он, увалень, подчиняется. Ее соперница, напротив, с лицом некрасивым, но притягательным в своей некрасивости, показно неспешна и даже как будто равнодушна к творимому хозяйкой вероломству: бесстыдно на глазах Кристины пользует ее жениха. Но именно неграмотная кухарка как опытный стратег ведет игру к победному финалу, делая очевидным замысел: верхи-то хотят, но могут только низы.
Надо сказать, что треугольник молодых артистов с режиссерским замыслом, каким бы странным он ни казался, справляется блестяще. Причем у Кристины Исайкиной роль сложнее, но ведет она ее уверенно и, кажется, почти без слов. Хорош и Павел Усачев в роли Жана.
После спектакля говорим с его постановщиком и худруком театра Евгением Марчелли.
— Евгений, почему вы начали работу не с Большой, а с Малой сцены. И не со звезд театра, а с молодежи?
— Эта постановка, скорее, стратегическая задача. Театр им. Моссовета работает в другой эстетике, и мне хотелось начать аккуратно с камерной сцены.
— А может быть, вы испугались «тяжелой артиллерии» Моссовета? Взаимоотношения звезд и нового руководителя — это всегда непросто.
— Это попытка наладить контакт с театром, посмотреть, как принимается мое предложение. Но я уже начал репетиции нового спектакля на Большой сцене — «Жестокие игры», а там у меня как раз заняты довольно известные артисты — Ирина Климова, Виталий Кищенко, Андрей Межулис.
— Почему именно «Фрёкен Жюли» стала пробным шаром? Потому что в вашей биографии уже есть две постановки по пьесе Стриндберга?
— Да, я пятнадцать лет назад делал эту работу, но изменилось время, изменился и сам я. Хотелось попробовать работать на известном материале, но с новыми акцентами и с минимумом артистов. Пятнадцать лет назад главным двигателем действия был Жан, а сейчас на главных позициях у меня две женщины, их конфликт из-за мужчины.
— На вашу постановку оказали влияние набирающее силу феминистское движение и харассмент.
— В какой-то степени, наверное, это имеет место, но не довлеющее. Я вообще с большой иронией отношусь к харассменту, да и к феминизму в целом. Мне это весело. Сегодня в «Фрёкен Жюли» — любовный треугольник, и даже вопрос о социальном неравенстве здесь для меня не особо важен.
— Последний вопрос: вас принял театр? Какие ощущения? Оправдались надежды?
— Я бы сказал, эта постановка меня обнадежила. Валентина Талызина, например, когда посмотрела спектакль, сказала: «У нас при мне такого еще не было». Что она имела в виду — такого хорошего или такого плохого? Поживем — увидим.
