Свой «Театр» режиссер Ольга Субботина в Вахтанговском строит на захватнической политике. То есть ее действие захватывает практически все пространство зала, включая ложи, амфитеатр, не говоря уже о партере и просцениуме. Да и сама сцена усилиями художника Максима Обрезкова превращена в театр — настоящего, прошлого, увы, без будущего. Несколько рядов жестких кулис ловко открывают или скрывают различные уголки сцены, где то и дело возникают разнообразнейшие персонажи мира театра. Директор, антрепренер, старый резонер, актеры с актрисами и молоденькими, но хваткими статистками, а также меценаты, околотеатральные дамы, поклонники — кого здесь только нет.
Роман Моэма, написанный в 1937 году, густо населен, и молодой режиссер не отважилась на обрезание численного состава. И правильно сделала — большие пространства с множеством участников создают эффект объема постановки, тем более на фоне современного театра, который добровольно отказался от масштаба сценической мысли и действия. А Вахтанговский, который, слава богу, еще пристрастен к масштабу, премьерой продолжил традицию.
В самом деле, у этого есть свое обаяние при условии грамотного мизансценирования, жесткого ритма, когда внимание зрителя ловко переключается с зала на подмостки и обратно, делаются ходы, как в хорошей шахматной партии. А сцены с участием двух-трех персонажей поддержаны массовкой, выходы которой, в свою очередь, расписаны как по нотам. Все это вроде бы есть в инсценировке романа, сделанной самой Субботиной, однако, увлекшись театральной природой, режиссер театр настоящего навязчиво переводит в театр прошлого. Того самого, где блистала главная героиня — Джулия Лэмберт, великая актриса.
Интермедии из Шекспира или Шиллера, разыгранные артистами в основном в первом акте и в глубине сцены на помосте, с одной стороны, должны нам дать понять величие Джулии Лэмберт. А с другой — сыгранные на полном серьезе, делают их (все или частично) совсем не обязательными, как необязательна всякая условность. Скажем, фрагмент из «Марии Стюарт» — что он добавит к характеристике героини (ну да, великая) и тем более актрисы (что поймешь за пару минут)? Может быть, тут уместна была ирония, парадокс?.. Но, в конце концов, не в заднеплановых сценах дело.
«Театр» Субботиной — это костюмы, грим, парики. Все атрибуты на месте, и некоторые даже играют роль, совсем не предназначенную им — зловещую. Так, парик и даже не грим, а мейкап главной героини в первый момент делают ее неузнаваемой. И если не знать, что Джулия Лэмберт — это замечательная Лидия Вележева, то можно немало удивиться: рыжий парик, уложенный в волнистые плойки, тонкие, в нитку, как у Марлен Дитрих, брови… Смелый эксперимент с внешностью, радикальный расчет... однако природная яркость, живость и красота актрисы размываются под кисточкой визажиста (разработка грима и причесок для образа — специально приглашенного Аслана Ахмадова). И, как ни странно, такой грим как будто сдерживает актрису, героине которой предстоит пережить любовь, крушение и торжество не только великой актрисы, но и великой женщины.
Лидии Вележевой вполне удается подтвердить актерский класс Джулии, а вот с ее любовью туговато: тут ей (особенно во втором акте) приходится стараться за двоих, поскольку партнеру в роли бедного Тома Феннела (молодой и фактурный Константин Белошапка) пока не удается дать развитие образа от юноши, ослепленного красотой и любовью, столь лестной для человека его круга, до расчета и расплаты за него.
В «Театре» окружение играет королеву и имеет немалое значение... Спектакль публика принимает на ура: ироничный текст (перевод Галины Островской), сюжетная история, которая не стареет и в театре всегда даст фору любой инсталляционно-перформансной продукции. Ироническую ноту вносят и комментарии героев о самих себе (Олег Форостенко, Ольга Чиповская, Вера Новикова, Агнесса Петерсон, Любовь Корнева, Олег Лопухов), они же двигают сюжет. Такими удачными комментаторами и исполнителями выступают Андрей Ильин (Чарльз) и Евгений Князев в роли режиссера, директора театра и мужа примадонны Майкла Госселина. Его герой легкий, острый и забавный, за видимой простотой которого четко читается тонкий прагматик. Аплодисменты у публики вызывает даже один бессловесный проезд на самокате из кулисы в кулису. И не потому, что публика, мягко говоря, простодушна и наивна, а потому что увлечена и действием, и игрой.
Еще большая нагрузка рассказчика у обаятельнейшего Павла Любимцева (антрепренер Джимми Лэнгтон), который, как опытный конфидент и резонер, неизменно оказывается рядом с Джулией, переживающей опьянение последней любовью и следующее за ним отрезвление. Да и роли второго, третьего плана с небольшими соло вызывают живую реакцию. Одним словом, вахтанговцы настолько легко и изящно играют западную жизнь, что даже внезапный и странный, как вырубленный стоп-кран, уход в трагедию-трагедию взаимоотношений Джулии с сыном Роджером (Николай Романовский) у публики вызывает сочувствие и чуть ли не слезы по бедному «малютке», уходящему через весь зал.
А дело неуклонно идет к развязке, которая, как известно, всех примирит и всех оставит в игре при своих: Джулия Лэмберт — на пьедестале, молодой любовник — под ним, его пассия (маленькая, но очень яркая работа Полины Кузьминской) — за бортом профессии. Ну а театр останется таким же, каким он был и до Джулии Лэмберт, при ней и будет после нее. «Весь мир — театр. В нем женщины, мужчины — все актеры. У них свои выходы, уходы. И каждый не одну играет роль».
