Стеклянная женщина
Женщины хрупки и ломки, пока любят.
Она говорила: «Мне бы только сидеть возле тебя, напротив тебя, рядом с тобой… Ничего больше не нужно…»
Он ускользал, отрывался куда-то, ему в тягость была ее нежность.
Оттолкнул, бросил, совсем ушел.
Она разбилась на мелкие кусочки.
Появился другой, собрал ее из осколков.
Она стала твердой, жесткой, неуязвимой. Ей нипочем сделались щелчки, пинки, удары. Однажды прошла сквозь афишную тумбу — и не поранилась, не оцарапалась. Другой раз — сквозь бетонную стену дома, дом рухнул, а ей хоть бы хны. Уверенно шагала по жизни с новым партнером. Попадись ей прежний — проехала бы по нему танком.
Счастье
Ждал в метро, на скамейке, условились встретиться возле первого вагона, безмятежно поглядывал на бегущие цифры настенных электронных часов: счастье — знать, что придет, придет вовремя, наверняка придет, обязательно придет, не опоздает, придет и улыбнется, и все будет хорошо, благополучно, не случится ничего такого, из-за чего она опоздает, а то и вовсе не явится, и отменит свидание, и будет потом путано и зло объяснять, почему, из-за чего не пришла, раздражаясь его бестолковостью и словно его же обвиняя, и они поссорятся, а потом помирятся, и снова он будет, как на привязи, как на иголках, гадать: придет или не придет, и почему опаздывает, и что об этом наплевательстве думать, и в чем ее подозревать, и что вообще мешает ей приходить вовремя, почему постоянно позволяет себе не приходить...
Счастье: терзания позади, их ссора окончательна, теперь он ждет другую, в которой уверен, пусть она не такая заводная и сумасшедшая, но хватит с него сумасшедших, зато не надо беситься и заранее тревожиться, и нет больше унизительной постоянной неуверенности. Счастье — быть уверенным.
Но когда эта новая вышла из вагона — какую тоску он испытал!
Как складываются романы
Он — в возрасте, следы усталости на лице.
После тяжелого разговора на службе с начальником ждет на улице делового компаньона, коротко пообщавшись с ним и поняв: и тут облом; в раздумье замер, не зная, куда податься.
Подходит милая девушка.
— Вы Николай Иванович?
Он смотрит на юное создание, еще не готовый к авантюре, но созревая.
— Вы Николай Иванович?— повторяет она.
Теперь разглядел ее осмысленно. Отчаянная мина сменилась улыбкой.
— Да, я Николай Иванович.
— А я Изаура. Пойдемте.
Ведет его куда-то. Мнимый Николай Иванович оказывается в квартире, где должен произвести ремонт.
Он не умеет составлять смету, клеить обои, белить потолки. Но, осмотрев фронт работ, берется. Совершил обмер, принялся за грунтовку стен.
У него начинается другая жизнь. Но он боится разоблачения. Боится: объявится тот, кого он нахально заменил. У него собственное, настоящее имя, его могут узнать, окликнуть на улице.
Заказчица недовольна его потугами. Ее родители в отъезде, за время их отсутствия ей поручено привести жилье в порядок. Она вскоре выясняет: он самозванец. С ней связался подлинный Николай Иванович. Но не расторгает договор с неумехой. Она о многом догадывается, но по какой-то причине молчит. У нее свой интерес? Она тоже что-то скрывает? О своей личной драме?
Помогает халтурному мастеру. Подключается к шпаклевке и покраске.
Опасения сбываются. Они встречают его приятеля. Тот норовит назвать лже-разнорабочего истинным именем. Приходится крутиться.
— Почему он так странно вас называл? — подначивает его она.
Он придумывает историю:
— У нас была футбольная команда, мы давали друг другу клички. Я проходил под именем Сергей.
Его прошлое и его подлинное имя выплывают, когда возвращаются ее родители. Они ведь договаривались о ремонте совсем с другим Николаем Ивановичем. А это что за прощелыга? Ремонт не закончен, а то, что сделано, сделано халтурно. Его с позором изгоняют.
Их завершающий разговор полон упреков и недомолвок. Но завязавшиеся между мужчиной и юной особой отношения уже не оборвать. Обе хромающие судьбы поддерживают одна другую.
Она помогает ему поверить в свои силы, выручает в воспоследовавших трудных ситуациях. Он начинает судьбу сначала.
Потом — жуткая ссора. Выросшая из пустяковой размолвки. Он вспылил, она ушла.
Спустя несколько дней он на том месте, где произошла их первая встреча. Появляется она, подходит.
— Вы Николай Иванович?
Бомонд
Застаем молодоженов в момент сборов на вечеринку.
Он напяливает кошмарную по фасону и расцветке рубашку, не сочетающуюся с пиджаком и брюками. Еще и галстук повязывает.
Она: Ты не наденешь эту рубашку.
Он: Обязательно.
Она: Я прошу.
Он (примеряет еще более пестрый галстук): Обязательно надену.
Она: Зачем выводишь меня из себя?
Он: Замечательная рубашка.
Она: Ну, не успела постирать. И в прачечную не успела сбегать. Что теперь — расшибиться в лепешку, броситься с седьмого этажа?
Он: Чем тебе не нравится эта рубашка?
Она: Я тебя заклинаю. Они подумают, у тебя такой вкус.
Он (повязывает следующий галстук): Превосходная рубашка. Пойдем, а то опоздаем.
Она: Ты меня так будешь воспитывать? Третировать?
Он: Пойдем, я сказал.
Она: Чтоб я стирала, готовила, гладила… И все успевала… Ладно, пойдем. Мне-то что. Пусть думают о тебе что угодно. А на мне роскошное платье.
Они в гостях. Играет музыка. Такие же молодые люди, как они сами, непринужденно общаются с бокалами в руках. Наряжены безукоризненно. Бомонд. Конечно, его рубашка плохо вяжется с классическими строгими туалетами остальных. Но собравшиеся решают: это новая мода, особый шик, последний писк. Наш герой становится общим любимцем. Его заметили, обласкали и приняли. Жена сияет. Она гордится избранником, чей внешний вид произвел столь мощный эффект.
Начинается новая эра моды.
Злые люди
Я жил в маленькой занюханной «однушке», а соседи жировали в четырехкомнатных хоромах. Я был у них на побегушках, они гоняли меня за водкой и закуской. Уехав на курорт, оставили ключи, чтоб поливал цветы и кормил двух отяжелевших от малоподвижного образа жизни щеглов. Два щегла, оба самца, лениво поглощали специальный зерновой корм, но больше любили яблочные семечки.
Вечерами я приходил в чужой оазис и наслаждался: пил кофе, курил, читал. Говорят, отдых — это смена обстановки. Так вот, я отдыхал в тишине и покое.
Девушке, с которой начал встречаться, не сказал, что квартира не моя. Предложил поселиться в этом серале с простертым над просторной кроватью балдахином.
Мы пили соседский кофе и курили припасенные ими сигареты. Вели долгие разговоры о счастливом будущем.
Щеглов она по неосторожности, забыв закрыть клетку, выпустила.
Через несколько дней они, похудевшие, вернулись: жизнь с негарантированной кормежкой не для них. Не хотела ни о чем заботиться и моя гостья. Я в лепешку пластался ради нее.
Эйфория длилась. Но в конце концов пришлось изворачиваться, врать, объяснять, почему не можем остаться в многокомнатной тиши. Обманутая в лучших чувствах и мечтах скандалистка сказала, что бросает меня. Да и соседи окрысились. Был израсходован весь их запас кофе.
Я объяснял: много денег истрачено на яблоки для щеглов. Мне не верили. Девушка моей мечты зверела, если я ей звонил; соседи, будто сговорившись с ней, грозили подать в суд.
Злых людей не пронять заботой о птицах и хлопотами о них самих. Пришлось искать другое пристанище. И другую любовь. Которая меня приютила и покупала кофе, сигареты, яблоки.
Я, будто щегол, толстел и лишь теоретически помышлял о побеге из клетки. Зная: незачем искать приключения и проголодь. И новых помыкающих хозяев… Пусть они сами ищут дураков, а я поумнел.
