— Левон Суренович, сколько лет вы работали с Андреем Мироновым? И как это началось?
— Пять лет мы работали с Андрюшей, однако знакомы были очень давно, хотя творчески и не пересекались. Зато я работал с его женой Ларисой Голубкиной — мы ездили вместе на гастроли, у нее была программа романсов, а я ей аккомпанировал. Она и порекомендовала меня Андрюше. Это было в 1981 году.
— До этого вы дружили? Была, наверное, общая компания?
— Мы дружили с Александром Анатольевичем Ширвиндтом, который Володе Винокуру ставил спектакль по Аркадию Арканову «Выхожу Один Я». И в нем я тоже принимал участие. А Ширвиндт давно дружил с Андрюшей, и вот так все связалось.
— Андрей Александрович был очень музыкальным человеком. С каким музыкальным инструментом вы бы сравнили его?
— Я бы выбрал для сравнения синтезатор, потому что он мог все: неожиданно стать лириком, трагиком, певцом, джазовым танцовщиком… Да он мог стать кем угодно, если бы захотел.
— Петь для артиста — часть профессии. В чем, по-вашему, уникальность и особенность его музыкальности и что отличало его от других актеров, которые пели или поют?
Уникальность в том, что ему даже сейчас, по прошествии стольких лет, многие пытаются подражать. А он никому не подражал. Он изобрел для себя и для своих слушателей такой стиль актерского пения. Он мог перейти на речитатив, но все песни в его исполнении стали шлягерами и являются хитами до сих пор.
— Что вас в нем как в человеке особенно поражало?
— Несмотря на внешнюю вальяжность, он был нестерпимо пунктуален. В новых спектаклях он один из немногих знал всю роль наизусть. А в каком-нибудь заштатном городе, в сельском клубе сам ставил свет, долго беседовал с осветителем. Хотя там были какие-то две лампы, но обе они у него работали! Он ставил метки на сцене — для микрофона, для инструмента, для стула, которым пользовался в спектакле. И осветитель, польщенный вниманием такого значимого человека, в тот вечер, наверное, даже не пил перед спектаклем…
— Кажется, что за годы, прошедшие со дня его смерти, об Андрее Миронове известно если не все, то очень много. Каким знаете его только вы?
— Он очень страдал от отсутствия свободы. Он блестяще говорил по-английски — может, лучше многих американцев. Он мог рассуждать на английском, дружил и переписывался с Де Ниро и чувствовал себя готовым сняться в американском кино. Он любил модно одеваться, любил хорошие сигареты, а все это надо было доставать — в те годы даже водку достать было невозможно. И такие ограничения его очень расстраивали, потому что каждые праздники у него дома собирался народ: Марк Захаров, Белла Ахмадулина, Саша Ширвиндт, Ян Френкель, Людмила Максакова, Зиновий Высоковский, Анатолий Кремер с Татьяной Шмыгой, замечательный театральный художник Олег Шейнцис. И всегда, конечно, присутствовала мама Андрюши — Мария Владимировна. Лариса всегда накрывала стол, все ели-пили и беседовали об искусстве. И перед каждым застольем был целый процесс: надо было куда-то ездить, что-то доставать, кого-то просить… Это его очень угнетало.
— Вернемся к музыке. Как он репетировал? Легко, весело или, как бывает, мучительно?
— Репетировал, я бы сказал, внимательно — никакой веселости или мучительности не было. Он все мотал на ус.
— У него не было музыкального образования — как для исполнителя это имело значение или нет?
— Наверное, это отсутствие классического музыкального образования ему и позволило создать свой собственный жанр пения. Потому что, если бы он учился этому, он бы пел как все.
— Он действительно хорошо разбирался в джазе? Говорят, у него была фантастическая коллекция пластинок и записей.
— Эту любовь к винилу и к джазу он перенял от отца — Александра Семеновича Менакера. К тому времени, когда мы с ним близко познакомились, он мог идеально чисто, ритмично и на хорошем английском спеть любой джазовый стандарт.
— Вы много концертировали. Как его принимали? Какие случаи вам особенно запомнились?
— Первый случай вспоминается на концерте в Пскове. В финале концерта включалась фонограмма болгарского композитора — песня была специально написана для Андрюши, а слова придумал Ширвиндт. Она называлась «Падает снег на пляж» — там очень красивое вступление, и Андрюша на словах «от сердца к сердцу путь» уходил за кулисы. И в одном концерте фонограмма просто не включилась. Радист делал отчаянные движения руками, и я решил начать играть ее. Дело в том, что я столько раз уже прослушал эту песню, что запомнил ее наизусть. Андрюша удивился и спросил: «Как же ты все так правильно сыграл? У тебя что, были ноты?» Я ответил: «У меня были уши».
Еще один случай — комический. Что-то Андрюша заигрался во время песни «Женюсь» из кинофильма «Соломенная шляпка». И в конце, когда он перечисляет, загибая пальцы: «Иветта, Полетта, Колетта…» — вдруг неожиданно для меня говорит: «Стой!» Поворачивается ко мне, показывая палец: «А эту как звали?..» И таким образом Андрей держал зал около 10 минут, как бы вспоминая последнее имя дамы. Зал стоял на ушах, и это не преувеличение.
— В каком самом необычном месте вам приходилось выступать? Перед какой самой необычной аудиторией?
— Помню, как выступали на театральном фестивале в Праге. Было много народу, и Андрей всю программу провел на русском языке, без перевода, но почему-то имел бешеный успех, хотя я видел, что в зале сидели одни чехи. Ну, может, пара словаков. Он так поразил их своей актерской игрой, что в конце выступления была бешеная овация — я удивился тогда.
— С чем можно сравнить его популярность?
— Да не с чем сравнивать: ни у кого из артистов на моей памяти не было и нет такой бешеной популярности, как у Андрюши. Прошло более 30 лет, а его регулярно, по нескольку раз в неделю показывают: фильмы, передачи с его участием, да и песни по радио крутят. Есть даже конкурс на лучшее исполнение песен Миронова. Он оставил после себя огромное творческое наследие.
— Вы представляете Андрея в возрасте 80 лет? Каким бы он был сегодня, если бы был жив? И как вписался бы в новое время? Может быть, эмигрировал?
— Я представляю его в 80 точно таким же активным, остроумным, в меру прагматичным и очень хорошим артистом. Он никогда в жизни бы не эмигрировал — мог бы куда-то поехать, где-то работать, но обязательно вернулся бы в Москву. Давайте вместе отметим день рождения Андрюши и еще раз назовем его великим артистом. Вечная ему слава!
