— Михаил Ефимович, каким качеством нужно обладать, чтобы в возрасте 60+ решиться открыть театр? Причем, замечу, негосударственный.
— Нужно верить в то, что тебе это необходимо. Что без этого ты не сможешь жить.
— Открыв Театр мюзикла, вы верили, что он доживет до своего первого десятилетия?
— Мы не думали о юбилее, а думали о том, что нам казалось важным для публики и для нас самих. Просто каждый год и каждый день делали работу.
— Десять лет: ваши самые главные достижения?
— Самое главное достижение в том, что мы сумели собрать вокруг театра и в театре замечательную компанию творческих людей как из Москвы, так и из Монреаля. И это, наверное, самое главное.
— Десять лет: неудачи или даже провалы?
— Не могу сказать, что у нас были провалы. А неудачи скорее связаны с нашими экспериментами в области циркового искусства. После сверхудачного и сверхуспешного «Реверса» мы сделали спектакль «Пари над бездной», который через месяц вынуждены были снять. И не потому что на него не ходила публика, а потому что мы сами считали, что он не украшает афишу театра. Самая большая неудача — это то, что у нас до сих пор нет своего здания. Но это моя личная неудача, а не чья бы то ни было еще.
— Есть шанс получить здание?
— Я надеюсь, что в этом году мы все-таки завершим переговоры с московским правительством и в кредит начнем строительство театра. Мне теперь не 60+, как когда мы начинали, а 70+, но, думаю, что благодаря российской медицине я доживу до момента отдачи кредита.
— Десять лет: ваш самый главный вывод?
— Театр должен быть добрым, нести людям тепло и радость. Даже если ты ставишь трагическую историю, люди все равно должны выходить из театра с чувством, что жизнь продолжается и будет продолжаться. Не случайно один из самых оптимистичных жанров в античности — трагедия.
— Вы знаток и фанат витального жанра — мюзикла. Три аргумента в его защиту в период, как говорят, надвигающегося апокалипсиса.
— Во-первых, я не верю, что будет апокалипсис. А во-вторых, мюзикл веселее, чем жизнь, что само по себе является одним из существенных его достоинств. И в-третьих, каждый зритель, приходящий на мюзикл, получает все в одном флаконе — танец, пение, музыку, драму. Вместо того чтобы идти сначала в оперу, потом в балет, затем в драматический театр и тратить там очень большие деньги, можно пойти на один мюзикл и получить удовольствие.
— И, замечу, не тратиться на три буфета. Рациональный подход. Вы негосударственный театр, а в пандемию выжили. Дайте другим совет — как? Или это секрет?
— Надо оставаться людьми — и тогда выживешь в любой ситуации, вот и все. Мы не бросили своих артистов, продолжали думать о будущем театра. Главное — ставить задачи, для решения которых надо прилагать много усилий, которые требуют игры вдолгую, и тогда все получится.
— Лучшие образцы мюзикла на Бродвее и Вест-Энде. Русский мюзикл жив, конкурентоспособен?
— Я не буду говорить о том, что сделали русские выходцы из Российской империи для американского мюзикла. Скажу лишь одно, мы работали над «Прайм-таймом», мюзиклом о современной российской жизни, и, несмотря на то, что музыку написал канадский композитор, мы сделали русский мюзикл. Мюзикл вообще-то явление универсальное — как автомобиль. То есть есть законы, которые нельзя обойти, но каждый народ наполняет мюзикл своей душой, кровью, потом. Я не говорю о пальме первенства, но когда мы поставили «Преступление и наказание», потом в Театре оперетты появилась «Анна Каренина», а в третьих — мюзиклы, написанные в России. Тут главное — не подражать: можно заимствовать, а подражать категорически нельзя. Это как в кинематографе: великое советское кино было сильно тем, что отражало советскую жизнь, хотя сделано оно было по законам, господствующим в Голливуде.
Почему я говорю, что не хочу ставить бренды, заниматься франшизой: успешная постановка франшизы — торжество ремесла. Я к ремеслу, торжеству профессионализма отношусь очень уважительно. А создание собственного произведения — это продолжение твоей собственной жизни.
— Вам бы хотелось, чтобы в Театральной энциклопедии было написано: «Театр Михаила Швыдкого был пионером русского мюзикла, много сделал для его продвижения и развития»?
— Нет, потому что это будет неправдой. Русский мюзикл, музыкальный спектакль, родился у нас в 20-е годы в кинематографе, даже на эстраде. Я здесь совсем не первооткрыватель, и, что самое главное, это не мой театр в простом смысле слова. Если бы не было Марины Швыдкой, которая вместе с Себастьяном Солдевилья поставила самые успешные наши спектакли и сама сделала несколько удачных работ, то это был бы какой-то совсем другой театр. Если бы не ее ученики, воспитанные в Щукинском институте, он тоже был бы другим. Если бы не было Давида Смелянского, который стоял у истоков театра и в свое время свел нас с канадским театром «Семь пальцев», то у нас не было бы ни «Принцессы цирка», ни «Реверса». Театр — дело коллективное, где, да, я — мотор, но мотору нужны крылья, фюзеляж и много чего еще важного. Не могу не вспомнить первого директора театра Сашу Попова — вот он был фанатом мюзикла. И нынешний театр невозможен без директора Александра Новикова и технического директора Лины Полонской. Как сказал один человек, занимающийся консалтингом: «У вас неправильный театр». Это правда — у нас семейный театр, где муж — художественный руководитель, жена — арт-директор и режиссер или муж — директор, а жена — технический директор и т.д. Но такого количества детей, какое родилось за десять лет у нас (а их десятки), я не знаю ни в каком другом театре. Они растут на наших глазах, уже разбираются в мюзикле. Я бы сказал так — театральное дело рождается в любви. Количество наших театральных детей — тому доказательство.
— Новое поколение актеров мюзикла — как вы его оцениваете?
— Андрей Кончаловский, поработав у нас на постановке «Преступления и наказания», дал очень высокую оценку именно молодым артистам. Он сказал, что такого качества синтетических артистов не ожидал встретить в одном месте. Они действительно синтетические и умеют очень многое: быстро схватывают, очень хорошо думают и готовы замечательно развиваться. На наших глазах выросло несколько артистов, которые начинали студентами Щукинского училища, — Катя Новоселова, Денис Котельников, Ася Будрина, Митя Федоров, я могу называть и дальше. Я вижу, как они работают с Ефимом Шифриным, Алешей Колганом, Павлом Любимцевым: какими они стали замечательными партнерами для мастеров — это дорогого стоит. Конечно, мы ищем новые имена: Галина Безрук стала знаменитостью после партии Сонечки в «Преступлении и наказании» у нас, а потом уже стала звездой сериалов, кинематографа. Но вернулась к нам и сыграла в «Прайм-тайме». На днях в роли Мистера Х дебютировал прекрасный артист из Екатеринбурга Андрей Опольский.
— Ваш последний мюзикл «Прайм-тайм» взорвал Москву и задал высокую планку, в том числе и вам самим. Что у вас в планах?
— Это всегда очень серьезный вопрос. Когда мы поставили «Принцессу цирка» и «Преступление», я все время думал, что нам делать дальше, как развиваться? Понимал, что должно быть что-то перпендикулярное, и поэтому мы сделали социальный мюзикл «Прайм-тайм». И еще раз входить в эту же воду будет неправильно. Моя мечта (не знаю, осуществится она или нет) — сделать мюзикл о художнике и войне в XX веке. Это будет мюзикл об Имре Кальмане, который начнется в 1942 году, и вся европейская, американская и, конечно же, русская культура должны быть в этой работе. Спектакль о том, как трагедия человека претворяется в красоту искусства. Сейчас мы размышляем в этом направлении. И еще хотим сделать детский спектакль — Любаша, автор самых известных песен Пугачевой, Киркорова и многих других эстрадных звезд, принесла нам детский мюзикл «Зебра в клеточку». Вот его мы постараемся сделать к Новому году.
И еще я одну вещь хочу сказать — я не стану называть фамилии людей, но они знают, что помогают нашему театру, и без них мы никогда не стали бы тем, кто мы есть. Наш театр — не бизнес, мы больше вкладываем, чем зарабатываем. Это попытка доказать, что мюзикл — это художественная история, которая может быть рождена на русской почве.
