Сын кинорежиссера Андрея Кончаловского и актрисы Натальи Аринбасаровой, первый внук писателя Сергея Михалкова окончил Кембриджский университет, получил степень магистра искусств, стал специалистом по Дюреру и Рембрандту. В 1990-е вернулся в Москву, стал работать в рекламном бизнесе, который только нарождался, снимал рекламу шоколада, шампуня от перхоти и прочих хорошо нам известных товаров. Некоторый киноопыт к тому времени имелся.
На картинах своего отца Егор работал ассистентом режиссера. Съемочная площадка стала для него единственной школой кино.
Свой первый фильм «Затворник» он снял в 1998 году. Потом был «Антикиллер» 1 и 2, «Консервы», «Побег», альманах «Москва, я люблю тебя», состоящий из новелл, снятых режиссерами разных поколений, которыми Егор Кончаловский руководил. В декабре его последняя по времени картина «На Луне» отмечена в Санкт-Петербурге наградой кинофестиваля «Виват кино России!». Егор Кончаловский - не только сын взрослой дочери Марии, но и маленького сына Тимура. О секретах его воспитания пользователи соцсетей могут узнать из блога молодого отца, который ведет Кончаловский.
Договориться об интервью оказалось не так просто. Егор Кончаловский неуловим, постоянно занят, непредсказуемо перемещается во времени и пространстве. Накануне юбилея он отправился в путешествие по стране на автомобиле, и пока не добрался до Сочи, поговорить нам не удавалось.
- Что у вас за роуд-муви?
- Мы с моей подругой решили поехать в путешествие, чтобы отпраздновать наши дни рождения. У нее - 14 января, у меня – 15-го.
- Две пятерки производят на вас впечатление или это всего лишь формальность?
- На меня цифры давно уже не производят впечатления, потому что раньше производили. 33, 2020-й год… Сколько мне будет лет в таком-то году… Это было в то время, когда я снял первый фильм. А сейчас я спокойно отношусь к возрасту и цифрам.
- Вы сняли 15 или 16 фильмов. Есть у вас список достижений и потерь? Может быть, вы не склонны заниматься самоанализом?
- Не помню точно, сколько фильмов снял. Что значит, склонен или нет? Ты понимаешь один раз и навсегда, какие были достижения и потери, а потом перестаешь об этом думать. Чего сидеть и переживать по поводу утрат, радоваться достижениям - настоящим, прошлым и будущим? Мне кажется, надо просто жить спокойно и счастливо, не надо никогда мучиться.
- У вас намечался масштабный исторический кинопроект в Казахстане. Он осуществим или все осталось на уровне мечты?
- Все осуществимо, но я утратил к этому интерес. Были идеи, я хотел его снимать, но все темы кроме одной, из тех, что меня занимали, оказались сняты. Сложность заключается в том, что у казахстанской большой исторической картины, если она чисто казахстанская, будущего нет.
- Вы имеете в виду мировой прокат?
- И прокат, и фестивали. Перспектив нет, особенно, если это историческая большая картина. Она делается мимо рынка. А делать дорогую картину, не учитывая его запросы, наверное, не очень правильно. Поэтому я пока отложил эту идею, но продолжаю работать с казахами. Только что написал письмо казахстанскому продюсеру, с которым мы сейчас обсуждаем новый проект.
- Он будет камерным?
- Не обязательно камерным, но может быть основан на современном материале. Возможно, будет экшен.
- У вас есть возможность сравнивать российское и казахстанское кинопроизводство. Какие преимущества у того и другого?
- Преимущество казахов в том, что у них осталась неплохая кинематографическая школа, которая традиционно существует со времен Великой Отечественной войны. В Алма-Ату тогда переехал «Мосфильм», там снимали Эйзенштейн и другие великие режиссеры, там была отличная школа.
Второе их преимущество в том, что они вкладывают деньги в кино и снимают неплохие фильмы, если сравнить с картинами, которые производятся на постсоветском пространстве. У казахов самое сильное и профессионально сделанное кино, к чему, кстати, я в свое время приложил руку. Все начальники цехов и фирм, предоставляющих киноуслуги, работали у меня на картине «Возвращение в А», которая, кстати, была исторической.
Что касается России, да и мира в целом, то тут есть некоторая растерянность, неуверенность в будущем кинотеатрального проката. Не до конца еще отработана взаимосвязь со стриминговыми платформами. В ближайшее время кино в основном будет делаться не для большого экрана. Это тоже накладывает свой отпечаток, поскольку для большого телевизора кино снимается иначе. Тут есть свои особенности – другая крупность и прочие вещи, которые присутствуют, особенно у не очень хорошего телевизора, пока имеющегося у основной части наших сограждан.
Поэтому есть определенная неуверенность в том, как вообще будет развиваться этот рынок. Как и во всех других областях наступило не то, что затишье, но такое состояние, когда все ждут. Мы все находимся в ожидании чего-то: когда пройдет коронавирус, когда разберутся в своих проблемах американцы, и все, наконец, успокоится в мире. Неуверенность существует, но это не значит, что не надо работать. Я свое внимание переключил на другие вещи. Мне нравится находиться в Казахстане и снимать там кино. Я там сделал три проекта, один из них по заказу министерства иностранных дел.
- Не воспринимают ли в Казахстане дело так, что вы у кого-то кусок отобрали? Недавно была полемика такого рода, связанная с одним пришлым продюсером.
- Наверное, в этом есть определенная доля истины. Об этом «куске» было сказано несколько раз. Но столько молодых ребят с казахстанскими паспортами рванули в Москву! Они снимают здесь клипы, фильмы. Их много, десятки. Мой друг из Алматы Леша Голубев - прекрасный продюсер и сценограф - ставит в Кремле. И что теперь российские кинематографисты и клипмейкеры, представители других профессий должны сказать: «Эй! Вы отбираете наш кусок хлеба?» Это первое. А второе – у нас вообще-то Таможенный союз, и деньги свободно перемещаются между Казахстаном и Россией. То есть мы представляем собой один рынок.
- Чем вы занимаетесь в перерыве между съемками? У вас весьма большие перерывы в работе.
- А вы видели мою последнюю картину?
- «На Луне»? Конечно.
- Мы ее, слава богу, успели выпустить в прокат до пандемии. У меня был сложный период, когда развалилось несколько проектов, которыми я занимался. Все это сопровождалось судами и прочими не самыми приятными вещами. У меня была очень скандальная история с «Беларусьфильмом», продолжавшаяся три года. Но что поделаешь... Сейчас мы пишем сценарий с очень хорошим сценаристом Сандро Андроникашвили, собственно уже близимся к середине пути. Это как раз будет историческая картина, но снимем мы ее не в Казахстане, а в России, на Дальнем Востоке и Сибири. Кроме того, я хочу сделать еще один альманах, но пока не могу посвятить в детали.
- Опять городские истории, как в альманахе «Москва, я люблю тебя» и «Сердце мое – Астана»?
- Да, это путешествие по столицам мира с определенной тематикой. Но, честно говоря, это мало кому интересно из тех, кто дает деньги. Я буду искать финансирование по заграничным фондам. Казахстанский альманах получился забавным и милым, а хотелось, конечно, сделать более серьезное кино. Но это был заказной фильм для Назарбаева, который построил Астану за 10 лет, и это большое достижение. Нурсултан Абишевич был очень счастлив, когда посмотрел фильм.
- То, время, которое всем нам пришлось провести взаперти, стало для вас продуктивным? Ваш отец Андрей Кончаловский, которого наша газета назвала режиссером ушедшего года, моментально сориентировался в новой обстановке, инициировал несколько проектов, пока другие не понимали, что делать...
- Я очень хорошо провел это время. Мы писали сценарий, сидя на дачах в замкнутом пространстве, ни с кем не общаясь. Но теперь непонятно, кому предлагать такое большое кино.
- Хотите сами его снимать?
- Конечно. И снимать, и продюсировать. Это мой фильм.
- Можете себе представить, как бы вы теперь жили, если бы остались после окончания университета в Англии и не вернулись в Москву? Жили бы в туманном Альбионе, занимались чистым искусством...
- Я слишком поздно туда уехал и всегда оставался советским человеком. Родину люблю, а англичан терпеть не могу. Самая лживая и коррумпированная нация на свете. Именно англичане. Это потом они всех остальных англосаксов заразили своим лицемерием. Я этого не понимал, когда в Кембридже учился. Мне казалось, что вокруг просветленные ученые. Оказалось, что нет. Я находился в академической среде, пока получал образование, а потом в Россию приехал и насмотрелся экспатов. Так что в Англии я бы точно не остался. Мог бы жить во Франции или Италии. А вот в Америке тоже не хотел бы оставаться. Она мне не нравится. Я туда с удовольствием приезжал, когда была возможность. В общем, я был обречен вернуться на родину и никогда не менял паспорта. Более того, никогда не хотел другого паспорта. Другое дело, что я мог бы здесь заниматься совсем иными вещами.
- Разве искусствовед – не прекрасная профессия? Были бы куратором выставок.
- Что вы такое говорите? Кому нужны искусствоведы? Быть человеком в очках? Что в этом хорошего? Искусствоведы не нужны, честное слово. Это не профессия. Требуется 10-15 человек в год во всем мире, не более. А остальные что? Картины продают? Современное искусство? Маринованных акул? Кому это нужно?
Другой вопрос, что искусствоведческое образование, как отвлеченное, абстрактное, гуманитарное, дает широкий кругозор, позволяющий заниматься самыми разными вещами. Я стал снимать кино без кинообразования, начав с рекламы, клипов. С таким же успехом, наверное, мог бы стать депутатом или министром.
- Но вы пошли своим путем. Жаль, что изысканная профессия превращена у нас непонятно во что.
- Как-то вы грустно об этом говорите. Да она не превращена. Она везде в мире такая. У тебя нет вариантов. Или ты - академик, или… Но я – не академик, а абсолютно бездарный искусствовед и зубрила. Выучил все, что надо, и получил хорошие оценки. Мне по барабану было все это на самом деле. Я не горел этим.
Некуда особенно идти искусствоведам. Это люди, которые выходят на улицу и занимаются абсолютно другими вещами за исключением 15-20 человек. Лувр, Лондонская национальная галерея, Вашингтонская галерея искусств, еще 10-15 музеев наберут каких-нибудь стажеров. Все! А все остальные рассасываются. Я вот рассосался. Но я этого и хотел.
- Наверное, не профессией единой вы живете. Появление маленького сына сильно изменило вашу жизнь? Вы как-то говорили, что рождение детей в зрелом возрасте вызывает особые чувства.
- Это было и остается важным в любом возрасте. Жизнь моя особенно не изменилась. Мне очень приятно, что в доме, который я построил, есть парень, который может сказать: «Я здесь родился». Конечно, жизнь изменилась, но я не могу сказать, что сильно. Моя подруга и моя мама освобождают меня от лишнего, а с сыном мы очень дружим и проводим время вместе.
- Вас не бесит, когда бесконечно спрашивают про ваш род, клан, про отца?
- Нет, совершенно не бесит, потому что я знаю наш род изнутри со всеми его нюансами, понимаю, что мои близкие - чудесные люди, зачастую сложные и противоречивые. Мне приятно, что я наш клан пока не позорю. Мало того, если бы меня спросили, хотел ли бы я другой судьбы, другой фамилии, я бы ответил: «Нет, не хотел бы ни в коем случае какого-то другого имени».
Хотя есть один конфуз. Меня называют Михалковым-Кончаловским, но я в этом не виноват. Меня стали называть Кончаловским вслед за отцом люди из киносреды. Но это и естественно. Я же сын Кончаловского, а не Михалкова, хотя по паспорту я - Михалков.
- Складывается впечатление, что вы взяли на себя функции своей бабушки Натальи Петровны Кончаловской, став объединяющим началом в большой семье. Вы со всеми поддерживаете отношения?
- Вы ошибаетесь. Мы не очень тесно общаемся. Конечно, я поздравляю Никиту с днем рождения, Новым годом, но вижу его, наверное, раз в год. Отца в прошлом году видел только дважды, потому что он прятался от коронавируса даже на премьере своего фильма. Я поддерживаю отношения со своими родственниками, но у нас не принято, как в цыганской семье, что все собираются и поют. Такого нет. У нас все индивидуалы, эгоисты. Всем хорошо самим по себе. Тем не менее, у меня со всеми прекрасные отношения, и в первую очередь, с вдовой моего деда Юлией Субботиной. Она - замечательная женщина и мой близкий друг.
