Идея поставить «Дядю Ваню» возникла у Сергея Безрукова в разгар пандемии. Тогда театру пришлось срочно искать замену премьере «Маскарад» литовского режиссера Роландаса Аткочюнаса, который не смог активно репетировать из-за карантина. Но нет худа без добра. Именно загородная изоляция подтолкнула Безрукова перенести часть огородного антуража на сцену. «Как и многие, я провел самоизоляцию среди ящиков с рассадой, сажая в огороде помидоры и огурцы, немного пожил деревенской жизнью. И в моей постановке все это будет: много рассады (в буквальном смысле) и деревенской жизни», – рассказывает режиссер.
В пандемии непросто искать плюсы. Но если отсутствие под завязку набитого зала заменяется живыми растениями, которые в свою очередь переносят счастливые 25% зрителей в деревню, то почему бы и нет? Пока занавес закрыт, одни гадают – помидоры или огурцы соседствуют с ними в деревянных ящиках, а другие разглядывают сцену. Там можно найти немало предметов провинциальной жизни: уютное кресло-качалка, старинный деревянный буфет, в котором обычно хранится хрусталь для особых случаев, широкая лестница из книг – как символ учености одного из обитателей имения, одиноко брошенная гитара и неостывающий самовар.
Нарастающее ощущение реализма от огорода в театре поддерживается и тематикой известной пьесы. Пересказывать ее нет смысла, тем более, что Безруков по-своему расставляет акценты в богатой смыслами истории. У режиссера постановки и исполнителя роли Войницкого по совместительству на первый план выходит драма человеческой души, лишенная взаимной любви.
«Я сыграю Войницкого, своего ровесника – ему, как и мне, 47 лет, – говорит Безруков. – «Дядя Ваня» – это история о потере веры: в себя, в людей, в жизнь. Но есть и другой пласт, не менее важный для меня. Здесь, как везде у Чехова, – «пять пудов любви», но это пуды любви неразделенной, несчастной, запретной, которая не спасает, а губит».
Иван Войницкий управляет имением свой покойной сестры, в котором живет ее муж профессор Серебряков (Григорий Фирсов) с молодой супругой Еленой Андреевной (Карина Андоленко) и его дочерью от первого брака Соней (Диана Егорова). Войницкий переживает мировоззренческий кризис, разочаровывается в своей жизни и профессоре Серебрякове, которого он боготворил и всячески поддерживал деньгами во вред себе и имению.
Интересно, как дядя Ваня мечется между разномасштабными портретами профессора и своей покойной сестры. Слева – гигантское изображение седовласого Серебрякова – символ негласного авторитета, справа – крохотная овальная рамка с неразборчивой фотографией его жены. А между ними – пустой золотой оклад без иконы, за ответами к которому обращается не только Войницкий.
На фоне этого разворачивается и любовный треугольник между молодой женой профессора, доктором Астровым (Антон Хабаров), которого направили лечить ревматизм и подагру профессора, и Соней. А Войницкий тоже глаз не сводит с прекрасной Елены не первый год и кусает локти, что сам не сделал ей предложение семь лет назад.
Незаметно размеренный образ жизни имения раскачивается до лихих скоростей под грузом неразделенных чувств, гнева от впустую потраченной жизни и стыда от мимолетного наслаждения страстью. В сценографии Сергея Безрукова и Анны Матисон много символов. Но центром, без сомнения, остаются гигантские качели, расположенные в глубине сцены. Они, словно перевернутый метроном, управляют темпом жизни имения.
Сергей Безруков мог бы с легкостью замкнуть действие на себе, что наверняка бы понравилось его поклонникам. Но вместо этого отдает сцену молодым: Антону Хабарову, чей Астров очарует не одну зрительницу в зале, и Карине Андоленко с Дианой Егоровой, чей девичий дуэт открывает скрытые смыслы в семейной иерархии.
