О том, как усилиями режиссера Натальи Назаровой «Ювенильное море» превратилось в ювелирное чудо — корреспондент «МК».
Желтый песок, громоздкие шестерни и электрическое солнце на фоне обрамляющей сцену темноты. Так выглядят декорации к новому спектаклю в Художественном театре по литературному труду советского писателя Андрея Платонова. Если не знать сюжета, то можно подумать, что речь пойдет о космическом постапокалипсисе среди раскаленных песков Марса. Такой театральный вариант «Марсианина» Ридли Скотта с Мэттом Деймоном или «Пекла» Дэнни Бойла. Но стоит на сцене появиться людям в выцветших лохмотьях, как научно-фантастические иллюзии разбиваются об историческую действительность советских реалий. Хотя науке и фантастике в них все же место найдется.
Как известно, читать Платонова — удовольствие особого рода. Во-первых, язык его повествования осилит отнюдь не каждый. Он — гротескно социальный, с одной стороны, и искренне щемящий — с другой. Но как еще, если не нарочитым казенным языком, описывать тлеющую бытность горстки чахлых работников мясосовхоза «Доброе начало», которым только и остается что рефлексировать, жить и любить в замкнутом круге косноязычия.
Режиссер Наталья Назарова назвала спектакль комедией, чем озадачила не только артистов, но и зрителей. Потому что по факту смеяться здесь не над чем. Кругом — выжженные солнцем степи, голод, жажда, смерть и жестокое начальство, нависшее со своими установками над несчастными работниками словно дамоклов меч. Людей держит одна лишь надежда. Но и с ней вечные перебои. Так, невероятной красоты электрическое солнце, которое кузнец Кемаль (Павел Ващилин) создал для реанимирования хозяйства, глохнет в первые минуты работы. А денег совхоз на него потратил ух как много. Поверили в чудо научное. И опять зря…
Но, как известно, мир преображают мечтатели. Случай или бог (Алексей Краснёнков) с огненным солнечным диском за спиной, по счастливой случайности проходивший неподалеку, направил в «Доброе начало» чудака по имени Николай Вермо (Евгений Перевалов). Неказистый и отстраненный инженер преображается, только когда начинает говорить о техническом вопросе. В нем появляется стать, голос крепнет от важности мысли, и уверенный взгляд готов рассеять туман в сознании заблудших душ.
В первом же монологе он обращается к Архимеду: «Сильнейшая сила, лучший рычаг, точнейшая точка — во мне, человеке. Если бы ты и повернул землю, Архимед, то сделал бы это не рычаг, а ты. Я обопрусь собою сам на себя и пересилю, перевешу все — не одну эту вселенную».
С этого манифеста у членов совхоза появляется еще одна надежда — прожечь почву вольтовой дугой, чтобы оросили высохшую землю живительные ювенильные воды. Вот только Вермо обреченный мечтатель, а ход делу дают вещи осязаемые: доски, гвозди или динамо-машина, например. И добыть их одной идеей не получится. Нужна пробивная Надежда. Такая, как красавица товарищ Босталоева (Вероника Тимофеева). Ей под силу и совхоз организовать, и бюрократию советских кабинетов обойти, и честь сохранить.
Благодаря мастерству режиссера, который выступил еще и ретранслятором с платоновского новояза, зритель легко считывает все богатство материала — метафоры, философию, юмор, даже мистику. За 4 часа театральная сцена превращается в маленькую модель государства. Тут и абсурдные указания руководства, острое непонимание насущных потребностей, нелепые, ненужные и абсолютно невыполнимые задачи, тесное соседство живых и мертвых.
Но главное — люди. Царственная и несгибаемая партийная старушка Федератовна (Юлия Чебакова), упрямый председатель совхоза с говорящей фамилией Умрищев (Николай Сальников), жестокий и обезображенный властью секретарь райкома Упоев (Артем Волобуев), колоритные супруги Высоковский (Артем Соколов) и его жена (Мария Сокова), а также несчастные гуртоправ Божев (Валерий Трошин) и доярка Айна (Алена Хованская).
«Это спектакль о том, как люди впадают в великие коллективные иллюзии и как эти иллюзии приводят к катастрофам», — говорит Наталья Назарова. Совхоз «Доброе начало» разобран на доски горсткой жителей, которых еще не скосила голодная смерть. Но ювенильное море так и остается погребенным под 2 километрами почвы. А надежда… Она умирает последней вместе со своим создателем, и зал погружается в блаженный шум песка, который уже никогда не станет морем.
