— Как только карантин закончился, ты ринулась вместе со своей командой на московские крыши снимать клип на новую песню «Мне легко». Расскажи, как это было?
— Безопасно и осознанно. Я окружена ответственными людьми и сама такая же, поэтому мы тщательно подготовились, дезинфицировали себя и пространство. Конечно, мы все очень соскучились. Мне хотелось успеть выпустить эту песню и клип в лето, потому что она очень летняя, и мы сделали это. Съемки проходили всего один день: клип же очень простой, понятный, без наворотов — просто для того, чтобы передать настроение. Потом у меня состоялся долгожданный концерт. Тоже на крыше — одной из моих любимых московских площадок.
— История с пандемией показала, как все быстро может измениться. Наверное, один из способов проживать это все с меньшими потерями для себя — игровой подход к жизни. Если представить, что жизнь — это игра, какой бы была твоя?
— Вся моя музыкальная карьера напоминает мне настольную игру, придуманную каким-то талантливым сумасшедшим. Помню, сто лет назад Бачинский и Стиллавин в своем радиошоу развивали тему, что планета Земля — чья-то не самая удачная курсовая. Я бы не удивилась. И отношение жизни как к игре мне очень близко.
— А кто ты в ней? Участник, который не знает, что за поворотом, или все-таки ее создатель, который пытается простроить все так, как ему больше нравится?
— Я участник, который точно знает, что есть кто-то, кто знает все. И считается с ним.
— У любой игры есть некий свод правил. Если переносить их на реальную жизнь, это человеческие принципы. Есть ли они у тебя? Есть ли правила, от которых ты никогда не отступишь?
— Знаешь, я считаю себя уже взрослым человеком, у которого полжизни за спиной. Большая или меньшая — не мне решать, но достаточно увесистая, чтобы понять: чем крепче я держусь за какой-то принцип, особенно тот, который создала, чтобы показать себя в наилучшем свете, тем скорее он рушится, рассыпается. Мой единственный принцип — жить по сердцу, по совести, стараться быть хорошим человеком. Не напоказ, а для себя самой.
— Принято считать, что шоу-бизнес — пространство с довольно жесткими рамками, законами. Форматом, например. Тяжело ли в нем оставаться собой?
— Я поняла, что действительно хочу блистать, — признать это мне было сложнее всего. Мне очень нравится быть услышанной, делать песни, которые могут понять очень разные люди. Простая и понятная песня — не обязательно примитивная. Это осознание пришло ко мне не сразу, но сильно упростило мне жизнь, потому что раньше я была упертым, очень принципиальным подростком. Мне казалось, что чем меньше людей меня понимают, тем круче я в своих глазах. То есть я была в таком революционном андеграунде, протестовала против всего, а против чего конкретно — непонятно. Сегодня я несу стопроцентную ответственность за то, что делаю, но мне нравится, что моя музыка привлекает большое количество слушателей. Поэтому к формату у меня нет никаких претензий.
— Мне кажется, сейчас андеграунд в принципе нивелировался. Все открыто — и Интернет, и масса возможностей…
— Я, например, оправдывала словом «андеграунд» то, что меня вообще никто не слушает. Но знаю, что есть лишь единицы творцов, которые делают действительно талантливую музыку только для себя. Им правда неважно, кто ее услышит, но чаще всего это не так. Я по себе знаю: лукавила, когда говорила, что мне все равно, сколько людей приходят на мои концерты. Потому что очень сложно признаваться себе в первую очередь, что это просто никому не надо. И, конечно, когда тебя слышат и понимают многие, происходит более мощный энергетический обмен.
— Возвращаясь к теме игры: в юности ты играла в КВН. Что этот опыт дал тебе для жизни, для сцены?
— Всё. Хотя сейчас уже не очень модно признаваться, что КВН много значил для меня, здесь мне действительно все равно, кто что думает. Этот опыт дал мне все навыки эстрадного исполнителя. Потому что даже слабый КВНщик все равно владеет всеми эстрадными жанрами. У него неплохая дикция, он умеет красиво говорить — то есть он оратор. Он — мим, должен хотя бы мало-мальски попадать в ритм, у него есть базовые навыки хореографии; он должен хотя бы сносно петь, потому что номера с песнями — неотъемлемая часть игры. Импровизация — это разминка с вопросами и оригинальными ответами.
Ну и, конечно же, идет постоянное взаимодействие с залом, который не всегда настроен дружелюбно. Помню, когда мы халтурили, зарабатывали деньги, выступая на курортах, раздавали флаеры, клеили афиши на столбах и в итоге выступали ночью для очень пьяненьких людей в клубах, это была серьезная школа. Когда ты удерживаешь внимание такой аудитории своей харизмой, силой, потому что аппаратура отвратительная, тогда ты и получаешь свои главные навыки работы на сцене. И это то, что ведет меня до сих пор.
Начиналось все в маленьком городке Ужгороде. Это и все мое прекрасное детство, чуднáя юность — очень любопытная, пестрая, опасная, но от этого очень поучительная и яркая.
— Каждый человек всю жизнь собирает себя по кусочкам, как мозаику. Какие главные события сформировали тебя такой, какая ты есть?
— Мне кажется, это сотни тысяч мелочей. Понятное дело, что на какой-то процент мы состоим из того, что в нас вкладывают родители. Есть люди, которые настолько не согласны с тем, что с ними делали, кого из них делали в детстве, что потом всю жизнь заново укладывают фундамент. И им, кстати, удается при желании. Это такие бойцы, которые живут вопреки тому, в чем они росли и сформировались. Многие очень интересные, удивительные люди, которые в итоге по-настоящему сделали себя сами, выросли из неблагополучных семей или вообще без родителей. А есть и такие, которые на протяжении жизни умножают то, что в них вкладывала семья. Я скорее из второй категории, потому что росла в абсолютном счастье. У меня была очень бедная семья, но сложно представить, чтобы кого-нибудь любили так, как меня любили родители. Они были очень молодыми, очень открытыми, наивными, искренне верили в счастье, любовь, дружбу.
— Были ли моменты, когда тебе приходилось совершать глобальный выбор в жизни?
— Их было несколько, но самый главный — конечно, переезд в Москву. Это тот выбор, который абсолютно изменил все сферы моей жизни до единой. Ничего не осталось прежним, никого не осталось прежнего. Единицы людей остались в моей жизни из прошлого, самые важные. Еще было несколько достаточно серьезных и непростых для меня решений, которые тоже давались мне непросто, но все-таки ключевым стал переезд.
— Если бы тебе пришлось выбирать из двух сказочных героинь — Алиса в Стране чудес или Пеппи Длинныйчулок, кто из них тебе ближе?
— Обе. В последнее время я стала Алисой на двести процентов. Она уверенная и действует так, как ей нужно, даже попадая к своенравным королю и королеве. Я так много лет подстраивалась, угождала, старалась нравиться… Сейчас мне тоже приятно нравиться, но я спокойно живу с той мыслью, что любят меня не все, и это нормально. Мне дороже мое внутреннее состояние. Я выбираю не подстраиваться под всех. Есть очень ограниченное количество людей, которым я могу даже не говорить о том, что намереваюсь сделать: мы на одной волне. И я могу абсолютно не вмешиваться в их деятельность, стопроцентно делегировать полномочия, но это те люди, в которых я абсолютно уверена, и они меня очень любят.
— Ты даже в соцсетях пишешь о том, что Ёлка — это не просто певица, а команда…
— Конечно. Если бы я сидела на Арбате одна, с гитарой, играла и собирала копеечку в шляпу, то тогда могла бы говорить, что результат, который я в этой шляпе имею, полностью достигнут мной. И то если бы я пела только свои песни. Мы живем в мире, где для того, чтобы звучать, надо делать очень-очень много действий. Далеко не все из них я умею. Почти ничего, кроме того, чтобы петь, выступать на сцене. Поэтому успех маленького, начинающего, но громкого артиста; среднего, но крепкого; яркого гремящего или ровно идущего артиста — это всегда успех огромной команды. Когда я несусь по волнам, у меня далеко не всегда хватает времени осознать, какое количество людей трудится для того, чтобы все складывалось, чтобы у меня не было проблем. Даже в карантин никто в нашем продюсерской компании не переставал работать. За моей спиной стоит огромная сила, и я благодарна всем этим людям.
— Один артист как-то сказал мне в интервью, что музыка — одна из самых сильных по воздействию форм искусства, потому что она воздействует и аудиально, и образно, и психологически. Веришь ли ты в то, что она реально может лечить, спасать, поддерживать?
— Я видела это, я знаю это. Есть вещи, которые существуют вне зависимости от того, веришь ты в них или нет. Меня неоднократно исцеляла сцена, слушатели. Бывали случаи, когда я практически не могла выйти на площадку — не было сил, но в итоге собиралась и к концу выступления забывала о том, что почти умирала в начале.
— И все-таки ты когда-нибудь устаешь от сцены?
— Я могу устать от сопутствующих моментов, не всегда приятных, а от сцены — никогда. Если когда-то это вдруг случится, я просто уйду. Это я говорила еще 17 лет назад и продолжаю повторять сейчас. Я не люблю перелеты, джет-лаги, просыпаться в 4 утра, не всегда люблю пресс-конференции… Мне сложно даются сборные концерты, потому что если на сольных присутствуют только те люди, которые меня любят, то на сборных могут находиться и те, которые плевать на меня хотели. И по этому поводу я расстраиваюсь, как ребенок, которому просто хочется, чтобы его похвалили. Но все это мелочи по сравнению с тем, что на сцене я чувствую себя абсолютно на своем месте.
Мне немного жаль, что твердое понимание этого пришло ко мне не так давно, но оно очень глубокое, и в те моменты, когда я выступаю, я самый счастливый и сильный человек на свете. При этом я очень сомневающийся человек и могу сомневаться во многом, даже за минуты до выхода на площадку: по поводу прически, макияжа, того, что я сказала в интервью… Но, стоя на сцене, я богиня, не меньше. Потом спускаюсь за кулисы, пересматриваю запись, иногда думаю «боже, что я несла!», но в моменте нет никаких сомнений.
— Мы уже не раз говорили о твоем сайд-проекте ЯAVЬ с точки зрения музыки. Интересно обсудить сам образ. Как он рождался, формировался? Или он уже был внутри тебя, и его просто нужно было достать наружу?
— Он был со мной с 14 лет, и я никогда не делала из этого тайны. Я вдохновляюсь своей любимой певицей Бьорк, но не копирую ее. Были такие комментарии, вроде «кто-то переслушал Бьорк». Да, я в первом же интервью, которое у меня взяли по поводу ЯAVИ, сказала, что она меня воодушевляет, как и Sevdaliza, музыкально. Я ничего не хочу у них красть и забирать, но снимаю шляпу перед тем, как они смело выражают себя в музыке и визуальных проявлениях. А так Явушка у меня вообще без тормозов. Она что хочет, то и творит. Я за нее не отвечаю (смеется). Это она мне продиктовала, что будет не стоять, а сидеть на сцене в уголке, на кубе, со странной штукой на лице, что обувь — не для нее… Мне не хотелось, чтобы люди откликались на имя, чтобы музыка «спотыкалась» о Ёлку, поэтому придумала псевдоним.
— Что творит ЯAVЬ сейчас?
— Она никогда никуда не спешила — в этом ее большое преимущество. Она не поп-артист, и ей не надо гнаться за индустрией, выпускать сингл в определенный промежуток времени. Она ищет музыку, новых музыкантов и делает что хочет. Мы сейчас работаем над парой интересных песен. Альбом уже случился, и мне сейчас интересно выпускать отдельные композиции. После пластинки вышло еще две: «Не спеши» и «Крылья». Они очень разные, но одновременно все об одном и том же.
Так круто разговаривать о себе как о человеке, у которого легкое раздвоение личности, но именно появление ЯAVИ дало мне очень много сил, потому что в какой-то момент, как бы я ни отрицала, все равно чуть-чуть расслабилась. Ну, уже, мол, все получилось… А тут еще сверху приперли дощечкой «Артист десятилетия». Это дико приятно, но совершенно ничего не значит, потому что каждой песней приходится доказывать — в первую очередь себе, — что порох в пороховницах еще есть. Мне очень не хочется почивать на лаврах. Мне дико нравится экспериментировать. Удивительно, что у меня для экспериментов есть ЯAVЬ, но в Ёлке я тоже их не бросаю.
— Первая официальная презентация этой истории проходила в зале с видеоинсталляцией на 360 градусов. Насколько для тебя важна визуальная составляющая?
— Дело в том, что это программа — без ярких ритмических всплесков. Она вся приблизительно в одном настроении, которая погружает каждого, кто готов открыться, в некое медитативное состояние. И для этого визуальный ряд очень важен. Не насыщенный, не сюжетный, а именно образный. А еще здесь можно баловаться с высокотехнологичными экспериментами. И это то, чего можно испугаться, если ты популярный артист, так что их я оставляю специально для ЯAVИ. Будучи Елкой, я могу делать родные для себя, понятные для себя вещи, а для Явушки откладываю то, что порой изначально непонятно для меня самой. Но интересно. Значит, надо пробовать.
Очень часто я слышу такое: «Вот ЯAVЬ — настоящая ты, а Ёлка — для телевизора». Ну нет. Я попсарь до мозга костей, я очень люблю быть любимой, понятной, народной, но тем не менее у меня есть потайная каморка с привидениями.
— Возвращаясь к сказочным героиням: с Пеппи у тебя тоже много общего. Когда я впервые встретилась с тобой для интервью, ты мне очень ее напомнила…
— Хулиганьем? Конечно. Мы с ней всегда идем рука об руку. Я леди на кортах. Это то, во что я повзрослела. Раньше я просто была проблемным подростком, но сейчас, конечно, веду себя по-другому. Причем делаю я это по собственному желанию, но все равно остаюсь леди-гопотой (смеется). Я умею быть чинной дамой, владеть манерами, обвораживать, держать спинку, но нет-нет и проскользнет вот эта натура Пеппи, когда я забываю, что я леди, и мне становится очень смешно.
— Пеппи была не только хулиганистой, но и всегда бросалась всем на помощь. Это про тебя?
— Да, я в целом очень эмпатичный человек. Но, обладая этим качеством, всегда важно учитывать один момент: спасать надо тех, кто об этой помощи просит, кто готов к спасению и призывает к нему. Я очень много лет потратила на спасение людей, которым это было не нужно. И это моя ошибка, а не их. Я всегда раньше ринусь, расправив крылья, побегу, все брошу, кусок из горла достану… Но это очень близко к жертвенности, причем показательной: видите, на что я способна! Это нездоровые истории. Я очень люблю спасать, но сейчас стараюсь приходить на помощь только к тем людям, которые действительно об этом просят.
— Ты фантазер или реалист?
— 50 на 50. Я всегда мечтаю. Я оставляю за собой право мечтать всю жизнь, но предпочитаю, чтобы все в моей жизни было в балансе. Я очень люблю крепко стоять на ногах, мне нравится трезво оценивать ситуацию — это называется здравомыслие. Люблю, когда я в своих границах, когда способна анализировать. Но при этом голова моя находится в облаках. Мне очень нравится такое сочетание: твердо стоять на ногах и головой упираться в космос. Вот это для меня идеально.
— В последние годы многие все чаще говорят о том, что время ускоряется. Возвращаясь к «Алисе в Стране чудес», там была фраза: «Чтобы стоять на месте, нужно бежать, чтобы куда-то успеть, надо бежать вдвое быстрее». Ты согласна с этим?
— Нет, мне это не близко. Я знаю людей, которые постоянно куда-то опаздывают и у которых жизнь в итоге проходит мимо. В какой-то момент на карантине жизнь превратилась в День сурка. От того, что ничего не происходит нового, и складывается иногда впечатление, что жизнь ускоряется. Очень важно наполнять ее событиями и каждое из них отмечать.
Еще есть теория о том, что жизнь ускоряется, когда мы живем от одного большого события к другому. Это обратная сторона целеполагания. В моем случае это, например, большой концерт, который планируется за полгода. И мы всей командой все эти полгода движемся к этой цели. И все наши действия мной, например, порой обесцениваются, потому что впереди сияет огромный фонарь цели. Для того чтобы этого не происходило, надо уметь ценить чудо каждого дня, маленькие удивительные события, происходящие каждый день.
