В последние свои годы он жил тихо-тихо, как ни позвонишь ему, он всегда дома, берет трубку, и голос такой хрипато-доброжелательный… Но о себе — никогда. Вот о Куравлеве, о Крамарове, о ком угодно, кого помнил и знал, снимал, — пожалуйста, а о себе — ни гу-гу. Действительно, зачем: о себе он уже всё сказал. Смотрите кино.
Мой Данелия — это прежде всего «Мимино». Это лучший фильм о Советском Союзе. Нет, не так: это фильм об идеальном Советском Союзе. Такая страна распасться не может.
Там грузин и армянин случайно знакомятся в Москве, в гостинице «Россия», ныне разрушенной, становятся закадычными друзьями: «Друг, это какой город — Телави?» Я ему скажу: «Здравствуй, Валико!» А он скажет: «Вах!» И ему будет приятно!
Там грузин Кикабидзе влюбляется в Ларису Ивановну Проклову, и не просто влюбляется, а «Ларису Ивановну хочу!» — и вся страна понимает, и по-доброму смеется, потому что хотеть не вредно.
И суд в этой стране действительно самый гуманный суд в мире, потому что «в этой гостинице я директор». И судит он Мизандари по справедливости, потому что даже адвокат, «совсем маленький девушка», в отличие от всякого Пашаева, реально добивается правды и «штраф в 50 рублей с выплатой ущерба».
Каждый из нас хотел бы иметь такого друга, как Фрунзик Мкртчян, Рубик-джан, великий армянский Чарли Чаплин.
В этой стране работает вертикальный взлет, и летчик-кукурузник, который «кур грузил», может в одночасье стать пилотом международного класса только потому, что его дед «в пехоте был», когда шла Великая Отечественная война, сражался за Родину.
В этой стране Телави легко превращается в Тель-Авив, и неведомый Исаак плачет на том конце провода, когда вместе с Кикабидзе поет грузинскую песню, потому что он хоть и еврей, но все равно грузин, а значит, советский человек.
Эта страна нашей мечты, которую создал, снял Данелия. Ты ее любишь, но без всякого пафоса. Ты ее знаешь, потому что она твоя. Ты смотришь на нее с неким прищуром, хоть и с широко открытыми глазами, с иронией, но не злой, данелиевской.
Мой Данелия — это «Осенний марафон» (вообще, вторая половина 70-х стала для него какой-то Болдинской осенью). Басилашвили там сыграл не только образ мятущейся, наивной, чуть лживой, неуверенной в себе, но доброй и прекрасной советской интеллигенции, но и судьбу великого драматурга Александра Володина, написавшего все это «безобразие», любившего другую женщину, но по чести не могущего бросить больную жену… Данелия рассказал в этом фильме и о себе, о своем ярчайшем романе с Викторией Токаревой, о своей прекрасной жене Любови Соколовой, замечательной русской актрисе, которую он оставил и которую так жалко. Но это очень личное, не будем дальше…
Мой Данелия — это «Джентльмены удачи», где он вместе с Токаревой написал чудесный сценарий, который и спустя сорок лет необычайно жив и актуален. Данелия во многом и снял этот фильм за режиссера Александра Серого, помог другу. Вот вдумайтесь: как такой шедевр мог появиться в самый разгар брежневского застоя, что это тогда был за застой?!
Мой Данелия — это «Сережа», где самый маленький актер Боря Бархатов — лучше всех, лучше даже Бондарчука со Скобцевой, потому что детей и животных переиграть невозможно. Это фильм, который он снял с Игорем Таланкиным, где вся жизнь показана глазами пятилетнего человека, удивительно пронзительно, не по-детски. И «дядя Петя, ты дурак?» — лучшая фраза того времени.
Мой Данелия — это, конечно, «Я шагаю по Москве». Ох, и досталось Георгию Николаевичу от коллег-режиссеров! За эту влюбленность в страну, в Москву и — во время еще хрущевской «оттепели» — за романтизм, некритичность, оправдательность даже. Легкий, городской, гениальный фильм с юным тогда Никитой Михалковым, Геннадием Шпаликовым («А я иду, шагаю по Москве»), со всей этой агитацией за советскую власть, лиричной, тончайшей. Но то был последний такой радужный данелиевский «ребенок» — потом его взгляд изменился.
…И был еще «Кин-дза-дза». Тогда непонятый — в самом начале перестройки. Где нет уже той лиричности и той иронии, а есть страшная констатация факта: только «ку!», малиновые штаны, желтые штаны, а когда проедет кортеж с начальством, нужно присесть и два раза хлопнуть себя по щекам.
Он это сказал, выдохнув все из себя, и потом вновь стал добрейшим, душевнейшим человеком. Действительно, зачем по многу раз повторять одно и то же.
У него был свой символ — Евгений Павлович Леонов, которого он снимал всюду и всегда когда только мог. И всегда, в любой ситуации, во всех своих ролях от Данелии Леонов пел «Мыла Марусенька белые ноги». Такой вот киноритуал.
И вот еще «Не горюй!», где Данелия — истинный, не разлей вода, настоящий грузин, стильный, классный, исторический. Здесь его корни. Это потом уже получился грузин московского разлива, и отсюда такой, чуть отстраненный и глубокий, объемный взгляд на Россию, как и у его замечательных друзей-сородичей Марлена Хуциева и Булата Окуджавы.
Конечно, Данелия не мог и не должен был держаться за ту высоту «Мимино» и «Осеннего марафона». Он снимал и после распада СССР, но это уже было не то кино.
Он все сказал, что хотел, гораздо раньше.
Сегодня Георгию Николаевичу Данелии исполнилось бы 90 лет.
