Мы поговорили с Марией Ивановой в перерыве между съемками фильма «У нее в голове».
- Где вы сейчас? Есть ли возможность снимать?
- Мы только что вернулись в Бейрут из деревни, где проходили съемки. Тут идут народные волнения, премьер-министр и правительство ушли в отставку. Но это не новость для Ливана. Страна два года жили без правительства и четыре года без президента. Для тех, кто впервые в Ливане, это удивительно. За шесть лет, что я здесь бываю, подобное происходит в третий раз. Но взрыв в Бейруте 4 августа стал для всех шоком. Из-за коронавируса мы долго не могли вылететь из Москвы в Бейрут, пришлось добираться через три страны. Мы снимаем кино в очень нестабильной обстановке. В тот момент, когда раздался взрыв, мы находились в 40 км от Бейрута. Наши ливанские коллеги решили, что началась война. Я сразу же позвонила в консульство, попросила о нас не забывать, если начнется эвакуация, предупредила, что с нами еще французы, которых мы не бросим. Сразу сработал инстинкт самосохранения. В момент взрыва я думала не о кино, а о том, как спасти группу и себя. Произошло все в шесть вечера, а утром стало понятно, что это не атака, скорее - халатность. Я увидела полуразрушенный город, когда поехала в Бейрут 6 августа снимать документальный фильм и дать интервью с места событий. Полгорода нет. Весь Ливан приехал восстанавливать Бейрут. Когда я училась на журфаке, нам говорили: происходит событие – ты должен быть там. У меня в голове это сидело, поэтому закончив смену, поехала в Бейрут снимать последствия взрыва. Мы сделали выходной для ливанцев, которым хотелось побыть со своими семьями. В Бейрут больше трех часов я не могла снимать - было очень тяжело.
- «Русский след» этой истории не повлиял на отношение к вам?
- Совсем нет. У человека, по вине которого все произошло, есть российское гражданство, но причем тут русские. Люди это прекрасно понимают. Здесь ездят в машинах с российскими флагами, с удовольствием носят значки, которые мы им подарили. Но есть и те, которые молчат.
- У вас интернациональная команда?
- Да, в ней 65 человек: 57 ливанцев, 2 француза, 4 русских.
- Почему вы, сделав документальные фильмы, вообразили себе, что можете снимать игровое кино, как режиссер?
- Ничего я не вообразила. Шла к этому семь лет. Один иностранный продюсер как-то меня спросил: «А где ваш короткий метр, который вы сняли в качестве режиссера?» Узнав, что его нет, очень удивился: «Как? Вы должны сначала снять короткометражный фильм, а потом уже полнометражный». Он даже перестал со мной общаться. Но это же очень индивидуально и зависит от твоей внутренней готовности. Мне попался сценарий, который должен был снимать Вадим Перельман. Но позднее проект пришлось заморозить, когда мой партнер переехал в Лондон. Прошло несколько лет, я побывала в Ливане, провела здесь фестиваль российского кино. Все это время тема сценария не выходила из головы, даже когда снимала документальный фильм про сирийских беженцев. Я пригласила режиссера на этот проект, мы поехали на Берлинский кинорынок искать партнеров. По дороге я подумала: это же женская история, почему ее должен снимать мужчина, и решила, что сделаю это сама. Полностью переписала сценарий, и в Германии уже представляла совсем другой проект. Начала искать актрису с ливанскими корнями. Увидела фотографию молодой французской звезды Манал Исса, посмотрела фильмы с ее участием. Прочитав сценарий, она согласилась сниматься. Все происходило стремительно в течение двух месяцев. Я очень довольна Манал. Она - большая актриса, несмотря на молодость. Оператор Томмазо Фиорилли тоже из Франции. У него итальянские корни. Он снимал в Ливане картину «Оскорбление», отмеченную на Венецианском кинофестивале и номинированную на премию «Оскар». Я понимала, что для дебюта нужен очень опытный оператор, который мне поможет. Сейчас, когда снята треть фильма, ясно, что я не ошиблась. Наш композитор Эрик Невё написал музыку для «Оскорбления». Художник-постановщик Хуссейн Байдун работал на картине «Капернаум» Надин Лабаки. Я пригласила местных ливанских актеров, которые здесь звезды. Если сравнивать их школу с актерскими школами других восточных стран, то станет очевидна большая разница и европейский уровень. Ливан - в большей степени европейская страна.
- На каком языке снимаете?
- На французском и арабском, которых я не знаю. У меня есть переводчик со знанием четырех языков, и она всегда рядом. Сама я говорю с актерами на английском.
- У французской части группы, весьма опытной, не было сомнений по поводу работы с дебютанткой?
- Я не чувствую недоверия. 15-летний опыт в документальном кино очень помогает. Знаю, что такое работа с командой. В деревне, где мы снимали дом главной героини, я еще подсняла жизнь деревни, ее реальных жителей. С ними было просто, поскольку я знаю, как работать в документальном кино. Конечно, камера другая, ее надо выставлять, и все гораздо дольше происходит. Некоторые документальные фрагменты использую в нашей игровой картине.
- Что это за история?
- Она универсальная. Вместо ливанской девушки может быть русская и француженка, которая из маленькой деревни переезжает в большой город. Невыносимо жить с пьющей матерью, пристрастившейся к алкоголю после гибели сына, обвиняющей во всем дочь. Я советовалась с друзьями-мусульманами по поводу того, может ли мусульманская женщина пить. Они сказали, что это возможно, но об этом никто не должен знать. Переехав, наша молодая героиня встречает мужчину, завязываются романтические отношения, но все окажется не так просто.
- Как вы жили в ливанской деревне?
- Мы расположились в маленьких домиках лесного отеля в 20 минутах от деревни. Расписание было составлено таким образом, что мы начинаем снимать там, а потом уже переезжаем в город. Деревня нас спасла. Если бы было наоборот, не знаю, разговаривали бы мы сейчас или нет. У нас все локации рядом с портом, где прогремел взрыв. Наш французский актер оставался в Бейруте, когда все произошло. Его спасло то, что он упал на пол и закрыл рукой голову, потом быстро сориентировался и нашел пожарный выход.
- Что планируете дальше?
- Мы еще месяц пробудем в Ливане. 16 августа начинаются съемки. 19 смен запланировано в Бейруте. Часть наших локаций разрушена. В квартире, которую мы нашли еще до взрыва, где должна жить героиня, теперь нет ни окон, ни дверей, все вышибло. Квартира расположена в 300 метрах от порта. Наши художники ее восстанавливают. Из-за этого мы на неделю задерживаемся. Разрушены улица Джемейзи, находящаяся в 100 метрах от порта, где мы должны снимать, кафе, где работает героиня, ресторан, где происходит романтическое свидание. Придется искать новые локации. Трудно планировать. Каждый день что-то происходит. Сидим как на пороховой бочке. Утро наступает, и мы не знаем, что нас ждет. В городе - волнения, демонстранты все поджигают, бьют уцелевшие стекла. То взрыв, то демонстрация, то правительство ушло в отставку. Сейчас проще снимать в помещениях, но у нас много уличных сцен. Я была сегодня в нашем офисе. Он тоже разрушен, вместо окон - полиэтиленовые пакеты. Столы за час становятся грязными. Вся пыль летит к нам, стекляшки находим повсюду. Слава богу, здесь жара, плюс 40 градусов, никто не замерзнет. В кафе напротив нашего офиса нет окон вообще. Хорошо, хоть кофе подают без стекла. В магазине одежды тоже выбиты окна и двери, приходится торговать на улице. Но ливанцы не сдаются, помогают друг другу, не ждут помощи от государства. Они ко всему привыкли. Сколько войн пережили. Печально, что из-за человеческого фактора, половину города снесло.
- Памятников культуры много разрушено?
- В Бейруте они пострадали еще в период войн и стояли уже в разрушенном виде. Сейчас удар пришелся на музей современного искусства Сурсок, где представлены работы ливанских художников. Мы как раз были там неделю назад. Закрыты дорогие отели на берегу. В них нет теперь ни входа, ни выхода. Гостиница, в которой мы жили до переезда в деревню, тоже пострадала. Мы с трудом нашли пять номеров в разных отелях для нашей группы. Все занято журналистами со всех концов мира, сотрудниками Красного Креста.
- Как все организовано на площадке? Как у нас?
Еда здесь вкуснее. В плане бытовых условий в деревне было очень комфортно. Не знаю, как будет в Бейруте. Люди, с которыми мы работаем, снимают по два фильма в год. У них большой опыт работы с международными группами. С русскими они работают впервые. Оператор сначала был осторожен, но теперь очень доволен местной операторской группой. Нам мешают внешние обстоятельства: сovid, взрыв, политические перемены. Не хватает денег на завершение проекта. Хотелось бы в дальнейшем получать поддержку от российского Министерства культуры, которое нам отказало в гранте на копродукцию. Впервые же снимается российско-ливанский проект. В Ливане все намного понятнее. Ты не работаешь с оглядкой, а только глядя вперед, просто снимаешь кино, и это твоя ответственность. Почему Россия нас не поддержала? У меня нет ответа на данный вопрос. Мы отправили в Министерство культуры обращение, чтобы узнать причину отказа, но ответа пока нет. Вроде бы наши страны дружат, Путин отправил в Ливан пять самолетов с помощью, наши врачи до сих пор здесь работают. Столько говорят о копродакшене, но на деле редко получается. Снимать только для российского зрителя для меня не очень интересно. Можно по пальцам пересчитать наших режиссеров, фильмы которых смотрят за границей. Это мало для такой огромной страны. А ведь это ее имидж. Страну можно узнать через ее культуру, в том числе, и кино. Если бы у меня был плохой проект, неинтересный сценарий, то со мной не согласились бы работать ни оператор, ни актеры. А они востребованные кинематографисты. Манал Исса считается восходящей звездой во Франции. Почему так мало продюсеров у нас занимаются копродукцией? Наверное, потому, что многим и так хорошо. Здесь же главный вопрос: а зачем?
- Да и многим режиссерам это не нужно. Главное собрать кассу.
- Хорошо, что есть и другие кинематографисты, которые хотят, чтобы их картины увидел и другой зритель. Мне всегда было важно делать международные проекты.
- Продюсерский опыт помогает?
- Конечно, я понимаю, что и сколько стоит, где можно сэкономить. Режиссеры часто капризничают, хотят показать, что они главные. Когда сама становишься режиссером, понимаешь, что 50 процентов того, что они требуют, это прихоть, каприз. Я - сценарист, режиссер и сопродюсер в одном лице, и мне было очень тяжело, особенно в самом начале, когда приходилось заниматься всем. Сейчас, благодаря небольшой, но профессиональной русской команде, мощному ливанскому продакшену, стало значительно легче. Могу больше думать о творчестве, нежели о том, где взять денег и как сэкономить. Что касается страны, то если бы даже заранее знала, что все так сложится, все равно бы приехала сюда снимать.
