Из досье «МК»: История РОСИЗО началась более 60 лет назад. В советское время организация называлась «Росизопропаганда» – она занималась закупкой и распределением работ по музеям СССР. В новое время деятельность РОСИЗО стала малозаметной, хотя несколько проектов прогремели – например, выставка «Москва – Берлин» (1996) и «Амазонки авангарда» (2001). В 2013-м Владимир Мединский решил провести реорганизацию учреждения и превратить его в «единого государственного оператора» музеев. Воплотить не вполне очевидную задачу в жизнь было доверено опытному музейщику – Зельфире Трегуловой, которая до того работала в Музеях Кремля. С новым руководителем жизнь в РОСИЗО закипела – понеслись региональные и международные проекты, но через пару лет Трегулову назначили директором Третьяковки, а на руководящую должность в РОСИЗО пришел Сергей Перов, ныне работающий первым замом главы столичного Департамента культуры.
Что же такое РОСИЗО сегодня? Какова его роль в музейной политике? И как он распоряжается свой значительной коллекцией (42 тысяч единиц хранения, большая часть которой – произведения соцреализма), не имея постоянной экспозиции? Чтобы узнать детали, мы отправились в усадьбу Тургеневых–Боткиных в Петроверигском переулке, которая год назад перешла в управление государственного музейно-выставочного центра РОСИЗО. Особняк, который некогда принадлежал директору Московского университета Ивану Петровичу Тургеневу, а позже – «пионеру чайного дела» Петру Кононовичу Боткину, до недавних пор занимал Музей военной формы Российского военно-исторического общества. О нем теперь напоминает установленная во дворе Аллея правителей России – бюсты князей, царей и президентов, изготовленные Зурабом Церетели. На первом этаже усадьбы – небольшое выставочное пространство из трех залов, где открылась первая после карантина выставка РОСИЗО - «Иллюстрируя реальность» – это выставка плакатов 1960-70-х годов из фондов музейного центра. Большинство из них – польские, но для сравнения здесь есть и несколько афиш родом из СССР. Пока пространство, где сейчас можно увидеть эти действительно поразительные афиши, единственное выставочное в этом здании, но скоро все должно измениться. Часть помещений директор РОСИЗО Татьяна Волосатова надеется приспособить под экспозиционные. Впрочем, послушаем ее саму.
О коррупционном скандале: «Следствие идет»
Кабинет директора на третьем этажа – белые стены, стол, компьютер. Ничего лишнего. Образ Татьяны соответствует – без пафоса, но со вкусом.
– Я работаю директором РОСИЗО с сентября прошлого года, – рассказывает Волосатова. – Мы почти ничего не успели сделать до пандемии, надо было привести в порядок здание, чтобы оно было не только офисное. У РОСИЗО никогда не было постоянного выставочного здания. Было временное пристанище в Люблино, потом некоторое время мы делали выставочные проекты в павильоне «Советская культура» на ВДНХ. Сейчас, надеюсь, мы обрели постоянное место.
– Сколько выставочных пространств здесь планируется в будущем?
– Мы получили дом после реставрации и теперь аккуратно и бережно занимаемся приспособлением под экспозиции. Наверху у нас будет несколько выставочных этажей. Первая ласточка – выставка плакатов. И надеемся до конца года еще успеть сделать много всего интересного.
– Получится ли? Ходят слухи, что в конце сентября будет ужесточение ограничений, ждут вторую волну коронавируса…
– Если будем все время бояться, то никогда ничего не сделаем. Будем работать в том режиме, в котором привыкли. Случится, значит, такая судьба, будем переносить.
– Какие крупные события планируются?
– Мы активно работаем в партнерстве с разными институциями над международной биеннале молодого искусства, которая должна состояться в этом году. Для нас вообще важно работать с молодыми людьми, и здорово, что в этом году биеннале посвящена молодым кураторам. Если бы вы посмотрели на состав ребят, которые с нами сейчас работают – координаторов, кураторов, – то увидели бы что, в первую очередь, это молодые, что всегда было особенностью РОСИЗО – с тех пор, как мы сюда пришли с Зельфирой Трегуловой.
– Она вас сюда привела?
– Да, я птенец гнезда Елена Юрьевны Гагариной. В 2001 году я пришла в Музеи московского Кремля и работала там до 2014 года, а оттуда перешла в РОСИЗО.
– Когда Трегулова пришла в РОСИЗО, здесь закрутились шестеренки. Как вам кажется, почему потом все пошло кувырком?
– РОСИЗО – необычная организация. Статус музея мы получили не так давно, в 2010-м, хотя существуем с 1959 года. У нас своя коллекция, мы, как и другие музеи, сохраняем, изучаем и популяризируем искусство. Но разные руководители приносили свой взгляд на то, чем должно заниматься РОСИЗО. Для Зельфиры Исмаиловны было важно поставить на широкую ногу выставочную деятельность, особенно международную. Мне посчастливилось сотрудничать с ней в цветущую пору прекрасных выставочных проектов, и я продолжала эту работу, когда она ушла в Третьяковскую галерею. У следующих руководителей было иное видение, чем должно быть РОСИЗО.
– Какое?
– Вообще нашей особенностью всегда было то, что мы могли собрать колоссальное количество музеев на одной площадке, что достаточно сложно сделать классическому музею: 30-60 участников. Мы этим занимались с Зельфирой Исмаиловной, и после нее тоже возили сборные выставки за рубеж, и в России делали что-то достаточно серьезное. Мы помогаем осуществлять выставки в Манеже, например, «Сокровища музеев России» (выставка 50 региональных музеев в 2018 году – М.М.) или «Память поколений» (проект, посвященный ВОВ, 2019 год – М.М.). В 2018-м я помогала с организацией выставки Третьяковской галереей в Ватикане – «Русский путь. От Дионисия до Малевича». Сейчас в Третьяковке идет выставка «Ненавсегда», там достаточно много наших экспонатов. Параллельно идет выставка «Поколение-21» – там уже мы выступаем как партнеры, помогали в организационной части. В Санкт-Петербурге была чудесная кинетическая выставка, где мы участвовали со своими экспонатами. Участвовали в выставке жемчуга «Сокровища морей и рек» из Катара, показанной в Историческом музее в 2018-м. А в начале 2019 года я ушла из РОСИЗО, но к концу года вернулась. Тогда был сложный период – мой профессиональный интерес не совпадал с интересом организации.
– Не сошлись с Софьей Грачевой (директор РОСИЗО 2018-2019 гг. – М.М.)? В чем?
– Оставим это за скобками.
– Хорошо, а история с Верой Лагутенковой, присвоившей миллионы. Какова ее судьба после того, как ее поймали на коррупции?
– Можно я не буду комментировать? Эта история еще не закончилась. Наверное, чуть позже об этом расскажут публично. Следствие идет...
– Уже два года получается? То есть она все-таки понесет наказание?
– Наверное. Я не следователь и не судья. Есть люди, которые должны с этим разбираться – и они, конечно, разбираются. Это беда для нас, потому что сотрудники, которые здесь работали много лет верой и правдой, не заслужили такого скандала. Было очень обидно, потрачено много сил, мы понесли репутационные потери.
– У вас на сайте есть кнопка – «противодействие коррупции». Она появилась после этой истории?
– Нет, это обычная практика музеев.
– Не помню, чтобы у какого-то еще музея была такая…
– Нет, она достаточно давно. Любой может на нее нажать и что-то сообщить.
– И нажимали?
– При мне пока нет.
О ГЦСИ: «Ушел в нежные руки Марины Лошак, и это чудо»
– Последние годы в РОСИЗО сменялся один руководитель за другим. Как вы сами сказали: один хотел одного, другой – другого. Чего хотели, что получилось, а что нет? И почему, на ваш взгляд, ГЦСИ включили в состав РОСИЗО, ведь они как два разных полюса?
– Михаил Борисович Пиотровский как-то сказал: «Хватит концепций, давайте просто работать». У нас одно время было очень модно, чтобы каждый руководитель приходил со своей новой концепцией, которая должна отличаться от предыдущей. Но на мой взгляд, нет ничего более консервативного, чем музейное дело. Ты можешь модернизировать те или иные направления, ты можешь внести какой-то свежий взгляд и подход. Но у тебя все равно есть задача – сохранять, изучать и популяризировать. И каждый директор, приходя сюда, выбирает или все три направления, или одно. Или пытается изобрести велосипед. Но ты все равно никуда дальше этих трех китов музейной деятельности не пойдешь. Наверное, у каждого руководителя были свои амбиции, хотя я не готова говорить за других людей. Сергею Евгеньевичу Перову нравилась идея популяризаторства, он активно этим занимался. Но музейная деятельность всегда была. Работа с ГЦСИ… Кто-то говорит, что он был погублен…
– А вам кажется, что нет?
– Скажем так: мне очень жаль, что у нас нет отдельного Государственного центра современного искусства. Подобные центры есть в каждой стране. С точки зрения совмещения ГЦСИ и РОСИЗО – это очень сложный эксперимент, который в итоге, на мой взгляд, не принес того результата, что хотели получить те, кто этот опыт проводил.
– Кажется, что его намеренно хотели «погасить» этим слиянием. Ведь уже почти начали строить для ГЦСИ музейное здание на Ходынке, российский вариант Центра Помпиду. А потом – раз: ни нового музея, ни ГЦСИ…
– Мне тоже очень жаль, что не появилось такого музея. После слияния для РОСИЗО настал сложный период. Серьезный темп, заданный Зельфирой Исмаиловной, потихоньку замирал. Но после объединения ГЦСИ все равно продолжал действовать. Надо сказать спасибо тем людям, которые поддерживали его деятельность, особенно директорам филиалов в регионах. Они верили в то, что делали. То, что ГЦСИ ушел в нежные руки Марины Лошак – это чудо (год назад ГЦСИ вошел в состав Пушкинского музея – М.М.).
– Как это произошло? Взгляд из РОСИЗО: легко расстались?
– Полюбовно разошлись. Я застала хвостик этого процесса, решение было принято не при мне, а мы уже старались просто сделать правильные административные шаги. Думаю, Марина Лошак и коллектив ГМИИ смогут дать больше возможностей ГЦСИ и сделать его более популярным в регионах и в стране в целом. Мне кажется, это сотрудничество должно привести к сумасшедшим результатам.
– И все-таки, это поглощение, или слияние, было попыткой власти уничтожить место, где развивалось современное искусство.
– Мы, музейщики, очень крепкие. Какие бы времена ни были. В 90-е годы и в 20-е годы музейщики всегда сохраняли то, во что верят.
– А вы хотите делать выставки contemporary art в РОСИЗО сейчас?
– Я не считаю, что это запрещенная тема – мол, раз нет ГЦСИ, то на этом крест. Мы неслучайно работаем с коллегами над Биеннале молодого искусства, делаем в параллельной программе выставку. Неслучайно в нашей команде много молодых людей, которые приходят ко мне с горящими глазами и приносят интересные идеи. Есть павильон «Книги» на ВДНХ – мы стали работать с молодыми ребятами-графиками, которые очень забавно отражают действительность, непривычно для многих. Для РОСИЗО партнерство с ГЦСИ стало порталом для новых возможностей. Я бы назвала это именно партнерством. Еще вопрос – кто кого поглотил?
– То есть, скандал сыграл на руку?
– Эта ситуация дала нам понять, что мы не должны замыкаться на чем-то одном. Мы можем делать масштабные проекты. Сейчас при нашей небольшой поддержке проходит проект «НЕМОСКВА» в питерском «Манеже» – мы помогли технически.
РОСИЗО сегодня: «Мечтаю о музее соцреализма»
– Что такое РОСИЗО сегодня? Можно немного статистики: сколько выставок в год, сколько это посетителей, сколько сотрудников в штате?
– Это не менее 17 выставок в год, с зарубежными и участием на сторонних площадках – около 30, на которые приходят более миллиона посетителей в год. Штат – около 200 человек. Из них выставочная часть – координаторско-кураторская группа – 15 человек. Они меняются в зависимости от задач, чаще всего кураторы приглашенные. Впереди еще большие выставки, но пандемия не дает возможности говорить про точные сроки и далеко идущие планы. Но в планах у нас серьезные выставки, потому что наше собрание, как ни странно, недооценено. Мы же полноценный музейный комплекс. У нас хранение – живопись, графика, декоративно-прикладное искусство, у нас реставрация. Ведется огромная работа по реставрации и подготовке к выставкам не только наших предметов, но и проектов региональных музеев – начали с Астраханской галереи. Достигнуты договоренности с Национальным музеем Чеченской Республики – это серьезная программа реставрации предметов из их коллекции. После войны там масса вещей находятся в сложном состоянии.
– Когда-то РОСИЗО занимался госзакупками произведений для музеев. А сейчас?
– Уже давно нет. Если бы было специальное поручение, мы бы могли. Это все зависит от нашего руководителя – Министерства культуры. Мы получили музейный статус в 2010 году. Вообще, все музеи сейчас больше пополняются за счет партнеров, частных лиц и фондов. Тяжелая финансовая ситуация, как вы понимаете, и пандемия ее явно не улучшила.
– Во время пандемии арт-сообщество заговорило о том, что художникам надо помогать здесь и сейчас. И если бы музеи покупали у авторов работы, это было бы весьма своевременно. Согласны?
– Проблема в том, что музеи сами потеряли доходы в период пандемии, вставал даже вопрос о зарплатах сотрудникам. А ведь большая часть хранителей музеев – уникальные сотрудники, которые пестуются годами. Мне кажется, везде должен быть баланс, и прекрасно, что есть, например, Владимир Смирнов и Константин Сорокин, которые поддерживают современных художников. Есть масса галерей, которые этим занимаются. Во все времена у современных художников в покровителях были негосударственные структуры.
– В коллекции РОСИЗО около 42 тысяч экспонатов, в основном это соцреализм. Есть ли в планах создать постоянную экспозицию? Музей соцреализма?
– Да, у нас большая коллекция соцреализма, мы пополняем ее. Я считаю, что такой музей нужен. Мне безумно жаль, что погиб ИРРИ (Институт русского реалистического искусства – частный музей, который закрылся в июне 2019 года после ареста имущества его владельца Алексея Ананьева – М.М.) Это музей, который был нашим братом по коллекции. Я мечтаю, чтобы музей соцреализма был. И мы готовы его создать, но для этого нужно место, сейчас площади недостаточно. Пока мы можем себе позволить только участвовать в выставках. В прошлом году РОСИЗО исполнилось 60 лет. И большое счастье, что мы смогли сделать в конце года юбилейную выставку. Мы сделали массу открытий в нашей коллекции. Надеюсь, что в ближайшее время мы их покажем зрителю. Многое нужно отреставрировать. Это кладезь, жаль, что мы этим никогда не оперировали.
– Что мешало?
– Мы были ориентированы на работу в регионах или за рубежом, и у нас никогда не было своей достойной площадки. С ней, наверное, все было бы совсем по-другому. Но интерес к соцреализму есть, и мы собираемся показывать нашу коллекцию.
– Назовите три шедевра из собрания РОСИЗО, которыми вы можете гордиться.
– Мне нравится «Гидроавиация» Бориса Цветкова. Это светлый, романтичный образ, воспевающий новые возможности, появившиеся у человека с прогрессом в авиации, который приходится как раз на 1920-30е годы – время создания произведения. Полеты на самолетах стали доступны обычным людям, и многие художники осуществили свою мечту подняться ввысь. Эмоции, захватившие Цветкова, переданы в чувстве невесомости, безоблачности. Мы будто смотрим на новую цивилизацию, полную веры в будущее. Другой шедевр – «Прокладка железнодорожного пути в Магнитогорске» (1930) Кузьмы Николаева. Картина напоминает кадр кинохроники. В ней есть все необходимые приметы времени: динамика железнодорожного полотна, восхищение атлетичными телами рабочих, романтизация тяжелого, рабского труда и бесконечность этой дороги. Сюжет социалистического строительства, трудового героизма советских людей интерпретируется с колористической сочностью и энергетикой ОСТ (Общества художников-станковистов). Еще одна потрясающая вещь – «Эстакады Азовстали» (1975) кисти Александра Пантелеева «Эстакады Азовстали» (1975) позволяет увидеть тот самый индустриальный рай, к которому шли рабочие начала века. Романтизация индустриальной промышленности также является приметой времени и причиной, по которой подобные полотна сегодня пользуются такой популярностью у зрителя.
