«Наше искусство обнажает весь спектр мировой проблематики»
— Вообще, то, что наше интервью — это разговор одного коллективного разума с другим, делает его особенным. Скажите, как вам удается коллективным, можно сказать, социалистическим методом добиваться индивидуального успеха в мировом пространстве арт-рынка?
AES+F: — Неужели ваш коллективный разум считает, что все рок-группы в мире тоже работают социалистическим методом? Что-то мы не помним, когда этот метод приводил к особым успехам. Мы — четыре человека, которых объединяют совместное дело и видение. Наш успех — не в методе, а в результате: люди смотрят на наши работы, и созданные нами образы вызывают у них отклик — эмоции и мысли, а в вопрос, кто такие AES+F, они чаще всего особо не вдаются.
— Искусство вашей группы носит оттенок ярких левых смыслов политической палитры — некоторые критики считают вас крайне левыми. С какой стороны вы себя видите сами?
— Человек с любыми ярко выраженными политическими убеждениями увидит в нас свою противоположность: правые — левых, левые — правых. Это не потому, что мы такие или иные, а потому, что наше искусство — это социальный психоанализ. Оно обнажает весь спектр мировой проблематики, и каждый обязательно усмотрит что-то, что противоречит его мировоззрению. Это психотерапия в самом прямом смысле, а роль терапевта — всего лишь раскрывать те или иные вредные убеждения. У многих людей наши работы вызывают катарсис — прозрение собственных пороков. Мы слышали от некоторых психотерапевтов на Западе, что они даже используют наше видео для диагностирования пациентов, т.е. для них это полезный инструмент. В наших работах люди видят отражение собственных предубеждений, но некоторые сопротивляются терапии.
— Вы часто пользуетесь смысловыми эстетическими провокациями: идеальные подростки с идеальным оружием, грибы с вагинами… Некоторые считают, что вы слишком эстетизируете насилие и т.д. Есть ли для вас запретная тема в искусстве? Или вас тормозят только всеобщие или локальные моральные «заборы»?
— Само общество эстетизирует насилие — например, используя его в компьютерных играх, кино и так далее. Мы исследуем общество и выступаем в роли зеркала, которое его отражает, подчеркивая все его недостатки. Таким образом, провокация — это не самоцель в нашей работе. Провоцируются как раз те, у кого есть что скрывать даже от самих себя. Что касается запретных тем в искусстве, всеобщих и локальных моральных «заборов», то искусство тем и отличается от дизайна, что оно пересекает и расширяет границы, дает зрителю новый взгляд на меняющийся мир. Мы исследуем запретные темы социума, потому что именно в них кроются все человеческие комплексы. И, конечно, такому искусству стало сложнее существовать в атмосфере агрессивной политкорректности.
— Почти все ваши работы — это синтез социального, общественного и личного, даже сексуального. Есть ли в этом ваш маркетинговый ход или такова натура вашего творческого организма?
— Мы не маркетологи и никогда не делали ничего из маркетинговых соображений. Для нас очень органично работать с основными мифами культуры. Любой миф содержит синтез общественного, личного и, конечно, сексуального. Это то, на чем до сих пор держится весь мир. Например, в «Пире Трималхиона», среди прочих мифов, мы обратились к античному мифу о похищении Европы и использовали сексуальный фетишистский сюжет как метафору современных геополитических процессов, включающих конец европоцентризма.
«Искусство отражает не только время, но и место»
— Вы постоянно обращаетесь к художникам, писателям и философам прошлого. Сегодня с кем из гениев хотелось бы поговорить о пандемии и социальных процессах вокруг нее? А с кем — обсудить политическую картину нового мира?
— Насчет пандемии и социальных процессов — вокруг нее существует два стереотипных суждения: первое — что мир никогда не будет прежним, второе — что ничего не изменится, и мир как раз останется прежним. Нам свойственно, скорее, думать, как сказал Мишель Уэльбек (Michel Houellebecq), что мир будет таким же, только хуже… Наверное, было бы очень интересно посидеть за бокалом вина с Франсиско Гойей и Джонатаном Свифтом и обсудить с ними политическую картину нового мира. Свифт нашел бы в нынешнем мире великанов, лилипутов, деградированных людей Иеху и лошадей, управляющих ими, и показал бы, где находится летающий остров, населенный отвратительными уродливыми людьми, обладающими бессмертием.
— Сюжет проекта Mare Mediterraneum («Средиземное море») построен вокруг хрупкого расового вопроса — неслучайно в качестве материала выбран фарфор. Там прекрасные белые спасают из темных вод бедных темнокожих эмигрантов. В контексте событий в Америке вы как-то пересматриваете эту тему для себя?
— Реальность всегда раскрывает новые смыслы. Мы в этом проекте рассматривали идеализированную (со стороны белого человека) картину отношения западноевропейцев или вообще жителей Западной Европы к темнокожим мигрантам, отражая комплекс спасителя, который распространен среди белых европейских либералов. Американская ситуация добавила смысла, потому что этот же комплекс проявился и у белых американских либералов по отношению к цветным меньшинствам. С другой стороны, у тех, кто против мигрантов (обычно это консервативные люди с соответствующим вкусом), наш проект вызывает когнитивный диссонанс из-за комбинации политического триггера с традиционным изящным материалом и любовным сюжетом.
— Ваш знаменитый проект-трилогия Liminal Space Trilogy, где рисуется сюрреалистическая картина ада, рая и чистилища, раскрывает абсурдные процессы самораспада современной цивилизации. Как вы оцениваете события високосного года? Можно ли говорить о том, что общество пережило в нулевые и позже некие дантовские «комедии», а теперь оказалось в чистилище?
— Действительно, если проект «Пир Трималхиона», выпущенный в 2009 году, отражал десятилетие нарциссизма и процветания общества потребления, где были уже заметны первые признаки кризиса и депрессии, то современную ситуацию можно увидеть отраженной в проекте Allegoria Sacra, в котором действие происходит в международном аэропорту — современной метафоре чистилища. Как и во время нынешней пандемии, самолеты не летают, пассажиры со всех концов света ожидают возобновления рейсов… Но на самом деле мир абсолютно не гомогенный, и все происходит одновременно. Мы не рассматриваем поток событий как череду последовательностей. Все наши проекты вместе описывают человечество текущей эпохи, и периодически каждый из них приобретает новую актуальность.
— Кстати, последняя глава трилогии Allegoria Sacra — диалог с одноименной картиной Джованни Беллини, который творил на рубеже эпох, когда зарождалась эстетика Возрождения. Этот отсыл к предтече Ренессанса — своего рода прогноз наступления новой эры в искусстве. Поправки, которые внесли в жизнь человечества все социальные и политические события последних месяцев, приблизили ее наступление? Или она уже началась?
— Не совсем понятно: новая эра в каком искусстве? Мы вообще считаем, что искусство не измеряется эрами. Оно просто есть, оно разное и все время меняется; искусство отражает не только время, но и место. Чем дольше существует человечество и чем быстрее происходит обмен информацией, тем меньше влияния на искусство факторов физического места и времени. Где-то и для кого-то эти события что-то изменят, а для кого-то нет.
«Нам еще предстоит выработать новый язык коммуникаций»
— Ваш прогноз: какие поправки в культурный процесс вносит глобальное погружение в виртуальный мир? Стал ли, на ваш взгляд, язык коммуникаций сложнее или проще, насыщеннее разными кодами, которые читаются и в ваших работах?
— Виртуальный мир состоит из фрагментов и осколков множества мифов и культур разных народов, эпох и течений в искусстве. Нам только еще предстоит выработать новый язык коммуникаций, новые структуры, представления, иерархии… Пока что мы занимаемся разрушением старых структур, чтобы освободить место для новых, о которых пока никто не имеет точного представления. Все это делает коммуникацию довольно хаотичной и непредсказуемой.
— Каковы ваши основные дислокации сегодня?
— Из-за пандемии мы, все четверо, наверное, впервые за 20 или 25 лет оказались на длительное время вместе в Москве и работаем в московской студии. Обычно мы очень много перемещаемся по миру в разном составе с нашими выставками и проектами. Наши студии находятся в Москве, Берлине и Нью-Йорке.
— Теперь вы — не только художественная группа, но и арт-продюсеры: организовали собственную премию в Нью-Йорке AES+F Artist Residency Award, помогая российским молодым художникам прорваться на трудный американский рынок. Кстати, карантинное время отодвинуло идею премии или уже есть претенденты? Расскажите о вашей организационной деятельности.
— Наш грант — это не продюсерский проект, а скорее, миссия: попытка помочь нашим молодым российским коллегам быть замеченными, обзавестись связями в интернациональной профессиональной среде, дать им хороший шанс. ISCP — Международная программа резиденций для художников и кураторов в Нью-Йорке — очень известная и престижная институция в мировой арт-среде. Это 35 студий с художниками со всего мира, поэтому речь не только об американском рынке, но и о мировом контексте. При этом российских художников там не видели с конца 90-х, что мы считаем несправедливым. Мы успели еще зимой провести конкурс, определить 10 номинантов из сотни заявок и вместе с международным жюри выбрать среди них победителя. Пандемия планы несколько нарушила, т.к. сроки резиденции как раз были назначены на май–июль этого года. Сейчас мы решаем с руководством ISCP, как реализовать «Резиденцию» этой осенью.
— После проекта «Турандот» есть ли новые идеи? Будет ли юбилейный проект к 25-летию вашей группы?
— Наша группа существует с 1987 года как AES и с 1995 года — как AES+F, но отмечать даты и юбилеи выпуском проектов мы не любим, нам это не интересно, так что просто работаем как обычно. Сейчас мы работаем над новым большим проектом, структурно и технологически более сложным, чем предыдущие. Он потребует некоторого времени для реализации.
