«Тупая жизнь порождает тупой взгляд, тупой взгляд порождает тупое искусство, а это уже гармония. Простое всегда гениально, непредсказуемо и понятно», – гласит программное заявление художников арт-товарищества «Новые тупые», куда входит и петербургский художник Владимир Козин. Без юмора в нашей стране никак и никуда. Как и без самоиронии. У Козина этого не отнять. Трезвый и ироничный взгляд на реалии помогает ему говорить как о самых обыденных вещах, так и о важном, на простом, доступном и в то же время смысловом языке искусства.
Владимир Козин родился в 1953 году под Львовом, и с детства был увлечен классическим искусством. Как сам он однажды признался, пошел в художники, чтобы не стать похитителем. Окончил «Муху» в 80-м (отделение архитектурно-декоративной пластики ЛВХПУ им. В. И. Мухиной), получил известность в 90-х, но настоящая слава настигла уже в 2000-х. Козин известен своими произведениями из вторсырья, в основном из старых резиновых покрышек, которые он превращает в актуальные художественные высказывания. Его называют художником-паразитом. Не только за то, что когда-то он открыл в Петербурге остроумнейшее арт-пространство с таким названием, а также создал демократический передвижной музей «Мышеловка современного искусства», где каждому участнику выдавался единый модуль в виде стандартной мышеловки для создания своего объекта. Таким образом, все оказывались в равных условиях. Не только за то, что у него много арт-объектов в виде гигантских паразитов, среди которых, пожалуй, самый известный – «Блоха человечья» – трехметровая скульптура из автопокрышек, выросшая из знаменитого полотна Веласкеса «Медины». Козин якобы обнаружил блоху на теле картинной собаки: «С одной стороны, она чемпион мира по прыжкам в высоту, а с другой — страшное кровососущее существо, разносчик чумы, унёсший в средние века миллионы человеческих жизней».
Козин получил свое прозвище за метод ироничного паразитирования на чужом искусстве, переработанном в тонкие произведения о современности и повседневности. Например, однажды он предложил свой творческий способ вырваться из-под влияния таких «китов» искусства, как Шишкин, Малевич и Дюшан: 1. Забросать писсуар Дюшана рулонами туалетной бумаги 2. Закидать черный квадрат Малевича камнями, 3. Засыпать шишкинских медведей в лесу сосновыми и еловыми шишками. И смастерил из резины огромные рогатки, которые мог использовать по приведенной выше инструкции каждый посетитель выставки.
Сейчас Владимиру Козину 67 лет и он находится в группе риска. Поэтому самоизолировался в своей квартире в небольшом городке под Петербургом под названием Тосно. И, несмотря на снятия ограничений, художник не спешит выбираться в большой город, хотя и очень скучает по своей мастерской.
– Какова ваша личная территория творчества? Какое это пространство, его настроение, напиток? Имеет ли значение размер, цвет стен, вид из окна, отсутствие (или присутствие) дополнительных атрибутов (может быть, книг)?
– Территория творчества художника – весь окружающий мир: страна, где он родился и живет, природа, круг друзей и единомышленников, книги, музеи и так далее. Свои ощущения и рефлексии художник реализует в мастерской, на своем рабочем месте, где у него имеются какие-то условия для этого: рабочее пространство, все необходимые материалы и инструменты. В моем случае это нежилое цокольное помещение первого этажа в Адмиралтейском районе Санкт-Петербурга, в доме, построенном 120 лет назад, бывшей коммуналке из трех комнат, коридора и туалета. Стены белые, окрашенные водоэмульсионной краской. Высота потолка – 2м 80 см, что дает необходимое ощущение воздуха. На окнах – шторы. Вид на внутренний дворик типового питерского образца. Книг немного, в основном буклеты и каталоги выставок. Основная библиотека находится в квартире в Тосно, где я живу с 1988 года. Никаких художественных атрибутов типа гипсовых голов, драпировок, орнаментов и других милых художественных безделушек в моей мастерской нет. Я не живописец и не собиратель древностей, и мне не нужен натюрмортный фонд и что-либо для вдохновения и украшения ателье, как называют в европейских странах мастерскую художника.
– Важно ли для вас одиночество во время работы в мастерской? Можете ли вы работать, если рядом находится кто-то еще?
– Было время, когда в трудные 90-е годы я приютил в своей мастерской одного известного питерского художника по экономическим причинам. Чтобы вдвоем было легче оплачивать аренду, и по дружеской симпатии. Но уже давно он нашел другое место и теперь я работаю один.
– Как долго вы можете оставаться в мастерской наедине с собой? Несколько дней, недель, месяцев и не выходить в белый свет?
– После окончания ЛВХПУ им. В. Мухиной в 1980 году я по неопытности и распределению на 8 лет завис в г. Саранске (Мордовия), где у меня появилась первая мастерская. В последний 1988 год пребывания в Мордовии, когда я отправил жену и сына в Ленинград, я целый год безвылазно прожил в своей мастерской. Поначалу это было неплохо, можно было работать неограниченное время, ложиться спать и просыпаться сразу на рабочем месте и включаться в работу. Но по возвращении в Петербург я прекратил эту практику. Поскольку жить постоянно среди своих работ крайне утомительно. Отсутствует критический взгляд. Порой вечером кажется, что день прошел зря и ты сделал какую-то лажу. И просыпаясь утром, ты видишь, что это так и есть на самом деле. В итоге – плохое настроение и неуверенность в собственных силах. Иное дело, когда ты не живешь и не остаешься в мастерской на ночь. Есть время отключиться от работы, прокрутить и перебрать в голове различные версии и варианты своей работы. И когда уже на следующий день или через день приезжаешь в мастерскую, ты понимаешь, что все случилось именно так, по лучшему сценарию, и ты – в смысле, я – продолжаешь или заканчиваешь работу с прекрасным настроением. Если же несколько дней не удается попасть в мастерскую, то чувствую себя больным, ущербным, убогим, полным ничтожеством, говном, бездарностью и неудачником.
– Как важно для вас питание, когда приходит вдохновение? Есть ли у вас свои рецепты для подогрева творческой активности?
– Питание во время работы совершенно неважно. Чай, хлебцы, баранки- бублики, иногда баночка пива в обед, вполне достаточно. Вдохновение, как правило – вернее, желание что-то делать, – есть всегда. Редко бывает, когда в голове полный вакуум. Тогда иду в музей, на выставки, вернисажи.
– Говорят, что многие художники работают в «измененном состоянии»? Так ли это? Что вам помогает погрузиться в него?
– До пандемии, как правило, работал, «не изменяя сознание». Курить бросил лет 15 назад. Иногда во время работы могу позволить себе 100-150 грамм водки или «Старого Кенигсберга» для ясности мысли и остроты зрения. Но, как правило, это происходит уже после работы, в качестве награды за труды праведные.
– Человек для того, чтобы прожить в квартире несколько месяцев должен закупить продукты. А что должно быть в вашей мастерской на несколько месяцев, кроме продуктов? Конкретно – какие это материалы?
– Я работаю с «бедными материалами». Старые автомобильные резиновые камеры – небольшой запас еще имеется. Хотя теперь их раздобыть все труднее, производители перешли на бескамерную резину. Что-то из материалов очень удачно собираю на помойке во дворе. Доски и фанеру покупаю в ближайшем стройхозмаге. Краска – недорогие строительные ПФ-эмали в банках. Последнее время часто использую «золотую» быстросохнущую кладбищенскую краску в поллитровых бутылках и серебрянку для окрашивания металлических поверхностей.
– Как, по-вашему, массовая самоизоляции изменит наш мир? Как скажется на культуре?
– Я думаю, что вынужденная самоизоляция и суровые будни пандемии положительно скажутся на окружающем нас мире. В первую очередь, власть сделает необходимые выводы из своего 20-летнего правления. Закончится война в Украине, и Крым вернется обратно. Будет пересмотрена пенсионная реформа и сокращен военный бюджет. Госдума будет распущена, а коррупционеры покаются и отправятся в места не столь отдаленные. Олигархи убедятся в ущербности своих накоплений и отдадут свои загородные дворцы под музеи и санатории. Росгвардия станет не нужна, полиция сократится до необходимого минимума, а освободившиеся кадры стройными рядами пойдут поднимать экономику и медицину. Сознание художника при этом, увы, уже не будет иметь значения. Наступят счастливые времена всеобщего благоденствия, любви и процветания. Наука, культура, образование, медицина станут приоритетом нашего государства!
