Это проект-дневник. Здесь нужно много читать. Цитаты из разных книг и интервью людей, ставших жертвами холокоста, рассыпаны по стенам узкого пространства, словно заключающего нас в тиски травмирующей памяти. Кажется, что в этом коридоре любви и смерти не 11 историй, а тысячи. Работы художников, чьи родные стали жертвами геноцида, создают эмоциональный фон, помогают звучать историям спустя много лет. И понять ту простую истину, сказанную Лорой Хиллман в разговоре с подругой.
Выставка начинается с надежды. Так называется работа художника Сигалит Ландау, которая принадлежит ко второму поколению детей холокоста: семья ее матери бежала из Австрии, отец в возрасте 10 лет — из Румынии, встретились они уже в Израиле. Сигалит много лет работает с темой индивидуальной памяти и делает это весьма оригинальным методом. Она помещает предметы в Мертвое море, ждет, пока они обрастут солью, кристаллизуются, словно реальность, ставшая воспоминанием, а затем достает из воды готовые произведения. «Надежда» — это «кристаллизованная» петля, подвешенная теперь над головами посетителей Еврейского музея. Это память о холокосте, которую нельзя отбросить, так же, как любовь, которая, несмотря ни на что, рождалась тогда в людях. Это и символ восприятия памяти — переход от траура и скорби к более светлым воспоминаниям, где есть место добру и надежде.
На стене напротив засоленной удавки среди десятков цитат, набранных разным по размеру шрифтом, выделяется строчка из воспоминаний Лоры: «Гетто казалось парадоксом между надеждой и безнадежностью». История Лоры и Дика закончилась побегом — они попали в «список Шиндлера». Но не все истории, рассказанные на выставке, закончились спасением. Зигмунд Шварцер потерял свою возлюбленную Реню Шпигель в 1942 году. Ей было 18. Нацисты нашли Реню и родителей Зиги на чердаке дома, где они скрывались от депортации, и расстреляли. Но дневники девушки пережили холокост — возлюбленный хранил их всю жизнь. Метафорой к этой, да и ко всем остальным историям становится работа Миры Майлор: над хрупким стеклянным «скелетом» дома нависает железная крышка, готовая в любой момент раздавить его своим весом. Домик — словно надежда, заключенная в мышеловку.
Ощущение смерти и боли, нависшей над влюбленными, является в разных образах. То это красное поле, по которому бродят, взявшись за руки, темные фигуры людей (видеоработа Михаля Ровнера). То почти стертая черно-белая женская фигура на картине Уильяма Фойла. То гранатовое дерево, усыпанное плодами, словно мечтами о спасении и светлом будущем (образ создан Таль Шохат). Или белый снег, окропленный кровью на снимках Богны Бурски. Следы насилия могут легко исчезнуть под новым слоем снега или растаять вместе с ним. Финальным аккордом выставки становится инсталляция Кристиана Болтански «Animitas (Blanc)». На видео — заснеженное поле, на котором «растут» сотни стеблей, увенчанных колокольчиками. Легкий ветерок заставляет их петь — вокруг разносится печальный и в то же время умиротворяющий звон. А перед экраном снежное поле продолжается белыми хлопьями, на самом деле это скомканные листы бумаги. Скомканные судьбы, по которым ветер поет реквием.
