Скажете: что же здесь неординарного? Просто наивная банальность. Наивная. Но отнюдь не банальность: слетевший с катушек мир, в котором цинично рулит бабло, а героями выступают маргиналы и извращенцы, давно уже объявил мейнстримом апологию богатства для «быдломассы», а для «элиты» — любование смертью и патологией. Такова реальная повестка современного искусства. И когда в этом печальном контексте появляются масштабные серьезные произведения на тему любви и добра, написанные демократичным, доступным языком без намека на попсовость, это не банально. Это — сенсация.
Опера «Продавец игрушек» Шелыгина по пьесе Виктора Добросоцкого (либретто написал Кирилл Крастошевский) — это именно опера, а не мюзикл. Не только потому, что ее поют оперные артисты в академической вокальной манере, не только потому, что партитуру великолепно исполняет оркестр «Новой Оперы» под управлением Александра Жиленкова, но и потому, что принципы организации музыкального текста — стопроцентно оперные. Лейттемы, сквозное развитие, интонационные и тематические арки, отсутствие за редким исключением крупных законченных номеров, а уж если законченный номер, то нереальной красоты ария, как, например, романс Натали во втором акте. А еще — ариозность, мелодизированные речитативы (никаких разговорных диалогов), полифония (во втором акте звучит настоящая хоровая фуга) – конечно, это опера в чистом виде. Более всего тип драматургии этой партитуры связан с французской оперой ХХ века, столь любимой композитором Шелыгиным: Дебюсси, Равель и в особенности — Пуленк, от которого есть в этой музыке не только драматургические приемы, но и черты музыкального языка — мелодии и гармонии.
Еще одна эстетическая платформа, с которой безусловно связана опера Шелыгина, — это киномузыка 50-х годов, советская и в особенности голливудская. Тогда для кино писали не саундтреки, а мощные партитуры — симфонические, многотемные, драматичные. И Шелыгин, будучи активно работающим современным кинокомпозитором, автором хитов, многие из которых стали рингтонами («Бригада», Бой с тенью», «Петя по дороге в царствие небесное», «Штрафбат», «Небо. Самолет. Девушка» и пр.) не может не испытывать ностальгии по крупной форме.
Режиссер Алексей Вэйро тоже прочитал в этой истории — то ли сказке, то ли притче — свою ностальгическую тему: тему детства. Когда игрушки были живыми. Когда деньги были чем-то абстрактным. Когда кукла была дорога, потому что любима, а не потому, что дорого стоила.
Сюжет, который придумал Добросоцкий, — о парижском юноше, который едет в Россию в поисках чудесного стекла, изобретенного его дедом, — совершенно не привязан к реалиям какой-то эпохи. Он чисто фантастический, как фантастичны сюжеты сказок Вениамина Каверина. Однако режиссер Алексей Вэйро и художник Дарья Синцова все же создали на сцене мир, связанный с конкретным временем, — 60-е годы прошлого века. На сцене нет вообще никакой современной атрибутики — никаких гаджетов или мобильников. И, конечно, это не случайно: авторы сознательно отметают все узнаваемые признаки сегодняшнего дня.
Два мира — люди и игрушки — сосуществуют на сцене не в противоречии, а в синтезе. Да они почти не отличаются друга от друга. Антон Бочкарев (Николя) — обаятельный молодой тенор с белыми вихрами, в шарфике — он так похож на доброго смешного клоуна. А коварный Франсуа (Дмитрий Орлов)с гигантским галстуком-бабочкой и подчеркнутым гримом — конечно, он клоун-злодей. Прекрасная Мари (Анна Синицына) — буквальный персонаж из «Шербурских зонтиков» (все-таки Париж), а Валерка в исполнении Ильи Кузьмина — пионер. И это, пожалуй, единственное, что как-то атрибутирует Россию 60-х, которая, впрочем, тогда была не Россией. Режиссер и художник весьма деликатно играют ассоциациями с советской атрибутикой: ярко-красный буденновец и некий потрясный персонаж, в котором соединились снеговик, полярник и почтальон, — скорее прелестная стилизация, в которой есть юмор, но нет стеба.
Очень забавна Екатерина Кичигина в роли мамы Николя — она игриво изъясняется в ритме французского вальсообразного шансона. Ну а Кристине Бикмаевой в роли Натали, пожалуй, повезло более всего: ей досталась красивейшая ария, в которой Алексей Шелыгин убедительно опроверг утверждение некоторых пессимистов о том, что сегодня нельзя создать оригинальную мелодию. Можно. Просто не всем это дано.
Игрушечный мир, представленный прекрасным новооперным хором (хормейстер Юлия Сенюкова) — это своего рода комментатор, как в прокофьевских «Трех апельсинах». Куклы не враждебны людям — они не осуждают нас, а скорее жалеют — за алчность, за предательство, за отказ от мечты.
В спектакле есть большой оркестровый фрагмент — полет всех персонажей на воздушном шаре из Парижа в Россию. Он написан в жанре полонеза — очень драматичного, если не сказать, трагического. И в этой музыке кроется удивительная сила и концентрация тех смыслов, которые, казалось бы, так легко, сказочно, карнавально, демократично, порой даже наивно звучат в этой опере.
«Продавец игрушек» — семейный спектакль. Не только в том смысле, что на него можно приходить с детьми. Но и потому, что он может стать прекрасным поводом поговорить, порассуждать, подискутировать на тему человеческих ценностей. Например, о том, что человеку нужнее — деньги или любовь? А заодно еще и о синтаксисе: о том, что в данном противопоставлении невозможен соединительный союз «И». А только разделительный «ИЛИ».
Читайте также: Эксперт оценил рекорд продажи с аукциона картины Фриды Кало
