«Пограничное состояние» — это документальный театр, который стартует одновременно в «Практике» и эстонском театре Vaba Lava, в какой-то момент соединяясь видеомостом. Однако на «BRUSFESTе», где состоялась премьера, исключительно по техническим причинам видеокоммуникация не случилась, а жаль: интересно следить, как развивается документальный театр.
Итак, рама у «Пограничного состояния» чисто столичная: на пустой сцене молодые люди впроброс обмениваются мнениями на тему своей жизни. В их коротких репликах ничего позитивного: привычное недовольство, типа не люблю спускаться в метро, там лучше ночью, потому что никого нет, что-то про тотальную агрессию... Но через пару минут контрастом на экране возникнет Иван-город со своей крепостной стеной, то самое небольшое местечко на границе России с Эстонией. Пейзаж не то чтобы унылый, скорее привычный: так или иначе выглядит сплошь облупившаяся российская провинция вдали от столицы и областных центров. И время в ней как будто остановилось. Навсегда.
А лицо города — это люди, и вот они уже перед нами. Пара мужичков, которых, впрочем, легко можно встретить и в центре российской столицы: кое-как одетые, вне моды и трендов, грубые, но беззлобные, общаются привычно матом, побудительный мотив — душа горит, выпить бы. Их сменят три пенсионерки на скамейке, семейная пара, мать приемных детей, режиссер местного театра, бывший мореход, а теперь пенсионер на лавочке в окружении голубей. Наконец два брата, один из которых безвредный алкаш, другой — работающий тренер. Каждый со своей историей и отношением к действительности в пограничном городе после развала Советского Союза. Какова она эта жизнь, как каждый ее проживает или доживает?
Две ходки по 20 дней делали столичные артисты в Иван-город, записывали местных жителей, тех, кто шел на контакт, из этого сложили текст под присмотром, может быть, лучшего драматурга современности Мариуса Ивашкявичуса. Режиссер Юрий Квятковский, он же арт-директор «BRUSFEST», перевел его на театральный язык, максимально избежав языка киношного. На экране нет даже фотографий реальных людей, а только актеры, которые их воплощают. Актеры, в свою очередь, достаточно выразительно рисуют образ своих респондентов.
Как прием Квятковский использует киноозвучание: актер или актриса стоит лицом к залу, но смотрит на монитор, который расположен выше. За его же спиной на экране — он сам в образе, крупным планом в привычной обстановке — в квартире, на улице, и таким образом внимание зрителя сфокусировано на крупном плане экрана, который на его же глазах озвучивает артист. Артисты озвучивают не только своих персонажей, но и звуки, сопровождающие их жизнь. Непростая конструкция затягивает тебя в другой мир, неприглядный, пограничный, депрессивный, рядом с которым московское нытье выглядит не более чем капризной претензией. Что называется — почувствуйте разницу. Посмотрите, как люди живут, — мало не покажется.
Пожалуй, в документальном театре Квятковского эффект театра, его выразительных средств, сосредоточенных на артисте, и интересен, и эффективен по воздействию. Театр не прячется за документальный экран: вот он живой, с живым нервом и живыми людьми, хоть и представленными артистами.
После спектакля в разговоре с Юрием Квятковским узнаю, что показать Русь депрессивную — не главная задача.
— Работая над спектаклем, я впервые пытался анализировать актерскую трансформацию: ребята должны были войти в маргинальную среду. За 20 дней работы у них самих тоже случилось пограничное состояние: сложно, когда подключаешься к другой жизни (тем более такой), оставаться просто артистом. Могу сказать, что этот спектакль — про актеров, примеривших на себя судьбы других людей.
— Сколько реально материала после экспедиций в Иван-город вошло в спектакль?
— В русской версии процентов 20. Ребята опросили сотни людей, что было непросто: кто-то бегал от нас, кого-то надо было уговаривать. Это такое, скорее, журналистское расследование, которое требовало именно журналистского подхода, хватки.
— Среди ваших респондентов больше маргиналов, поэтому остается ощущение полной безысходности. Но в городе есть и другие люди, чьи мнения, как мне кажется, дали бы больший объем такому театральному исследованию.
— Да, среди людей были архитектор, мэр, состоявшиеся граждане, но маргинальная среда дает больше интересных моментов с художественной точки зрения.
— Почему отказались показывать на экране реальных людей? Я как зритель не имею их визуального образа и должна верить только артистам.
— Присутствие (видео или фотографическое) живого человека, на мой взгляд, меняет статус проекта и его задачи. Перед нами же стояла задача отобрать те персонажи, которые попадали в самих актеров. Например, вот режиссер из народного театра, он реально похож на Дениса. И для меня важно было, чтобы актер и его герой перекликались. Конечно, можно сделать документальный фильм, но он будет страшнее.
Не случайно спектакль завершает эпизод в семье, где живут два брата: один алкаш, впрочем, симпатичный даже, а другой — работающий, тренер, который стесняется, что у него такой брат, но они живут вместе, и он его любит. Их диалог, который одновременно идет на экране и вживую, производит тоже жутковатое впечатление. Впрочем, в нашей стране много страшного.
«BRUSFEST» прошел первую половину и продолжает демонстрировать свои документальные исследований последних лет. Впереди спектакли в мастерской Брусникина («Транссиб», «Я не боюсь сказать»), «Старого дома» из Новосибирска («Пыль»), из Хабаровска («Бонни и Клайд»), из Казани («Свидетели»). Фестиваль захватил много театральных и музейных площадок, а закроется он в день рождения Дмитрия Брусникина в ММОМА выставочным проектом «Человек размером с дом». Человек — это Дмитрий Брусникин, который успел построить свой театральный дом, вырастить детей. А уж они, можно не сомневаться, посадят деревья.
