- Для меня уход Марка Анатольевича – расставание с огромной частью моей жизни и творческой судьбы. без его произведений люди бы и думали по-другому, и мир бы воспринимали по-другому. Не говоря уже о том, что без него совсем по-иному могла сложиться и моя судьба.
Я в то время писал религиозную музыку. Просто так, в никуда. Он услышал, и не побоялся взять это и спеть со сцены официального государственного театра. В то время спеть православные молитвы было почти самоубийственным шагом. Тем не менее, постановка состоялась, и, мне тогда говорили люди, выходя после спектакля: «Может, у нас теперь в стране что-нибудь изменится». И действительно, прошло несколько лет, и страна начала меняться. Мне кажется, что искусство обладает колоссальной силой и может не только производить эмоциональное впечатление, но и преображать мир.
- Что вам запомнилось в работе с Марком Анатольевичем?
- Он необыкновенно тонко чувствовал музыку. Таких режиссёров больше нет. Решиться и сделать рок-оперу на сцене драматического театра тогда, в советское время было вызовом всем и вся. Вот эта смелость и безаппеляционность, умение творить без оглядки при разных политических структурах, которые существовали тогда и остаются в наше время, характеризовали Захарова. Он воплощал свои идеи и этими идеями менял мир. Не шёл в русле кого-то или чего-то, а делал свой взгляд, и это было настолько заразительно и ярко, что менялось сознание людей. Они шли за ним, за его мышлением.
- Откуда такие чутьё и смелость?
- От рождения. Он не только чувствовал музыку, но и тонкости актёрской игры, и сценографию спектакля. Он чувствовал, воздействует музыка эмоционально или нет. Это очень редкое качество, потому что многие люди не умеют правильно работать с композитором. Композитор - тонкое существо. Чуть грубее будешь работать, он тебе ничего не сочинит. Он умел работать не только со мной, но и с Геннадием Гладковым.
- После «Юноны и Авось» вам так ведь и не удалось поработать вместе?
- Да, фактически последний раз, когда я выходил на сцену как автор нового спектакля, и был 1981 год, постановка «Юноны и Авось». Дальше мы пошли каждый по своему пути. Однако и того, что было сделано - а это ещё и «Тот самый Мюнхгаузен», хватит, чтобы сказать, что Марк Захаров – главный режиссёр моей жизни. Дай Бог, повторятся такие времена, родятся снова такие люди, которые будут приближаться к тем высотам, которых он достиг. Слава Богу, что Марк Анатольевич оставил не только спектакли, но и замечательные фильмы. Они будут жить очень долго и влиять на формирование души человека и его мировоззрения. Говорят, красота спасёт мир, но и творческая смелость спасёт мир. Марк Захаров уникален.
