На входе в МАММ публику встречают масштабные картины Филипа Колберта, которого называют «крестником Энди Уорхола». На первый взгляд его работы — чистый хайп и провокация. Однако за яркими мультяшными героями, замешанными на полотнах в ядреный коктейль из батальных сцен, соцсетевого фарса и полудетского юмора, скрывается нечто большее. Колберт — философ по образованию и хулиган по натуре. Своим альтер-эго он избрал лобстера в синем костюме, украшенном смешными яичницами-глазуньями. «Я стал художником, когда стал Лобстером», — признается он.
— Почему лобстер? Любите омаров на обед?
— Для меня лобстер — это символ сюрреализма, — со всей возможной серьезностью говорит он «МК». — Сальвадор Дали тоже использовал его в своем искусстве — например сделал лобстер-телефон. Я одеваюсь в костюм лобстера, из-за этого люди стали называть меня человек-лобстер. Я даже стал самого себя изображать в виде лобстера. Я их не ем, потому что если бы я это делал, то был бы каннибалом.
Альтер-эго Филипа присутствует на его выставке Lobster Land не только на картинах, но и в виде скульптур: мультяшный герой то делает селфи, то отдыхает в шезлонге, есть здесь даже маленькая армия марширующих омаров. Но когда персонаж оказывается в центре батальной сцены, где все сражаются против всех (при ближайшем рассмотрении можно найти немало параллелей с историческими картинами), то его появление вызывает системную ошибку (error в сером «окошке»). Почему?
— Потому что лобстер живет в гиперпопмире, в мире хайпа и трендов, — отвечает человек-лобстер. — Сегодня благодаря Интернету, телефону мы все находимся в гиперпопсостоянии, мы — супергиперпотребители. Мы потребляем больше информации, чем люди в 1960-е. Поп-движение зародилось тогда, а сегодня у нас — гиперпоп. И мои работы — это отражение гиперпопкультуры. Вот это гиперсостояние колеблется между цифрами и кибернетическими организмами вроде информационных каналов, с помощью которых воспринимается мир.
Иной контекст у выставки Розмари Трокель. Немецкая художница появилась на арт-сцене в 1980-х, когда мужское искусство доминировало, и всю себя посвятила борьбе за права женщин на концептуальные высказывания. Один из самых говорящих ее проектов — инсталляция «Рисующая машина» (1990 г.): станок из железного каркаса и 56 кистей, сделанных из волос разных художников. Мягкие и жесткие, курчавые и прямые волоски оставляют разные следы на японской бумаге, встроенной в машину. Розмари показывает и результат — семь абстрактных картин с черными полосами. Но здесь важен не итог, а посыл: перед нами протест против клише, связывающего женское искусство с тихими ремесленными практиками и машинным трудом.
Другая женщина-художник Александра Вертинская размышляет совсем о другом — живописец с крепкой классической школой (Суриковский институт, мастерская Таира Салахова) пересматривает отношение к такому традиционному жанру, как натюрморт. Ее «Парариз» — это серия масштабных и небольших работ (иногда написанных поверх фотографий), на которых изображен процесс увядания природы. Глядя на них, невольно вспоминают кувшинки Моне. Вслед за классиком импрессионизма Вертинская воспроизводит одни и те же сюжеты в разное время. На наших глазах райские цветы постепенно умирают, превращаясь в прах. Выставку дополняет зал со старинными натюрмортами и зарисовками ботаников прошлого, иллюстрирующих простую мысль: в традиционном понимании натюрморт — это фиксация сиюминутной красоты, способ сохранить ее навечно. Однако смерть неизбежна. Идея, собственно, не нова: размышления о вечной красоте и жизни преследуют человечество из покон веков. Но смотрится красиво и поэтично. Хотя проект выглядит неожиданно в контексте выставочной политики МАММ.
Логичнее появление на Остоженке выставки классика «неофициального искусства» Владимира Янкилевского, участника знаменитой выставки «30 лет МОСХ», которую резко раскритиковал Хрущев. Скандал в Манеже на годы лишил возможности многих художников выставлять свои работы и в то же время стал отправной точкой для явления, получившего название «советский андеграунд». Одним из ярких представителей движения стал Янкилевский. Проект в МАММ — своего рода реконструкция выставки художника, состоявшейся в 1994 году в Париже. Центральное место в зале занимает воссозданная по чертежам инсталляция «Героический монумент», которую автор вынашивал почти три десятка лет. Перед нами странный супрематистский ящик ростом с человека, заключенный в красном круге и зафиксированный целью. Однако дверь ящика открыта. По мысли автора, каждый из нас добровольно заключает себя в ящик, но всегда есть выход — нужно только выйти из него, дверь открыта. Понятно, что рефлексия художника вызвана временем и давлением политической машины, однако и современному зрителю есть о чем «поговорить» с автором. Каждый из нас находится в неких рамках, навязанных обществом или укладом жизни, однако всегда можно вырваться из них.
Не обошлось у Свибловой и без привычных фотографических премьер. Выставка Евгения Умнова, приуроченная к 100-летию со дня рождения классика, погружает зрителя в советское ретро и охватывает период с 1944 по 1975-й (год смерти фотографа). Здесь все главные герои времени: Утесов, Бернес, Никулин, Тарковский, Плисецкая и многие-многие другие. Особенно живописен кадр, где Хрущев, стоя на трибуне Мавзолея, одной рукой пожимает руку Валентины Терешковой, другой — гладит ее по голове. Такая она — эта странная «оттепель».
Еще одна архивная выставка — «Звезды мирового балета в объективе легендарного Сержа Лидо. 1930–1980-е годы». Это находка для балетомана. Здесь все — Ролан Пети, Вацлав Нежинский, Серж Лифарь, Милорад Мишкович, Рудольф Нуриев, Марта Грэм, Майя Плисецкая, Михаил Барышников… Фотографии дополнены подробными пояснениями, рассказывающими о звездах балетах, режиссерах и непосредственно спектаклях, запечатленных на снимках. Это настоящая энциклопедия балета!
Финальный аккорд — прекрасная выставка, посвященная Варваре Родченко. Тонкий художник и дочь великих авангардистов, Александра Родченко и Варвары Степановой, скончалась этим летом на 94-м году жизни. Творчество Варвары Родченко многогранно и долгое время находилось в тени ее звездных родителей. А ведь она была замечательным пейзажистом и автором оригинальных фотопортретов (фотограмм), сложенных из листьев, цветов и простых бытовых предметов, как тарелки и чашки. Здесь же показаны наполненные радостью и любовью фотографии ее отца, запечатлевшую Мулю (так ее называли родители) в детстве. Это выставка-посвящение Человеку, которого не волновали материальные блага, который был рожден искусством и прожил длинную творческую жизнь. «Без Варвары Александровны не родился бы наш музей. В самый трудный момент, когда руки опускались и хотелось все бросить, простые и светлые советы Варвары Александровны помогали посмотреть на жизнь с другой, неожиданной точки зрения», — пишет Ольга Свиблова о ней.
