— Какие открытия в жизни и творчестве Шукшина вы сделали, работая над книгой о нем?
— В любой биографии Шукшина можно прочитать о том, как в 1947 году он покинул родное село на Алтае и уехал за «Камень», то есть за Урал, в Европейскую часть России. Однако никто из исследователей не задавался вопросом, как ему удалось получить паспорт — ведь колхозникам их не выдавали. Шукшин стал исключением, и история о том, как и почему это произошло, — очень яркий штрих к судьбе моего героя и его эпохи. После ареста и расстрела мужа в 1933 году, когда Василию Макаровичу было неполных четыре года, а его сестре Наталье — два, мать была в полном отчаянии и вместе с детьми хотела залезть в печку, чтобы надышаться угарным газом. Спасла их случайно зашедшая в дом соседка. Но именно тогда, отшатнувшись от смерти, Мария Сергеевна ощутила страшную жажду жизни. Она второй раз вышла замуж и, таким образом, перестала быть сибулонкой, женой врага народа, а затем уехала с новым мужем в другое село и оттуда в Бийск. Однако после начала войны вернулась в родные Сростки и выучилась на парикмахера. А что такое сельский парикмахер? Это человек, который обслуживает начальство. Фактически она сделала в селе фантастическую карьеру: из сибулонки стала деревенской элитой. Потом то же самое в масштабах страны проделает ее сын. Так вот именно ей, Марии Сергеевне, удалось уговорить первого секретаря райкома партии помочь Василию получить паспорт. То есть изначально советская власть повела себя по отношению к Шукшину двойственно: с одной стороны, тупая, безжалостная машина, которая уничтожала все лучшее, что было в народе, с другой, в недрах этой машины встречались совестливые, отзывчивые люди, и Шукшин эту двойственность видел, знал, ценил. И материнский урок навсегда запомнил: с властью надо не бодаться, а пользоваться ею.
И второй очень важный момент связан с самой фамилией Шукшин. После ареста Макара Леонтьевича Шукшина мать, опасаясь за будущее сына, записала его на свою девичью фамилию — Попов. Именно с ней он ходил в школу и учился в Бийске в автомобильном техникуме. Однако когда Василий получал паспорт, то в нем значилась фамилия Шукшин. Причина была чисто формальная — паспорт выдали на основании свидетельства о рождении, которое Мария Сергеевна менять не стала, но в 16 лет Василий Шукшин в каком-то смысле вступил в отцовское наследство, и это ключевой момент его судьбы. Он стал Шукшиным! Что он думал о своем отце в детстве, когда на него указывали пальцем и говорили: «У, вражонок идет!» — а потом в юности, когда ему приходилось писать неправду об отце в многочисленных советских анкетах и автобиографиях при поступлении на учебу или работу, можно только гадать. Но когда в 1956 году Макар Леонтьевич был реабилитирован, сын очень тяжело все это переживал. Он никогда не мог простить власти убийство отца, но при этом в диссидентство тоже не уходил, был членом партии и от государственных наград не отказывался. Однако в вечном российском конфликте между народом и государством всегда был на стороне народа и к советской действительности относился весьма критично.
— Шукшина часто относят к представителям «деревенской прозы». Насколько он выходит за рамки этого направления?
— По большому счету любой крупный писатель выламывается за рамки направлений, к которым его относят критики или литературоведы. Но в биографии Шукшина интересно и важно то, что большую часть жизни он прожил не в деревне, а в городе. Причем не только в зрелом возрасте, но и в детстве, и в отрочестве, и в юности. И, может быть, поэтому так остро ощущал драматургию судьбы деревенского человека, вырванного из родной среды. Шукшин был человеком сложным в самом буквальном смысле этого слова, то есть сложенным — крестьянин, рабочий, интеллигент, режиссер, писатель, актер. Да и круг его общения таков: с одной стороны, Василий Белов, с которым он ощущал много общего, русского, деревенского, другой — Белла Ахмадуллина. Печатался сначала в «Октябре» у Кочетова, потом в «Новом мире» у Твардовского. Был учеником Михаила Ромма и был вхож в дом главного редактора «Огонька» Анатолия Софронова. Такой широты и распахнутости не было ни у кого из его современников.
— Это едва ли не единственный пример в русской литературе выдающегося кинорежиссера и писателя в одном лице. Можно ли назвать его прозу кинематографичной?
— Можно как угодно назвать. Самое важное, что она была очень индивидуальная, шукшинская, которую ни с чем не спутаешь. Но верно и то, что все сюжеты для своих фильмов он брал из собственных сочинений. Его проза очень диалогична, наглядна, действенна (а не описательна, скажем). Он об этом сам хорошо сказал: «Я знаю, когда я пишу хорошо: когда пишу и как будто пером вытаскиваю из бумаги живые голоса людей». Его рассказы и правда очень хорошо звучат, хотя удачных попыток других режиссеров снимать фильмы по произведениям Шукшина, по-моему, не было. Тут как с песнями Высоцкого…
— Насколько, на ваш взгляд, образ героя-чудика, созданный Шукшиным, актуален сегодня? Не канул ли он в прошлое?
— Он актуален в том смысле, что всегда в народе есть люди, противопоставляющие себя обществу или, по крайней мере, резко выделяющиеся на его фоне. Причем это отличие может быть, грубо говоря, как со знаком плюс, так и со знаком минус. С одной стороны, киномеханик Василий Егорыч Князев из «Чудика» или Андрей Ерин из «Микроскопа», а с другой, бригадир Шурыгин из «Крепкого мужика», разламывающий деревенскую церковь, или герой рассказа «Вечно недовольный Яковлев». Или гениальный Глеб Капустин из рассказа «Срезал». Тоже ведь своего рода чудик. Так вот я думаю, что в недавней русской истории или в современности можно найти немало самых разных довольных и недовольных чудиков от Ельцина до Навального. Оба — абсолютно шукшинские персонажи.
— Интересно, что Шукшин не играл и не ставил ничего на сцене. Как Василий Макарович воспринимал театр?
— До определенного момента Шукшин действительно несколько пренебрежительно относился к театру, ставил его ниже кинематографа. Но в последние годы жизни многое изменилось. У него вышел спектакль в Театре Маяковского в Москве, потом была великолепная постановка пьесы «Энергичные люди» в БДТ. Режиссером был Товстоногов, и этот спектакль с огромным успехом шел много лет. Наконец, одно из последних произведений Василия Макаровича — пьеса «До третьих петухов», которая еще ждет своей театральной судьбы. А то, что проза Шукшина очень сценична, доказывают и современные постановки, взять хотя бы «Рассказы Шукшина» в Театре Наций с Евгением Мироновым и Чулпан Хаматовой.
— Во ВГИКе Шукшин учился со многими впоследствии выдающимися режиссерами, в частности, с Андреем Тарковским. Как складывались их отношения?
— Тарковский был первым, кто снял Шукшина в своем фильме «Убийца» по рассказу Эрнеста Хемингуэя. А кроме того, Василий Макарович нередко приходил к Андрею Арсеньевичу в гости в его дом на Щипке, и им было интересно общаться друг с другом. Наконец, именно Тарковский посоветовал Марлену Хуциеву пригласить Шукшина на главную роль в картине «Два Федора» и положил начало его актерской карьере. Потом их пути несколько разошлись, однако Шукшин с его обостренным чувством самолюбия, соперничества ревниво следил за успехами своего однокурсника. Они снова косвенно пересеклись во второй половине 1960-х, когда Тарковский снимал «Андрея Рублева» (куда, кстати, звал на одну из ролей Шукшина, но тот отказался), а Шукшин хотел снять фильм про Степана Разина, то есть они оба обратились к русскому средневековью, с тем чтобы понять что-то важное о современности. Или можно это так истолковать: не имея возможности напрямую сделать фильм о судьбе художника в авторитарные времена или же о вечном противостоянии народа и государства, оба уходят в историю. Другое дело, что Тарковскому снять свой фильм удалось, а Шукшин, всеми правдами и неправдами добившись разрешения на съемки (и ему это оказалось гораздо труднее, чем его сокурснику), был найден мертвым, и до сих пор окончательной ясности в причинах его смерти нет. Сам Шукшин фильмы Тарковского очень ценил (по крайней мере, известно его высказывание об «Ивановом детстве»), а вот Тарковский, судя по его дневникам и устным выступлениям, плохо знал Шукшина, не читал или очень выборочно читал его прозу, да и вряд ли смотрел его фильмы.
— Как бы вы определили роль Шукшина в русской и мировой культуре?
— Я понимаю, что вопрос предполагает какой-то пафосный ответ, но думаю, что Шукшин не очень известен за пределами России. По разным причинам. Но все-таки он действительно абсолютно русский, автономный художник с нашей национальной проблематикой, нашими болями, бедами, радостями. Хотя конечно, есть переводы его произведений на иностранные языки, были у него премии за фильмы. Фассбиндер включил «Калину красную» в десятку лучших мировых картин. Однако по большому счету он все равно наш, только нам понятный и интересный. И смотрите, как хорошо и точно по-шукшински он про Россию заметил: «Надо совершенно спокойно — без чванства и высокомерия — сказать: у России свой путь. Путь тяжкий, трагический, но не безысходный в конце концов. Гордиться нам пока нечем».
