Маэстро Лоуренс-Кинг не впервые радует нас прочтениями барочных партитур. Оркестр «Геликона» прекрасно отозвался на правила игры, предложенные мастером исторического исполнительства. Музыканты тонко восприняли своеобразие штрихов и динамики, которые мы теперь уже устойчиво ассоциируем с барочным саундом. Звучания континуо, при помощи которых колдует маэстро, специфический тембр контртенора и кантилена женских голосов — и вот уже мы погружаемся в атмосферу музыки Генделя, прекрасной и нескучной, несмотря на длинноты арий с бесконечными повторами.
Все солисты — геликоновцы, которым раньше не приходилось петь Генделя. Но, как и оркестранты, они великолепно восприняли эту эстетику и вокальную технологию. Александру Киселеву (Зороастро) пришлось перевоплощаться в разных персонажей — то в грубоватого отца главного героя, то в циничного политика, то в фарисействующего церковника. Прием юбиляций — чисто вокальный в барочной традиции — артист остроумно использовал как актерскую краску для своих персонажей. Глубокое, очень красивое меццо Юлии Никаноровой органично подошло для исполнения роли Медоро, которого режиссер трактовал как женский образ. Хотя, пожалуй, певице чуть-чуть не хватало гибкости для исполнения все тех же сложных юбиляций. Орландо в исполнении Кирилла Новохатько был очень хорош. Тембральная ровность, мягкость и чистота его голоса, не терявшего качества в разной тесситуре, вокальная техника — все это радовало слух. И, наконец, Лидия Светозарова с ее волшебным сопрано в роли Анжелики и Анна Гречишкина, чьи колоратуры обладают абсолютной точностью интонации, в партии Доринды были замечательны.
В абсолютном мраке по центру возникает пустая душевая кабина. Идет обильный пар. Этот визуальный мем, ставший классическим со времен Хичкока, сигнализирует: мы переживаем историю в жанре триллера, разворачивающуюся в наши дни. Сценограф Хармут Шоргхоффер и художник по свету Алексей Николаев выполнили свою работу безукоризненно, соединив лаконичность и внятность, буквальность и условность. На сцену выходит диджей (Сергей Костюк), и ночной клуб Pulse, что в городе Орландо, штат Майами, США, начинает свою работу. Три года назад невменяемый парень по имени Омар расстрелял в гей-клубе 49 человек насмерть. О таких, как он, сделал свой спектакль Георгий Исаакян. Наш Орландо не обезумевший рыцарь, а современный социопат, живущий в обшарпанной квартире в конфликте с быдловатым отцом. Он влюблен в Анжелику, которая предпочла ему роман с другой девушкой. Не только тема ЛГБТ, но и тема ислама проникает в спектакль — эта функция досталась Доринде — в оригинальном либретто она пастушка, а здесь облаченная в хиджаб уборщица в клубе. Шокированный выбором Анжелики, которая предпочла ему лесбиянку, избитый охранниками, обманутый священником, парень попадает в лапы бородатых фундаменталистов, которые его склоняют к совершению теракта. Что он и делает без шума и пыли в рапиде, исполняя прекрасную арию.
Радикальные режиссерские прочтения оперных партитур непременно ставят в противоречие то, что происходит на сцене, тому тексту, который мы читаем на табло. Георгий Исаакян придумал, как решить эту проблему: он просто убрал текст. В титрах мы прочтем только пояснение из синопсиса, например: Орландо мучается ревностью. А дальше следим за развитием действия — оно всегда подробно и динамично, никакой статичности — только ориентируясь на мизансцены, игру артистов, движение, взаимодействия — и слушаем арии на незнакомом итальянском языке.
В партитуру спектакля инсталлированы два «чужих» пласта: хоровые фрагменты из оратории Генделя «Израиль в Египте» и электронные треки Габриэля Прокофьева — внука великого советского композитора, которые деликатно иллюстрируют сцены в клубе. А вот англоязычные хоры с высокоштильными текстами типа The Lord gave the word воспринимаются странновато. Возможно, создатели спектакля с их помощью хотели поднять смыслы, которые сами же и снизили. А возможно, здесь была чисто музыкальная задача: хоры эти невероятно красивы.
