Том преткновения
— Екатерина Евгеньевна, мы сейчас с вами находимся в доме Гоголя на Никитском бульваре. Расскажите об этом здании.
— Это уникальное место. Особняк принадлежал графу Александру Толстому, с которым Гоголь в последние годы был дружен и который приютил его. Самая яркая характеристика этого дома и одновременно самая печальная — это то, что именно тут писатель сжег второй том «Мертвых душ». В этом доме Гоголь и умер. Теперь здесь большая библиотека и научный центр, а каждый год устраиваются Гоголевские чтения с выездом по местам писателя. На сей раз группа гоголеведов отправится в Иерусалим, куда и сам Гоголь некогда совершил очень важное для его внутреннего состояния паломничество.
— Второй том «Мертвых душ» Гоголь сжег. Но известно, что часть его все же нашли. Есть надежда обнаружить полную версию?
— Периодически возникают сенсационные сообщения. Мне однажды позвонил американский предприниматель российского происхождения, сказал, что у него есть неопубликованный второй том «Мертвых душ» и прислал мне ксерокс глав. Но увы! Сенсации не состоялось. Многие не совсем понимают, что та рукопись второго тома поэмы, которую нашли через несколько месяцев после смерти Гоголя (а это всего пять тетрадей, то есть пять глав), была промежуточной редакцией. Гоголь, по-видимому, переписал набело какой-то уже на определенном этапе завершенный текст, а потом уже по нему начал снова править. Поэтому рукопись эта расслаивается — на нижний слой и на верхний, который составляет другую редакцию текста.
Первым, кто расшифровал эти пять глав, был близкий друг Гоголя Шевырев, но он поначалу обработал только верхний слой. В том виде и вышло первое издание второго тома «Мертвых душ» в 1855 году, под редакцией племянника Гоголя Николая Трушковского. А позже Пантелеймоном Кулишом были опубликованы обе редакции — по нижнему и по верхнему слою. Так это продолжают делать и по сей день. Так что получается парадокс: источник (документ) один, а редакций — две. Но в рукописи есть и промежуточная правка, которую можно отнести и к верхнему слою, и к нижнему. И потому, когда делается расслоение, каждый раз версия оказывается — в зависимости от того, кто этим занимается, — чуть отличной от других версий. Это и вводит в заблуждение охотников за сенсациями.
— Всех до сих пор мучает вопрос: почему Гоголь сжег второй том «Мертвых душ»?
— Никто не знает, есть множество версий. Одна из них — восходящая якобы к словам самого Гоголя, что он сделал это нечаянно. Другая — что это было сделано в пароксизме болезни. Есть еще и метафизическая трактовка: сожжение как перерождение, способ создать нечто более совершенное. У Гоголя же вообще была тенденция — сжигать. Например, тираж своей первой поэмы «Ганс Кюхельгартен», после того как ее раскритиковали, он попытался уничтожить. Да и второй том «Мертвых душ» он сжигал не один раз. Гоголь говорил, что когда уничтожается написанный текст — замысел вырисовывается ему в более первозданном, чистом виде.
— Но ведь Гоголь переживал глубочайший религиозный кризис?
— Да, вы правы. Он хотел уйти от художественной прозы к Богу, а служение Творцу сложно сочетается со служением искусству. Быть может, сожжение и было таким актом отказа от прошлого. Во всяком случае, известно, что Гоголь дал почитать главы второго тома своему духовному наставнику отцу Матвею Константиновскому, и тот, по некоторым сведениям, воспротивился их печатанию.
— Гоголь хотел уйти в монастырь?
— По крайней мере, подумывал об этом. Вот вам история. В немецком Веймаре в 1840-е годы жила сестра Александра I великая княгиня Мария Павловна, ставшая великой герцогиней Веймарской. Она, испытывая большую ностальгию по родине, приглашала к себе всех русских, приезжавших в город. Существовал в то время специальный журнал посещений. Когда я приехала в Веймар, то стала искать в этом журнале Гоголя: там он однажды побывал. Никаких сведений! Единственный же след Гоголя в городе — его собственные письма и воспоминания дочери местного православного священника Стефана Сабинина: она рассказывает, как Гоголь в Веймаре беседовал с ее отцом и обсуждал с ним свое намерение «поступить в монастырь».
«Гоголеведение — дело партийное»
— Вы участвуете в подготовке нового полного собрания сочинений Гоголя. Что это будет за издание?
— Особенность нынешнего издания — в том, что не только заново прочитаны все рукописи, но и что комментарий в нем оказывается порой едва ли не объемнее самих произведений. Это была установка нашего руководителя Юрия Мана: не давать субъективные оценки, а показать помимо более традиционных разделов, посвященных истории создания текста и его публикаций, также и историю его интерпретаций, которая доведена до сегодняшнего дня. Это и есть наше ноу-хау. Обычно академические издания заканчивают на прижизненной критике.
— И как меняется со временем истолкование Гоголя?
— Гоголь — уникальное явление. Он настолько многообразен, что поддается самым различным интерпретациям, почти взаимоисключающим. Вы хотите сделать из него реалиста? Вы прекрасно докажете, что он реалист. Хотите превратить в авангардиста? Все докажете. Представить Гоголя романтиком? Пожалуйста. Сейчас тенденция видеть в Гоголе прежде всего православного проповедника — так и к этому подвести можно! Так что гоголеведение сегодня — дело во многом партийное. Есть условные «западники», которые видят, что в Гоголе есть очень важная составляющая европейской культуры. Не надо забывать, что значительную часть жизни он прожил на Западе: в Риме, Неаполе, да где только он не бывал. С другой стороны, есть партия тех, кто особый акцент делает на религиозном аспекте творчества Гоголя. У них он — православный писатель и мыслитель. Некоторые видят в Гоголе мистика и ищут истоки его творчества в масонской и даже пиетисткой литературе.
— А как воспринимают Николая Васильевича за рубежом?
— Интерес к нему есть, но не зашкаливающий, особенно по сравнению с Толстым и Достоевским. Его любят переводить. Во Франции несколько лет назад Гоголя включили в программу «Агрегасьон» — конкурса на право преподавания в лицее или университете. В определенном смысле Гоголь оказывается на Западе интереснее Пушкина. Когда Пушкина переводят, то французы в нем узнают Мериме, каких-то других своих писателей, а то, что для нас составляет чудо и прелесть пушкинской поэзии, не очень воспринимается при переводе. Гоголь, как любой сложный автор, более заманчив для перевода. Недавно вышел французский вариант «Мертвых душ». Переводчица решила сохранить смысловую нагрузку фамилий персонажей, то есть не писать латиницей «Чичиков» или «Собакевич», а придумать смысловые аналоги во французском языке. Вышло спорно. По-настоящему аналог удалось отыскать для Коробочки — с остальными не совсем получилось.
Ближайший к Христу
— Можно ли Гоголя назвать человеком мира?
— Думаю, не вполне. Здесь как раз стоит сравнить его с Пушкиным. Пушкин, если не считать его путешествия в Арзрум, за границей никогда не был, но его мы можем назвать человеком мира. Он впитывал разные культуры, для него это имело первостепенное значение. Про Гоголя же существует много мемуарных свидетельств, как, будучи в Риме, вместо того, чтобы любоваться городом, он начинал вспоминать Малороссию. Сын Николая Карамзина Андрей, познакомившийся с Гоголем в Италии, возмущался, вспоминая, как во время службы Гоголь начал рассказывать ему про какого-то малороссийского казака. Гоголю Запад помогал во многом просветить его отношение к России. Неслучайно он говорил, что о России он может писать только в Риме. Гоголь не тот путешественник, которому интересно чужое. Он, когда видит чужое, начинает думать о своем.
— Именно в Италии Гоголь познакомился с автором картины «Явление Христа народу» Ивановым?
— Гоголь духовно поддерживал Иванова. Тот тоже высоко ценил писателя. Есть мнение, что мужская фигура, ближайшая к Христу на картине, — скорее всего, Гоголь.
— А известно ли, кто был прототипами в произведениях Гоголя?
— На мой взгляд, нельзя говорить о четких прототипах. Вспомните монолог Агафьи Тихоновны в «Женитьбе»: «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще…» Вот такой собирательный образ героев Гоголя. Зато очень часто бывало, что кто-то узнавал себя в его персонажах. Да что уж там, после премьеры «Ревизора» император Николай I сказал, что «всем досталось, а больше всего мне». Но версий относительно прототипов гоголевских персонажей, особенно прототипов героев «Мертвых душ», — множество. В нашем академическом издании в каждом томе есть отдельный раздел «Прототипы».
— Любопытно, что Гоголь увлекался вышиванием и каллиграфией. Откуда такие интересы?
— Да, вспомните: его губернатор в «Мертвых душах» вышивает по тюлю. В некотором смысле это автобиографично. Гоголь с большим вниманием относился к вещному миру. Таково вязание: из нити создается вещь. Как и каллиграфия, которая его интересует, где сам рисунок буквы оказывается символически значим. Вспомним переписчика бумаг в «Шинели» — Акакия Акакиевича. Это в каком-то смысле проекция его творчества. Гоголь ведь едва ли не первым в русской литературе показал, как слово в тексте приобретает самоценность, само становится персонажем, и как текст может возникнуть почти из ничего. И это будет великий текст. О чем чуть позже задумывался Флобер, когда он говорил, что не надо сочинять никаких историй, и взял для «Госпожи Бовари» банальный сюжет, сделав из него великий роман.
— Вообще имя Гоголя овеяно легендами, связанными особенно с его смертью. Для вас, исследователя, есть какие-нибудь загадки?
— Что только не придумывают! Гоголя перезахоронили, когда закрывали Данилов монастырь. Создали комиссию. Для меня до сих пор загадка, почему документы, хранящиеся в архивах и относящиеся к перезахоронению, содержат в себе очень мало конкретных деталей. Существует даже предположение, что перезахоронения не было вовсе. Якобы, когда убрали надгробие, гроба уже не было, потому что из-за подземных вод он «ушел». Скорее всего, это легенда, как и та, что якобы, когда гроб вскрыли, черепа не обнаружили, или что в гробу Гоголь лежал перевернутым. Возможно, это — отзвук опасения самого Гоголя быть похороненным заживо.
— Удивительно, что ведь надгробие Гоголя потом оказалось на могиле Михаила Булгакова…
— Представьте, такая судьба. Надгробие случайно нашла вдова Булгакова Елена Сергеевна. Она сама об этом пишет: «Однажды, когда я по обыкновению зашла в мастерскую при кладбище Новодевичьем, я увидела глубоко запрятавшуюся в яме какую-то гранитную глыбу. Директор мастерской объяснил, что это — Голгофа с могилы Гоголя. По моей просьбе, при помощи экскаватора, подняли эту глыбу, подвезли к могиле Миши и водрузили. С большим трудом, так как этот гранит труден для обработки, как железо, рабочие вырубили площадочку для надписи. Вы сами понимаете, как это подходит к Мишиной могиле — Голгофа с могилы его любимого писателя Гоголя».
— А кто из современных писателей, на ваш взгляд, продолжает гоголевские традиции в литературе?
— Есть много попыток переписать Гоголя, дописать, сделать стилизацию à la Гоголь. Этакий постмодерн. Я бы сказала, что самый сильный роман, навеянный Гоголем, — это «Возвращение в Египет» Владимира Шарова. Он немного затянут и длинноват, но по идее очень интересен. По замыслу автора, все беды, которые претерпела Россия, — от того, что Гоголь не дописал «Мертвые души». Его герой — мифический правнук писателя, полный его тезка Николай Гоголь. На него и возложена миссия дописать поэму. Получилась действительно такая история бегства, которое есть одновременно и возвращение. Чичиков в новом финале оказывается бегуном-старообрядцем, в Сибири ставшим епископом, а новый Гоголь II проходит через лагеря и пишет синопсис продолжения поэмы, искупая своими страданиями те беды, которые, описав их, навлек на страну его пращур.
