Начало «Рыцаря пламенеющего пестика» вполне соответствует сегодняшнему дню и претензиям тех, кто ведет поиски на территории современного искусства. На сцене белоснежный, прямо-таки стерильный прямоугольник (и это все?), на котором возникают проекции (да сколько можно!) — сначала надписи бегут, вроде «сцена первая» или «дом Вентьюрвела» (кто такой?). Последней соответствует ч/б изображение интерьеров этого самого дома. Из-за прямоугольника один за одним появляются актеры в черном трико и почему-то со стульями в руках. Как и полагается в современном искусстве, которое некоторым недоступно, как жирным гагарам битва жизни, выражение лиц актеров многозначительные и движения непростые: поставив стулья, бьют рукой об руку в районе вены как перед взятием анализа крови.
«Что за штампы? — думаю я. — Английский режиссер Деклан Доннеллан до сих пор подобной штамповки на сцене себе не позволял, на него это совсем непохоже». А актер в черном уже вещает бескровным голосом в стихотворном размере нечто о купце Вентьюрвеле, который хочет повыгоднее выдать красотку дочь замуж, а ей мил приказчик.
Появляется купец в строгом офисном костюме, и…
— Подождите, да подождите вы! Что тут происходит? — голос мужчины из зала. На сцене и в рядах легкое замешательство: так задумано? Подсадка или у кого-то из зрителей нервишки не выдержали? А мужчина, который со второго ряда кричал «подождите», уже взобрался на сцену, и все узнают в нем актера Александра Феклистова (аплодисменты). Старомодного покроя коричневый костюм в тонкую полоску и с широкими лацканами, от стеснения жмурится, и если не знать, что это популярный артист и талисман режиссера Доннеллана, то вполне его можно принять за чудака, непонятно зачем вылезшего на сцену.
А чудак уже зовет свою подругу, и из зала поднимается солидная рыжеволосая дамочка с формами в зеленом велюровом платье — Агриппина Стеклова (аплодисменты). Она в свою очередь зовет какого-то Рафа, уверяя, что тот не хуже артистов будет. Возникает молодой, нагловатый простак (Назар Сафонов). От троицы самозванцев артисты в шоке, зал — в ожидании: что будет?
А дальше будет то, что в начале XVII века сочинил английский драматург Френсис Бомонт, писавший в яковианскую эпоху, то есть при дворе короля Якова не то Первого, не то Четвертого. Это он написал пьесу, по сути допускающую вмешательство публики и делающую спектакль интерактивным. Уже тогда пьеса имела не совсем привычную структуру: активно использовала элементы пародии, ломала «четвертую стену». Как всякое новаторство, при первой постановке комедия о рыцаре пылающего пестика, сыгранная в 1607 году в лондонском театре «Блэкфрайерс», провалилась, но потом много и небезуспешно ставилась. В России это первое обращение к произведению Бомонта. Перевод Мелковой образца 1956 года очень качественный.
В XXI веке смыслы, заложенные в пьесе, читаются иначе. Постановка Деклана Доннеллана хоть и комедия положений, причем очень смешная, остроумная, но при этом несет философский смысл. Как это возможно? Оказывается, возможно при наличии таланта, разумной позиции и взглядов постановщика, оригинального (не значит дорогого) сценографического решения и, конечно же, сильных актеров. Всё это есть и было предъявлено публике.
Театр в театре, внутри которого существует еще свой театр, — так выглядит «Рыцарь» с пестиком и без. Кстати, стоит уточнить, что пестик в данном случае никакая не аллегория, не эротические намеки, а конкретная бытовая вещица — пестик из металла, которым в бакалейных лавках толкут специи. Да, вот так всё просто. Семья бакалейщиков с подмастерьем попадает в театр и пытается в нем установить свои правила.
— А где декорации? А где костюмы? Это что за такой театр? — удивленно спрашивает бакалейщица в велюровом платье в начале. Дальше интонации ее и спутника жизни будут крепчать и переходить от возмущения к требованиям: «Не забывайте, на чьи деньги вы тут кувыркаетесь!». Не правда ли, вполне узнаваемые претензии налогоплательщиков к служителям Мельпомены, повадившиеся то и дело вылезать на сцену, писать анонимные письма во всякие культурные ведомства или подбрасывать свиные головы к дверям театров. Я уже не говорю про вандализм на выставках — всё это реальность сегодняшнего дня. Впрочем, во времена Бомонта, судя по его пьесе, всё выглядело просто комично, без подтекстов и намеков.
Феклистов и Стеклова — великолепная пара, клоун Беж и клоун Руж, работающие яркими, грубыми мазками, которые часто можно увидеть в антрепризных спектаклях. Только в отличие от коллег из антреприз Феклистов и Стеклова свою грубость рисуют весьма тонко, органично. Реакции их отточены, выверены в наивности и простодушии, от чего становится невероятно смешно. И молодой Назар Сафонов не теряется рядом с такими мастерами: это его в угоду торговцев переодевают в рыцаря пестика, и он уже воспламенен предстоящими подвигами. Их артист сыграет комично, по законам жанра.
Надо сказать, режиссер выстроил всё, кажется, по миллиметрам, когда переход из одной стилистики в другую не тормозит действия, когда ритм не нарушен, дыхание общего спектакля не сбито. Так выглядел бы, наверное, графический рисунок, в который мастерской рукой вписаны яркие, гротесковые краски, но всё это в целом создает потрясающую картину. Где дико смешное переходит в страшноватое, которое в свою очередь как-то органично возвращается на комедийные позиции.
Конечно, с такой сложной конструкцией могут справиться только очень сильные артисты. Труппа Пушкинского, можно сказать, прошла тест на высокую техничность, когда в одной сцене артист одновременно должен сыграть сам персонаж (скажем, Хемфри или Льюс), артиста, его играющего и еще дающего оценку всему происходящему. С этим блестяще справляются Андрей Кузичев (Хемфри), Сергей Миллер (Вентьюрвел), Анна Кармакова (миссис Меррисот), Алексей Рахманов (Меррисот), Анна Вардеванян (Льюс) и даже студент школы-студии МХАТ Данила Казаков (Майкл) не выпадает из ансамбля мастеров. Можно представить, как непросто приходится им рядом и даже в тени с заведомо яркой, фарсовой парой Стеклова–Феклистов.
А «клоуны» работают на публику, и публика купается в этой игре. У пары много ударных сцен, особенно хороша сцена примирения после дикого скандала. Когда ссорящимся супругам сносит голову, и они не контролируют выражений: «королева говна» и пара и еще пара крепких выражений. Но отключает бакалейщицу в зеленом почему-то «жирная корова». И вот тут Феклистовым будет сыгран поистине каскад, вымаливающий прощение, ради которого он прорвется за кулисы. Какой он там устроит переполох, показано будет на единственной декорации спектакля — белом прямоугольнике, что застыл посреди сцены.
И тут надо отдать должное художнику Нику Ормероду, доказавшему, что минимализм как прием может быть благом для спектакля. Его белоснежный прямоугольник с чистыми линиями вращается, превращаясь из экрана в дом с обитателями, с крыши которого ведутся диалоги; в стену замка, возле которого возникает желанный для простого зрителя костюмированный спектакль. Последний монолог Ралфа в образе благородного рыцаря пламенеющего пестика оборачивается монологом Гамлета. Да и музыка спектакля, написанная Павлом Акимкиным, тонко поддерживает хитрую игру в старый и новый театр.
Финал у Деклана достаточно неожиданный, раскрывать который я не буду, но скажу лишь, что точка в вечном споре традиционного и современного, доведенном до крайности особенно в последние годы, не поставлена. И в том, и в другом штампов, претензий и несуразностей может, больше, чем достижений, но театральная дискуссия в театре имени Пушкина удалась на все сто. Самая веселая и умная.
