— Вячеслав Петрович, дорога в Америку стоит безумно сколько. Кто ваш добрый гений, оплативший это путешествие?
— Оркестр «Симфония Невады» города Лас-Вегаса. Он пригласил меня на премьеру моей «Пьеты», пьесы для виолончели с оркестром. Дирижер Вирко Балей хорошо знает современную симфоническую музыку России, любит наших исполнителей. В моем концерте солировала Мария Чайковская.
— Что вас удивило в Лас-Вегасе?
— Город просто напичкан средствами духовного очищения. Здесь 400 церквей! Видно, после продажи души дьяволу очень хочется замолить грехи. Посетил я церковь религиозной науки. Это сарай, где нет никакой религиозной атрибутики. Выступает, к примеру, министр и говорит: «Господу верить необходимо, но еще надо хорошо вести свои дела». Из публики выходят с признанием, что Бог помог им в бизнесе, ну и так далее. Потом они поют песни, водят хороводы, как на рождественской елке.
— Ваши впечатления от простых американцев…
— Приветливы, у них нет и следа озлобления, в котором часто пребывают наши соотечественники.
— Наша публика не торопится на симфонический концерт. Как американцы воспринимают современную русскую музыку?
— Когда Ростропович должен был в первый раз играть мою симфонию, случайно в фойе я услышал мнение, дескать, современная русская музыка ужасна, слушать ее невозможно. Я понял — многие пришли на концерт развлечься и не прочь сбежать поскорее… Началось исполнение. Кто-то действительно ушел, но по лицам оставшихся я понял: музыка что-то меняет в них. Пусть ненадолго — они становились другими людьми.
В Лас-Вегасе зал на 2 тысячи мест. И почти все места были заполнены. Программки раздавали бесплатно, как у Швейка распыляют в раю бесплатно одеколон.
— Я слышала, в Филадельфии оркестр «2001» сыграл две ваши вещи. А когда вас будет играть Ростропович? Встречались ли вы с ним в этот приезд?
— Да, мы очень хорошо пообщались — в июле в Лондоне Ростропович сыграет с Лондонским симфоническим оркестром четвертую часть моей тетралогии «Симфония пути».
— Неужели вы говорили только о музыке небесных сфер?
— Напротив. Мы создали в Вашингтоне американское отделение фонда духовного творчества «Слава фаундейшн» — «Фонд Славы». Его учредили три Славы — Мстислав Ростропович, Святослав Федоров и Вячеслав Артёмов. Надо помочь людям, создающим духовные ценности. Без культуры нация погибнет, ей останется только охота на мамонтов.
— Вы знаете, кому необходимо помочь?
— Конечно, знаю. Есть композиторы, религиозные писатели, которые создают высокие духовные произведения. Или, скажем, хореограф Ольга Бавдилович со своей уникальной труппой во Владивостоке…
— Я слышала: Ольга ставит балеты на вашу музыку. Вы их видели?
— Они снимают все свои постановки на видеопленку. Кое-что я видел. Меня эти балеты захватывают. Российское телевидение собирается вскоре показать серию этих работ. Они требуют внимания, напряжения при восприятии, но воздействие спектаклей на зрителя благотворно. Я надеюсь, вы убедитесь сами. Знали бы вы, в каких труднейших условиях им приходится работать! Звонили недавно — собирают бутылки, чтобы выжить. Сама Ольга выезжала в Америку. Но ей там неинтересно. Я ее понимаю. В американском искусстве часто встречаешь механические изделия, не проникающие в духовную жизнь, остающиеся на уровне игры материалов.
— Может ли композитор-симфонист выжить в сегодняшних условиях?
— Ставки за симфонии немного увеличились, но из-за инфляции фактически уменьшились. Положим, вы пишете симфонию год. На семью в месяц композитору необходимо тысяч 35 — прежде чем зазвучит сочинение, ему за многое надо платить. Умножьте на 12 месяцев и прибавьте инфляционный процент. В Америке исполнение пятнадцатиминутной вещи с оркестром стоит 500 долларов. На четыре исполнения в месяц вполне можно существовать. Радио и телевидение платят за все исполнения. У нас же я слышу свою музыку НЕОБЪЯВЛЕННОЙ, анонимно. Только сейчас, как мне сказали, вырабатывается какой-то законодательный акт, касающийся использования музыки по радио и телевидению. Я думаю, большинство композиторов на свое творчество прожить в нашей стране не в состоянии.
— Вроде начинает вырождаться традиция спонсорства…
— Спонсоры уже устали… У нас была и другая традиция — государство поддерживало культуру. Другой вопрос — какую культуру? У всех на слуху обласканные имена.
— Помочь бы надо в первую очередь молодым талантам — никто не знает, сколько Господь отмерил каждому прожить на земле.
— У каждого свой план бытия. Мясковский «расписался» к концу жизни. У Прокофьева самые важные вещи написаны рано. Важно судить не по паспортному возрасту, а по делам. Надо скорее менять образ корифеев в общественном сознании. В Союзе композиторов был секретариат — он состоял из орденоносцев, обласканных и оплаченных правительством. Теперь ничего этого не существует. Дым рассеялся — и нет гениев.
Грешить или не грешить?
— Вячеслав Петрович, ваш симфонический путь к Богу, подготовка к надмирной жизни не вступают ли в противоречие с самочувствием человека, вынужденного грешить и подвергаться разным соблазнам?
— У меня нет возможностей подвергаться соблазнам.
— Как же так? Вы же не отшельник в скиту?
— У меня нет пристрастий, кроме моих занятий. И на них мне едва хватит моей жизни.
— А соблазн самообольщения, любви к самому себе?
— Вот это большая проблема. Господь сказал: «Возлюби ближнего, как самого себя». Но для меня вопрос: как возлюбить себя?
— Где вы постигаете гармонию?
— Я человек горный, лесной. Мое место — в божественной природе. Я у нее учусь.
— Правильно ли я вас поняла, что именно в горах вы ощущаете некую возможность общения с Богом?
— Было бы наглостью с моей стороны сказать таким образом. Один композитор хвастался, дескать, не он пишет музыку, а какие-то надмирные силы водят его рукой. Человек не в состоянии определить точно, откуда на него направлено воздействие. По-настоящему приближенный к процессу творчества знает, что всё однажды откроется. Даже во сне. И тогда есть искушение сказать, что это свыше. Но каждый получает в меру своей испорченности. Я хотел бы быть ближе к Богу. Ведь сказано в писании: «Познай самого себя». Человек познает себя своим участием в жизни, своим трудом. Композитор творчеством идет к Богу, если он стремится к нему. Но может произойти и подмена. Иной стремится несознательно к дьяволу, а ему кажется, что он всё получает от Бога.
— Испытываете ли вы недовольство собой?
— Собой я всегда недоволен. Но стараюсь анализировать, исправлять недостатки. Самое действенное средство — творчество. Мне кажется, в творчестве я преодолеваю свою греховную природу.
— У Пушкина я встретила фразу: «Зависть — сестра соревнования, следственно, из хорошего ряда». Знакомо ли вам это чувство?
— Я пытался себя на этом поймать. Пока не удалось. Радуюсь, если вижу в творчестве другого человека возвышающее начало и во всем готов ему помочь. Разумеется, есть музыка, которая вызывает мое неприятие. Завидую ли я известности композиторов? Я себя проверял: слушал музыку, не зная, кто ее написал. И приходил к заключению: музыка эта недостойная. Фальшивка. Она дает ложное представление о мире чувств. Музыка ведь очень открыта. Ее создателю не спрятаться за звук. Звук есть непосредственное выражение существа автора. Какой человек — такова и его музыка.
— Наверно, возникала у вас зависть к классике, сожаление, что не вы это написали?
— Были такие вещи, которые мне хотелось бы написать. Но они побуждают меня не повторить, а написать что-то свое, что по духовному переживанию было бы наравне. Такие вещи есть у американского композитора Эдгара Вареза.
— Не слышала ни его произведений, ни о нем.
— К сожалению, он мало известен. На мой взгляд, он самый крупный композитор ХХ века. Он действительно открыл новые пути в музыке, а не Венская школа, о которой так много говорят. Я считаю Вареза более значительным автором, чем Стравинский. У нас его не исполняют. Варез — трагический композитор. Один из первых использовал электронику…
— Австрийский музыковед Карл Харниш нашел в подвале венского музея старинную нотную запись Моцарта «Тайны вокруг императора» — пьесу для двух гитар, виолончели и флейты. Сыграли — мелодия напомнила шлягер Билла Хейли, ознаменовавшего начало рок-н-ролла, 200 лет назад 19-летний Моцарт это отведал и пошел дальше. Вы себе позволяете озорство в музыке?
— О моцартовских вещах нельзя говорить, что они «роковые». Сейчас много переделок. «Маленькую ночную серенаду» играют с ударными. Это профанация классики. Моцарт писал и развлекательную музыку, даже составлял музыкальные квадратики, чтобы любой, вытащив квадратики, мог сложить какую-то музыку. Такие игры хороши на компьютерах. Я считаю главным направлением в музыке — идти в глубину своего душевного мира, открывать возможность пути к Богу. Бах, Шуберт, Шопен, Брамс, Брукнер, Малер, Варез, Берио, Пуленк занимались этим.
Нам не дано предугадать…
— Приходилось ли вам видеть реакцию наших мастеровых на новую «классику»?
— Когда они сталкивались с музыкой нос к носу, то бывали поражены: «А это уже не классика, а что-то другое». Классику они ненавидят. Надо их приучить, возбуждать музыкой циркуляцию крови в мыслях, чтоб они перестали быть лопухами. Сын моего знакомого — школьник — на переменах стал передавать музыку Баха, Генделя со своим комментарием. Представьте — дети изменились. Школа изменилась. Дети не доверяют взрослым, пусть просвещают их сверстники. Не может эмоциональная музыка не захватить человека.
— Когда вы закончите «Симфонию пути», вернетесь к камерным сочинениям?
— Они у меня в проектах и образах…
— Вы не хотели бы поработать в Швейцарии?
— У нас на Кавказе лучше. Наш фонд получил в Карачаево-Черкессии семь гектаров земли. Хотим сделать что-то вроде артистической колонии, чтобы приезжали художники, артисты, поэты, музыканты… Но ныне всё непредсказуемо.
— Где вам легче работается?
— Работать можно только дома, на природе.
— Насколько мне известно, у композитора Артёмова нет загородного дома.
— У Артёмова ни собственного дома, ни машины. Меня стали знакомые обвинять, что я эпатирую публику — хожу по Москве пешком. В самые тяжкие моменты жизни я себя утешаю одним: могло быть и хуже. Я могу лишиться здоровья, оказаться парализованным. А сейчас я могу улыбаться, увлекаться — это тоже счастье. Многие годы в кармане у меня не было и полушки. Году в семидесятом шел я в музфонд за ссудой, а в тот день не было у меня даже хлеба, навстречу попался человек с авоськой бананов. Как я ему позавидовал! Я не жалуюсь на судьбу. Я тоже мог бы песенки писать — но я сознательно выбрал свой путь, ограничил себя во всем, чтобы заниматься главным делом жизни. Уверен, любой человек может добиться своего — создать то, что будет его самого радовать. А этого уже достаточно.
— Вы не жалеете, что обходитесь без Союза композиторов?
— Когда-то наш союз был создан по политическим мотивам. Он объединял всех, кто имел дело со звуком. Представьте такое образование, где Бетховеном, Чайковским и Брукнером руководит балалаечник? В Московском союзе так и было. Иногда заходил в здание союза, а там заседали композиторы-песенники, слушали друг друга. Жуткий трактир. Что оттуда неслось, недостойно человеческого уха. Главная задача авторов песен — продать побыстрее, завтра поделки никто не купит. Чисто торговый принцип. Нигде в мире нет таких союзов композиторов.
— Вячеслав Петрович, в общении вы такой веселый, мягкий. Но вы беспощадны в оценке сочинений своих современников. Страшно спросить, но рискну: ваше восприятие музыки Шнитке?
— Один из критиков назвал Шнитке отражением. Критик правильно уловил. Отражение — эхо. Оно само ничего не произносит, не является откровением.
— Его талант ценят во всем мире…
— Это ничего не отменяет. Я перестал его слушать с 78-го года.
— Почему же вы судите окончательно, по сути не зная его новых сочинений?
— Мне иногда попадаются его сочинения. Слушал недавно его 4-ю симфонию. Оперу показывали по телевизору. Мне не интересно.
— А кто интересен?
— В Ереване Эдик Айрапетян — замечательный композитор. Ереванские композиторы намного интереснее наших, духовно чище. Они остались ближе к природе. В их музыке больше доброго.
— А в развлекательной музыке кого вы предпочитаете?
— Гершвина. Приятная музыка. «Порги и Бесс» содержит многое.
— У вас на стенах прекрасные оттиски гравюр Хогарта. И совсем нет живописи — только черно-белая графика. Почему?
— Я графикой увлекался в молодости. У знакомого была мастерская, я приходил туда, что-то царапал на металле. Конечно, я не художник, но появление изображения доставляло мне удовольствие. На кухне даже есть две мои гравюрки.
— Пейзажи?
— Не-ет. У меня всегда что-то тайное, символы. Но я к этому серьезно не отношусь.
— Какой год в вашей жизни был особенным?
— Семьдесят седьмой — год моего дилижанского прозрения. В Дилижансе есть какие-то космические знаки. Творчество — это раскрытие иной жизни. Музыка — и не потому, что я этим занимаюсь, — самое сокровенное, самое тайное искусство.
Покарать во имя Бога
— Фридрих Горенштейн написал большой роман «Псалом». Его герой — антихрист — с незапамятных времен живет в России в образе человека и творит зло за грехи наши тяжкие перед Богом…
— Да, дьявол не забывает нас. Человеку дали свободу выбора — идти вправо или влево, творить зло или добро. Он сам выбирает способ своего существования. А если он бессознательное существо, значит, он просто игрушка в руках дьявола. Что ни говори, нас, русских, раздирают противоположные черты: святость и разинщина, доброта и разбойность, неупорядоченность душевной жизни. Упорядоченный человек в хорошо организованном обществе может прогнозировать свои поступки, не позволяя себе крайностей. Многие иностранцы говорят: «Встретишь иного русского — страшный, неприятный человек. А поговоришь — у него прекрасная душа». Надо упорядочить свою внутреннюю жизнь, стремиться к духовному существованию. Иначе останется человек в своей берлоге диким, с дьяволом в одной упряжке. Еще не всё потеряно…
8 июня 1993 г.
