Театр-погорелец похорошел точно по классику: «Пожар способствовал ей (Москве. — М.Р.) много к украшенью». Все новенькое, чистенькое, необжитое. Еще запах краски, еще не затоптаны/не зашарканы полы, не запачканы исторические стены. Уйма народу на первом этаже, где уже и в помине нет гардероба (от него было темно и душно особенно в холодные сезоны) — теперь раздеться пожалуйте в подвал.
«Прежде на этом месте находился ресторан «Эрмитаж» с номерами. Желаете узнать поподробнее?» — такое предложение можно тут получить на каждом шагу. Артисты по желанию гостей выдают исторические справки и проводят экскурсии. Согласно биографам нашего города местечко это, Трубная площадь (Грачевка), была частью бедового района: и дома терпимости здесь работали, и художники, и купцы гуляли, и пришить тут могли, а страшные улики спрятать в темные воды реки Неглинки. Откуда и пошло выражение «концы в воду».
Теперь на Трубе — сплошной центр и престиж, достаточно взглянуть на состав гостей новой/старой «Школы современной пьесы»: Чубайс, Кудрин, Наина Ельцина, Сеславинский, Печатников, Кибовский, Борщевский, с одной стороны. С другой — костяк корпуса худруков и директоров столичных театров: Женовач, Туминас, Урин, Бертман, Писарев, Крок, Дурова, Попов, Корчевникова, Памфилова, Ошарин, но он теперь, увы, чиновник. От композиторского цеха: Дунаевский, Фридман, Никитин. Драматурги и писатели: Жук, Максимов, Плотов. Художники Трегубовы, Симонов… Среди приглашенных — находящиеся под подпиской о невыезде бизнесмен Вайнзихер и театральный менеджер Малобродский (оба не понаслышке знают, что такое «Матросская Тишина»). Да кого здесь только нет — кажется, вся Москва гуляет на «Квартирнике» у Райхельгауза. Да-да, именно так назвал он открытие своего театра.
Квартирники, то есть концерты в домашних условиях, были распространены еще в СССР до конца 1980–х годов, когда некоторые музыканты и рок-группы не могли официально давать публичные выступления из-за конфликта с культурной политикой СССР. Многие песни Галича, Высоцкого были записаны именно на квартирниках. Райхельгауз этот вид творческого досуга расширил, развил, доказав, что из советского прошлого можно и нужно брать лучшее. А лучшее из той эпохи «давилова/душилова» — атмосфера, креатив вопреки всему... И с этой точки зрения квартирное событие на Трубной площади, безусловно, удалось, впрочем, как и с других точек тоже.
Театральный квартирник занял все шесть площадок театра. Везде поставлены круглые столы под белыми скатертями, на них — салат оливье в глубокой миске белого же фарфора. А как без оливье в театре, специализирующемся на современной драматургии? Ведь именно в бывшем ресторане «Эрмитаж» не то француз, не то бельгиец Люсьен Оливье в позапрошлом веке изобрел свой знаменитый салатик, заправленный майонезом. К салатику официанты, с трудом протискиваясь между столов/стульев, несут на поднятых руках сначала подносы с дымящимся пловом, а потом — с крабами. Розовые части их еще мокрые от кипятка, в котором варились.
Иосиф Райхельгауз как пионер-горнист (белый верх, черный низ, красный галстук) на сцене самого большого зала — «Эрмитаж», с лепниной и позолотой — вполне профессионально трубит в горн, а потом объявляет:
— Обычно люди смотрят концерт или капустник, но думают о банкете, который будет потом. У нас сегодня все наоборот — сначала едим, а потом...
Его слова подтверждает юная барабанщица Анна Гроголь, она же директор театра, кстати, самая молодая в женском составе директорского корпуса Москвы.
Все как-то здесь легко, свободно, без пафоса и речей. Без отмашек начинается блуждание «светил» по всем точкам, где одновременно работают Сергей Никитин и Владимир Качан (Белый зал с колоннами), фокусник со своими наперсточными хитростями (у стеклянной лестницы), Юрий Розум, смененный Максимом Дунаевским (гостиная). И пока не начался аукцион по продаже «Золотой маски» («Эрмитаж»), вовсю идет концерт в «Зимнем саду», и это, пожалуй, самый интересный уголок квартирника — здесь показывают нечто экзотично-невероятное. А именно: завораживающее якутское камлание с передачей звуков живой и неживой природы («Театриум на Серпуховке»), комическая пародия от «Геликона» на оперу «Кармен», лирический тенор — баянист из ГИТИСа, поражающий объемами тела и голоса. И фокус от театра Образцова — изнанка легендарного спектакля «Необыкновенный концерт»: кто бы мог подумать, что две куклы в страстно-эротичном аргентинском танго ведут шесть человек и как слаженно!
А в это время в «Эрмитаже» Леонид Якубович продает «Золотую маску» — никто почему-то не польстился, в результате ее вручают Чубайсу: как-никак он председатель попечительского совета театра. Зато феска (мужской головной убор) героя Алексея Петренко из знакового спектакля «А чой-то ты во фраке?» уходит за сто десять тысяч рублей. Благородно получается с лотом «туфли Любови Полищук». Женщина, купившая их, пожелала оставить раритет театру. И только один лот совсем не имел успеха — живой баран, которого купившему обещали зажарить в соседнем ресторане. «Ну нет!» — дружно загудел зал, не возжелав бараньей кровушки.
А гости блуждают по новому/старому театру, восхищаются, болтают, под рюмку коньяку слушают в театральном кафе, как поет, например, Борис Вайнзихер — крупный бизнесмен, играющий в спектаклях театра, но до сих пор ожидающий суда. Поет хорошо, как поет человек, прошедший серьезные испытания жизни и постигший ее уроки. А этажом выше в «Эрмитаже» уже выступает Нина Шацкая — вокал, стиль, артистизм достойны восхищения. И гости в замешательстве: где оставаться? Здесь или бежать в «Зимний сад», где, сменяя друг друга, выступает сначала хор народный артисток (Санаева, Алфёрова, Овчинникова, Веденеева), а потом — народных артистов (Райхельгауз, Галибин, Шульга, Качан, Чернов)? Везде охота побывать.
Мы народные, и знает нас народ,
Хоть в театре часто все наоборот.
Но на лаврах почивать-то нам невмочь
Райхельгауз с... (в испуге зажимают рот) снился нам всю ночь.
Как видите, никакого пафоса. Квартирник удался на все сто. Последние гости покидали Трубу ближе к утру.
