Площадь нового музея 107,5 квадратных метра. На этом пространстве и частная, и общественная жизнь Солженицына, его кабинет и фотолаборатория: от Нобелевской премии до изгнания, от рождения детей до завершения первого тома «Красного колеса». Особого внимания заслуживает кухня писателя, которая передает атмосферу посиделок интеллигенции 1970‑х годов. Однако кроме широкого признания, по сути, только в квартире на Тверской Солженицын едва ли не впервые обрел настоящее семейное счастье. «Отвечать на вопрос, что для меня эта квартира, как пытаться вспомнить самые прекрасные и самые плохие моменты своей жизни, — призналась в беседе с корреспондентом «МК» вдова писателя, Наталия Солженицына, — здесь родились наши дети».
И все же самая большая комната в квартире Солженицына называется «Нобелиана». Путь к престижной литературной награде не был усыпан для писателя розами. Ему пришлось пережить не только сталинские лагеря, но и побороть рак. Потому в первой же витрине этой комнаты, словно отвернувшиеся друг от друга, телогрейка Солженицына с нашивками номеров экибастузского особого лагеря и нобелевский фрак. Тут же недалеко лагерный блокнот и четки Солженицына, по которым он запоминал тексты, сочиненные в заключении. Мог ли писатель тогда, в начале 1950‑х, представить, что через два десятилетия его романы будут издаваться по всему миру и станут одним из самых ярких свидетельств ужасов тоталитарного режима? Между тем вот они, эти мировые издания солженицынских книг, в том же зале «Нобелиана»: «Один день Ивана Денисовича», «Раковый корпус», «В круге первом», «Август четырнадцатого».
Однако, быть может, самое интересное — живые рассказы Наталии Дмитриевны, которая вспоминает, что именно в этом «нобелевском зале» и примыкающей к нему маленькой комнатке она нянчила своих мальчишек, старшему из которых тогда было три, а младшему не исполнилось и года. «В простенке стоял мой рабочий стол, за моей спиной лежал новорожденный. Я все время работала, но была при младенце, — воссоздает обстановку комнаты вдова Солженицына. — Когда мы уехали, я оставила друзьям ключи от квартиры, позвонила в КГБ и сказала: «Три дня не смейте сюда ломиться! Мои друзья должны всё раздать: книги и полки».
Среди книг нашлось место и сервизу, который семья Солженицыных купила специально к приезду нобелевской делегации, но советские власти не дали визы секретарю Шведской академии, и встреча так и не состоялась, а сервиз до последнего времени пролежал в коробке.
Дети Солженицына: старший — Ермолай, и младший — Степан, — также пришли на открытие музея-квартиры своего отца. Они внесли вклад и в создание интерьера. Ермолай еще в Америке, когда его спросили, что он помнит о доэмигрантской жизни в Москве, ответил: запомнил прихожую в квартире, которая была бордового цвета. Вот и посетителей нового музея встречают бордовые обои с летописью последних дней семьи Солженицыных перед арестом писателя. Ермолай вспомнил, как просил у родителей сладкого, особенно пастилу, спрятанную в шкафчике. «Это была та стадия отношений родителей, когда отец стал из тайного видимым борцом с режимом, — рассказывает Ермолай Солженицын. — Кроме того, здесь есть материалы, которые отражают его жизнь в Вермонте и возвращение в 1990‑х в Россию».
Интересно, что сам Александр Солженицын в квартире не был прописан. По тогдашним законам он мог находиться там только семьдесят два часа. По словам Наталии Дмитриевны, к ним в дверь периодически стучались вежливые милиционеры, проверявшие, как исполняет нобелевский лауреат предписания. Значительную часть экспозиции составляют вещи, бережно собранные Наталией Солженицыной в последние годы жизни писателя. Она считает, что музей отражает не столько историю жизни Солженицына, сколько эпоху того драматического взрыва 1970–1990-х, в которой ему и его современникам довелось жить. В этом же здании располагался Благотворительный фонд Александра Солженицына, который он создал в 1974 году. Эта организация помогала бывшим узникам ГУЛАГа.
