Зал забит, что вполне объяснимо: весь вечер на сцене — любимец публики Олег Меньшиков. Юные барышни с цветами, их ухажеры понимающе смирились с участью воздыхателей фанаток…
Надо сказать, что на старте судьба «Макбета» в Ермоловском соответствовала судьбе самого произведения — проклятого: такое уж в театральном мире поверье, что с этой шекспировской трагедией, кто бы за нее ни взялся, все время что-то не так. Вот и здесь полтора года назад с «Макбетом» что-то пошло не так. Молодые и вполне успешные режиссеры взялись за постановку, но материал сопротивлялся. Меньшиков принял решение закрыть неродившийся спектакль, но потом сам взялся за режиссерскую работу. Основания у него для этого были: несколько удачных работ в собственном «Товариществе», впрочем, выпущенных им еще до Ермоловского. Сейчас в афише значатся две его постановки — поэтическая и современная драмы («Из пустоты» и «Счастливчики») — и художественное руководство спектаклем «Чайковский».
А тут — классика, да какая! Проклятая! Что неоднократно будет озвучено по ходу действия. Да и начинает Меньшиков своего «Макбета» с явления театрального охранника в типичной униформе, который ночью обходит вверенный ему объект. Находит актеров, которые с листками текста в руках шутя начинают «разминать» его. Один читает за Макдуфа, другой — за Малькольма и даже за саму леди Макбет, меняясь ролями, как дети игрушками. Но Шекспир, как известно, детям не игрушка…
В такой «репетиционной» разминке имена персонажей не столь важны, их нет даже в программке: просто актеры, играющие трагедию не тех, кто жил задолго до них и нас, а тех, кто живет сейчас. На чем Олег Меньшиков постоянно настаивал, репетируя спектакль: «Ведь Шекспир писал пьесу не про тиранов и злодеев. Он писал про нас, про жизнь, про ее конечность».
Но вот и он сам — весь в черном, натянут как струна, поджар. Голос — резкий, с контрастными перепадами. По шекспировскому тексту (перевод Владимира Гандельсмана) он, как по лестнице, легко взлетает, скользит и падает. И ловишь себя на предательской мысли: неважно, что он говорит, кто кого замочил в этой кровавой драме, — важнее, как говорит. А это «как» артист умеет делать виртуозно — и виртуозность владения поэтическим текстом становится, увы, не очень выгодным фоном для некоторых его партнеров, почему-то уверенных, что сила извлеченного звука заменяет силу подлинного чувства.
Жестокая постановка! Даже свет (художник Андрей Ребров) прямыми и холодными лучами врезается в сцену, разрубая пространство, как при смертельной схватке. Светом же Меньшиков отбивает ритм действия, насыщенного различными спецэффектами — от онлайн-трансляции новостей и ток-шоу по поводу вероломного убийства короля до искрящейся пиротехники по стенам зала.
Режиссер Меньшиков предлагает зрителю (особенно в первом акте) интересную игру: в ней надо угадать, что происходит на самом деле — шекспировские страсти или репетиция страстей? Театр в театре или само представление? Одно ловко входит в другое, рассыпается, чтобы потом слиться в смертельных объятьях. Кровь не льется — ее размашисто рисуют на белых полотнах, но атмосфера становится все невыносимее и во втором акте приобретает характер дьявольского бала — завораживающего, с участием живых трупов. Если в первом акте все роли играют мужчины, то во втором леди Макбет — рыжеволосая безумная красотка в инвалидном кресле с монологом из Шекспира, но немного приправленного Чеховым. Расплата страшная, красота чудовищная, эстетика разрушительная.
— «Макбет» — про то, что каждый поступок отражается на твоей жизни, каждая мысль меняет твое дальнейшее существование, — после спектакля, сняв грим и парик с ирокезом, говорит мне актер. — Шекспир — это всегда какой-то код, который нам бросили через века и который мы пытаемся расшифровать. Сколько будет существовать человечество, столько оно и будет эту загадку разгадывать…
Апофеозом разрушения личности и мира станет явление золотого коня, а восседающий на нем всадник победно будет держать отрезанную голову бедного-бедного Макбета.
