Сквозь столетия к нему любовь
Повествование Юрия Нечипоренко о великом поэте выстроено по рассказам собеседников — современных пушкинистов. Художник Евгений Подколзин воскресил, поднял над бытом, вознес в духовную сферу порывы молодого поэта. Юрий Нечипоренко счастлив, что уже несколько лет его книги с иллюстрациями Евгения Подколзина имеют международный успех. Он признается:
— Не обошлось без мистики. Как-то, лет десять назад, ночью по радио я читал рукописные главы будущей книги о Гоголе. Никого из знакомых я не предупреждал — неловко от сна их отрывать. Но на следующий день мне вдруг позвонил Евгений Подколзин — он слушал передачу, и ему очень понравились мои истории. И художник пригласил меня поехать с ним вместе в Гданьск. А там, на открытии его выставки, я прочитал лекцию о нем. И постепенно родилась наша с ним первая книга о Гоголе. И в 2009 году наша книга о юности Гоголя «Ярмарочный мальчик» вошла в годовой список лучших книг.
— Заинтересовалась ли заграница нашей классикой?
— Мы представляли с Евгением Подколзиным русскую детскую литературу на крупнейшей Пекинской ярмарке в июне нынешнего лета.
— В иллюстрациях Подколзина привлекателен и смел творческий порыв к эмоциональному состоянию будущего классика поэтического искусства — Пушкина. Что в его графике задевает вас за живое больше всего?
— Меня подкупает трогательная нежность цвета в работах Евгения Подколзина. Его свободный рисунок стремится к символическому, а еще точнее — к иконописному образцу. Не всем это нравится. Радостно, наши с ним книги о Гоголе и Ломоносове были изданы в Сербии, Греции, Боснии. Я благодарен Евгению Подколзину. Его рисунки к моей книге о Пушкине «Плыви, силач!» признаны лучшими на недавней книжной ярмарке в Дагестане. Подколзин получил диплом лауреата.
Слова Жуковского «Плыви, силач!» впервые соединились с образом молодого поэта, и теперь уже надолго их соединяет сюжет рисунка Подколзина: Пушкин свободно и устремленно движется сквозь столетия по реке времени. В этом потоке признаний пушкинского гения есть теперь и книга с рисунками Подколзина.
Рада, что Евгений Николаевич принял мое предложение о встрече. Он принес еще несколько книг со своими иллюстрациями. Многие печатались за границей. Отнеситесь с доверием к растущей популярности замечательного иллюстратора. Он участвовал в международных выставках в Японии, Южной Корее, Сербии, Словакии, Хорватии. Его персональные выставки прошли в Гданьске, Варшаве и Братиславе.
Ныне он наш гость.
— Евгений Николаевич, на мой взгляд, в книге «Плыви, силач!» большая ваша удача портрет Державина. Покоряет ваше психологическое проникновение в глубину творческой личности поэта.
— Многие художники писали портреты Державина. Я старался избегать стереотипного восприятия исторической личности. Стремился сам постигнуть и передать особенность исторической встречи: классик, поэт, учитель в восприятии лицеистов! Мне психологически близка эта ситуация. В последние годы я много общаюсь со своими учениками. Преподаю иллюстрацию в Институте графики и искусства книги имени Фаворского. И, естественно, стремился увидеть Державина восхищенными глазами лицеистов. В нас с детства живы пушкинские гениальные строки: «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил…»
— Я, читатель, естественно, сравнивала суждения автора книги Нечипоренко и ваш графический диалог с персонами другого века. Мне ваше живописное видение и восприятие пушкинского времени гораздо ближе. Ваша стилистика делает зрителя участником знаменательной встречи.
— В психологии художника глубоко и требовательно светится цель: я работаю для детей. Они замечательные зрители и понимают лучше, чем кажется нам, взрослым. И потому мне хочется говорить с ними об очень серьезных вещах. На обложку книги о Пушкине я вынес морскую стихию. Ведь море — это еще и символ возвращения домой, возвращения к себе. Думаю, поиск истины — это глубинная цель носителей русской культуры.
— Вы, очевидно, вглядывались во все доступные вам портреты Державина?
— Да, изучал многие дошедшие до нас изображения Державина.
— Я, сегодняшний зритель, чувствую: вы нашли какую-то личную позу и особое выражение лица старика-поэта, заинтересованного в общении с молодежью, значит, и с нами.
— Мне важно было передать общение учителя с учениками. Эта психологически ответственная ситуация мне очень близка.
— В глазах вашего Державина зритель читает внезапное прозрение, он вдруг осознал: сегодня он общается не только с талантливейшим поэтом, но и с самим будущим. А вот почему молодой Пушкин вами запечатлен чаще всего в профиль?
— Я изучал многие портреты Пушкина, автопортреты, наброски художников. В моих изображениях поэта я подчеркиваю его молодость, естественность и непосредственность в общении с ровесниками и учителями.
Заглянем в собственную молодость
— Евгений Николаевич, меня обрадовало совпадение житейских ситуаций в наших с вами биографиях. Мы оба получили образование в Москве. Меня после окончания литфака МГПИ им. Ленина отправили на Дальний Восток, в Амурскую область, в деревянную школу на станции Завитая. Вы, выпускник московской школы-студии, оказались в провинции. Вас туда распределили?
— Нет, это был мой выбор. Во мне, наверное, ожила романтика Севера. Мое детство прошло в начале семидесятых: романтика путешествий и дальних стран была свойственна еще и моему поколению.
Ну вот и отправился работать в Норильск художником-постановщиком в Заполярный театр драмы имени Маяковского. Было все безумно интересно! Мне удалось воочию увидеть и влюбиться в фантастическую природу Крайнего Севера, познакомиться с людьми, историей этого не самого удобного для жизни края. Видел я и сохранившиеся гулаговские лагеря. Очень страшное зрелище…
— Мой любимый с юности и навсегда Маяковский участвует и в вашей судьбе.
— Наверное, даже не столько Маяковский, сколько революционное искусство 20-х годов: Малевич, Шагал, Эйзенштейн. Великий книжный иллюстратор Владимир Лебедев — это тоже 20-е. Произошел удивительный всплеск в русской культуре. Многие вещи очень актуальны и сейчас. В те годы во многом определился облик современной иллюстрированной книги. Родченко, Лебедев, Фаворский, Конашевич буквально создали искусство графического оформления книги!
Евгений Николаевич раскладывает на моем рабочем столе в «МК» книги, вышедшие с его иллюстрациями.
— Я принес только маленькую часть моих книг. Очень много работал с издательствами Южной Кореи. Для них мне посчастливилось проиллюстрировать даже «Преступление и наказание» моего любимого Достоевского.
Книги с моими иллюстрациями выходили на разных языках в Греции, Сербии, Норвегии, США. Мои выставки были представлены в Южной Корее, да и в других странах.
— Вы получали гонорар за них… Я знаю писателей и поэтов, кого печатают за границей, но они ничего не получают оттуда.
— К радости, я получал гонорары часто значительно выше, чем в наших издательствах.
— В книге о Пушкине захватывает дух при виде ваших изысканных коней, словно сошедших с небес, — танцующие, устремленные куда-то ввысь! Чувствуется ваше восхищение их возвышающей резвостью.
— В русском искусстве кони — символ дороги и красоты. Символ движения, символ свободы.
— Вы с женой учились в одном институте?
— Я познакомился с Натальей Салиенко очень давно, в начале восьмидесятых. Теперь она — известный иллюстратор и художник-график. Мы встретились еще студентами-старшекурсниками. Но учились в разных художественных институтах. И вот встретились. Судьба благословила. И уже сорок лет мы вместе…
— Творчество проделывает с человеком удивительные преображения. Какая книга пробудила с особой силой вашу творческую энергию при иллюстрировании?
— Одной из таких книг стала «Муха из Малаховки» поэта Михаила Есеновского — веселое и горькое отражение драматической судьбы мухи, но на самом деле судьбы человека, нашего современника.
Процитирую строки Есеновского о драматическом завершении ее судьбы:
Зеркальце чистое не запотело.
Дыхания нет уже четыре минуты.
Отойдите! Отойдите от тела!
Муха с Останкинской башни упала
без парашюта.
Изящные зарисовки иллюстратора Подколзина придают книге в 76 страниц возвышающую полетность. Она вышла крошечным тиражом — 500 экземпляров. Рисунки Подколзина производят яркое впечатление: у любознательного художника помимо одаренности в восприятии мира сквозит еще и озорство в отражении сегодняшних дней. У него особая правдоподобная грация.
— Евгений Николаевич, ваши рисунки свидетельствуют о хорошем настроении, об удовольствии чтения.
— Книжка Михаила Есеновского и веселая, но больше грустная и печальная. Она заканчивается тем не менее на очень светлой ноте. Жизнь не кончается!
— Природа наделила вас даром общения. И, наверное, вы испытываете особое удовольствие, общаясь со своими студентами?
— Я замечаю, преподавание, общение со студентами обновляет мою связь с миром — многое я стал воспринимать совсем по-другому.
— А как называется институт, где вы теперь преподаете?
— Раньше он назывался Московский полиграфический институт. В художественной среде он так и остался Полиграфом. А теперь его название Институт графики и искусства книги имени Фаворского Московского политеха. Меня увлекает и насыщает преподавание. Я просто ожил. Мне нравится сам процесс общения со студентами. Они такие естественные, открытые и увлеченные. Я и сам переменился — на многое пересмотрел свой взгляд.
Мои друзья и коллеги закончили Полиграф. На самом деле это культовый институт Москвы. В 70-е, да и в 80-е годы он был одним из самых «левых» художественных институтов Москвы. И это не случайно, ведь наш институт — наследник знаменитого в 20-е годы ВХУТЕМАСа.
— Мне радостно это слышать от вас. Сейчас принято резко и бездоказательно отрицать все, что было до 90-х годов. Такое отрицание — абсолютная чушь! Учили нас прекрасно. Многие наши преподаватели имели еще дореволюционную основу восприятия мира.
— Я думаю, что коммерциализация образования может нести в себе опасные явления. Часто видишь недостаточную подготовку абитуриентов. Это, конечно, снижает и уровень профессионального образования.
Преподаватели творческих институтов с каждым студентом обязаны заниматься индивидуально — в этом специфика нашего ремесла. Каждый наш студент — это личность. Вселенная! Необходимо развивать их творческую индивидуальность, и они обретут мастерство.
— Замечательно. Ваша новая книга убедительнее лекций учит студентов мастерству. Какая из ваших книг особенно греет душу автора?
— В последние годы я много работаю с православной книгой, с православными издательствами. Вот одна из важных для меня книг: «Священная история от Адама до меня». Здесь я попробовал нарисовать историю человечества от изгнания из Рая и практически до наших дней. В издательстве есть замечательная книжная серия «Жития святых для детей». Я всегда с радостью и увлечением иллюстрирую книги из этой серии. Мне интересно обращаться к святым нашего времени: св. Иоанн Шанхайский, св. Лука Крымский… Стараюсь подчеркнуть близость святого к нам, к нашей повседневности, нашему времени.