«Евро — за пояс!»
Первый город, куда прилетает команда несгораемой звезды российской эстрады, — Гамбург. Он весь напоен морем и выглядит как немецкая Венеция. У нас есть возможность перед концертом погулять по городу. Исторический центр, порт, каналы и, конечно, Рипербан. Но, увы, даже центр богемной жизни Гамбурга как-то вял и скучен. Господи, неужели в этом городе все, даже женщины пониженной социальной ответственности, — такие правильные?!
Первое впечатление разбивается вдребезги, едва начинают звучать первые такты концерта. Крики, визг восторга и даже разбойничий свист! И это все — от дам в вечерних нарядах?! А где же хваленая немецкая сдержанность? Что ж, видно, недаром именно на этой площадке 50 лет назад состоялся один из самых первых концертов легендарных «Битлов»! Публика здесь и впрямь вдохновляющая на успех: и чуткая, и раскованная одновременно. Первое подтверждается всей атмосферой концерта. Но и второе не заставляет себя ждать: одна зрительница решается на отчаянное мероприятие — подходит к сцене, размахивая купюрой. Только что ее товарки засовывали деньги за пояса парней из балета «Опасные связи» за их непревзойденный тэп. А эта фрау хочет проделать то же самое с хозяином сцены. Хочет очень — до отчаяния. «Мне?» — удивляется Валера, направляясь к ней. Тут, правда, осмелившуюся парализует страх, и она застывает подле сцены с зажатой в вытянутой руке еврокупюрой. «Ну! Или да, или нет!» — привычно для себя ломает минутную женскую нерешительность Вечный Казанова. Конечно, да! Зал провожает краткое нежное ныряние пальцев за пояс кумира завистливым стоном. Дама идет на свое место в такой эйфории, как будто возвращается из волшебного леса. А Леонтьев понимает, что хочет или уже, может, и не хочет, но будет оставаться секс-символом до конца своих дней.
Два часа концерта мчатся «словно всадник». Отдача в зал от артиста — колоссальная. Отдача обратно из зала пропитана не только любовью, но и самым натуральным сексом. Леонтьев выходит в зал, они бросаются к нему, но, надо отдать должное немецкой дисциплинированности, — не на него. Он быстро движется вперед по залу, дамы бегут следом. Несколько человек из тех, кто не побежал, срывают с себя верхнюю часть одежды и крутят кофточками над головой. От него алаверды — «Маргарита», где артист тоже позволяет себе сбросить верх на сцене, облачаясь в длинный черный плащ. Публика уже не кричит, а просто стонет от удовольствия.
Песня меняется — звучит «Грешный путь», и зрители замирают, потрясенные силой исполнения. Его лицо становится чувственно-одухотворенным и одновременно совершенно отрешенным — он весь там, в сюжете, и я буквально вижу, как носит ветер эти уже теряющие свою свежесть лепестки по опустевшей комнате — то ли некой героини романа, то ли моей собственной. И наблюдаю, как меняются лица моих соседей по зрительному ряду, становясь строгими и возвышенными. И понимаю, что мое лицо сейчас точно такое же — одно из многих, сплоченных в одно схожими переживаемыми эмоциями. А после окончания исполнения в зале повисает немотой то самое мгновение, когда голос уже затих, а овации еще не начались. Это та самая секунда, предназначенная для полного осознания услышанного и обратного включения в действительность, которую публика запоминает навсегда. После Леонтьев снова заберет ход времени в свои руки и дальше поведет зрительный зал по своему собственному пути. Как Крысолов из сказки. И немудрено, что следующая его остановка на германской земле — Ганновер.
«В белом прозрачном костюме лег на снег и поет»
И снова гаснет свет, и снова звучат первые такты зажигательной песни «Вставай и иди», и зал вновь разрывает овациями. А ведь его еще даже нет на сцене! Концерт пролетает на одном дыхании, публика не отпускает артиста — овации длятся добрых двадцать минут.
Есть еще одна особенность концертов Леонтьева — он всегда в финале поименно представляет своих танцоров, музыкантов, не забывает звукорежиссера, художника по свету и тем самым делит с ними со всеми и успех, и любовь зрителей. А еще Леонтьев тщательно следит, чтобы все его люди оставались высокооплачиваемыми артистами из коллектива звезды мирового уровня, а в гастрольных поездках жили в максимально комфортных условиях: и в США, и в Европе, не говоря уже о России, это отели с бассейнами, сауной, СПА, тренажерным залом и даже шампанским к завтраку. И он не жалеет на поддержание такого уровня содержания коллектива никаких средств. Хотя другие артисты на своих людях, бывает, экономят без стеснения. Леонтьев же живет по жесткому принципу: сначала думаю о других, потом о себе. И его коллектив, надо сказать, платит ему таким же преданным отношением. Я знаю, что его люди работают с ним долгие годы: многие музыканты — с момента основания группы «Эхо», балетные артисты — по десять–пятнадцать лет. Их любовь к шефу совершенно искренняя: у них вместе прошла вся жизнь, и они зачастую проводят с ним времени куда больше, чем с собственными семьями.
А те, кто пришел чуть позже, рассказывают мне, что у них это первое место работы, которое так и осталось последним. И вспоминают, как когда-то, приходя на прослушивание, были настолько молоды и беспечны, что даже не понимали на фоне юношеского максимализма, какого уровня звезда Валерий Леонтьев, и, наверное, поэтому не испытывали перед ним особой робости. И только с течением времени постепенно приходило осознание, какая же он глыба и что стоит за его невероятно долгой молодостью, нескончаемой энергией, безупречной внешностью, неизменной востребованностью у зрителя — какая огромная работа. И как они научились у него этой неистовости: выходить на сцену, забывая про болезни, которые, конечно же, случаются, или про какие-то неполадки дома, куда не сорвешься, пока не случится окна в гастрольном графике. И эта дисциплинированность и самоотдача уже давно стала для них нормой, потому что они во всем берут пример с Валеры. А он — фанатичен, и не знает, вообще не осознает, что это такое — не выйти на сцену. Он работает в любом состоянии, не давая себе ни отдыха, ни пощады.
И тут же они вспоминают разные истории из гастрольной жизни. Рассказывают, как однажды выступали в водном дворце спорта, и там сцена была сооружена посередине бассейна. То есть навесная площадка, вокруг вода, и дальше зрительные ряды. «И вот на бисах, — рассказывают мне балетные, — Валера поклонился раз, поклонился два, а потом вдруг взял и нырнул в воду! Ну и мы, конечно, за ним. Зрители сначала даже опешили: как это? Вдруг все исчезли со сцены! А потом просто зашлись в аплодисментах!» И вспоминают, как выступал однажды Леонтьев в Сыктывкаре на стадионе. «На улице глубокий минус, а он в своем том самом всем известном белом прозрачном развевающемся костюме — брюки и рубашка «летучая мышь» — лег на снег и поет. И даже после этого ничего сверху не набросил! Холод же страшный! Ну кто бы его осудил, если бы хоть на минуту — согреться! — накинул куртку? Но — нет!».
«Пиво? Любил при жизни!»
Следующее место остановки гастрольной команды звезды — Дрезден. Здесь у Валерия Леонтьева под концертный зал переоборудован спортивный комплекс. Не такой, конечно, как на недавнем выступлении в Екатеринбурге, когда зал на десять тысяч стоячих мест был под завязку и просто ревел, поминутно делая «козу», но тем не менее и эта площадка давала представление о масштабе. Чтобы все успевать, за кулисы загнали автомобиль, который и возил артиста от гримерки к сцене и назад.
— Вы когда впервые были в Германии? — спрашиваю я перед концертом. У Леонтьева обязательный саундчек в каждом городе, он приезжает заблаговременно, и оттого у нас есть немного времени, чтобы пообщаться.
— В первый раз на каких-то съемках в Восточном Берлине в 80-е, — припоминает Валера, — а с концертами чуть позже приехал. Потом много по войскам ездили. По Германии, Венгрии, Чехии. В Польшу и Болгарию я просто так ездил, без военных.
— Из КГБ вас пасли, вдруг в ФРГ сбежите?
— Не знаю, может, и следили, а вот в ФРГ я никогда и не был.
— А что вам в Германии нравится — не нравится?
— Немцы, считай, засветло ложатся спать, они ведь встают в пять утра. А это совсем не мой график. Магазины опять же закрываются рано, в воскресенье работают только супермаркеты — очень неудобно. А нравятся сосиски! И капуста тушеная.
— А пиво? Я замечаю, вы его совсем не пьете.
— Пиво да, давно не пью.
— Не любите?
— Любил при жизни.
Пауза. Мы смотрим друг на друга: я — ошарашенно, он — подчеркнуто серьезно. И одновременно начинаем хохотать.
«Давай сразу поженимся!»
Каких-то 600 километров пути — и мы на другом краю Германии. Здесь наши гастрольные остановки — Дюссельдорф, Франкфурт, Штутгарт. Наблюдая за публикой Валерия Леонтьева, я всегда с удивлением отмечала, какая же она разная на разных концертах. Иногда дерзкая, а порой — сама трепетность. И всегда гадала, от чего это зависит? От географии? От него самого, от его настроения в этот вечер? Или просто так легли карты? Вот и в трех следующих городах гастрольного тура зритель тонкий и одухотворенный. Никаких шалостей в виде купюр за пояс! Только благоговение. На концерте во Франкфурте интересуются здоровьем. Первая за полвека гастрольной деятельности отмена выступления, которая случилась аж еще летом на «Новой волне», до сих пор волнует зрителей: неужели действительно была такая страшная пневмония? как себя чувствует их любимый Валера? не надо ли ему чего? Эти вопросы звучат с очередным врученным букетом. Понимая, что интерес не праздный и люди действительно переживают, Леонтьев отвечает в микрофон всему залу: «Да, было воспаление: многоочаговое, вирусное, все что мог насобирал! Но уже вычухался!» — последние слова тонут в аплодисментах.
В действительности, понять цену артисту и человеку Валерию Леонтьеву можно хотя бы по тому факту, что он до сих пор переживает, что не вышел на том фестивале на сцену. И говорит мне, злясь на себя, дескать, «прошла бы эта пневмония, что она, первая, что ли?» И ответить на это просто нечего — нет у меня тех аргументов, которые, по счастью, нашлись летом у Аллы и Игоря Крутых, а именно дать Леонтьеву, который уже даже ходить не мог, по голове и насильно уложить под капельницы!..
А концерт между тем идет своим ходом, и одна из зрительниц, вручая цветы, восторженно просит: «Можно вас поцеловать?» — и Леонтьев, видимо, подкупленный интонацией, молниеносно укладывается на сцену, чтобы зрительница могла дотянуться до его лица. А вот другой везет куда меньше. Вручая цветы, она хватает артиста за руку и требует: «Давай поцелуемся!» — «Давай сразу поженимся!» — обламывает ее Валера. И, наконец, чемпионом по трепетности становится еще одна из дарящих букеты: «А можно дотронуться?» — робко интересуется она. «Как трогательно!» — смеется Валера, протягивая ей обе руки. И добавляет: «Наверное, мне стоит поставить здесь раскладушку!»
Наблюдая за публикой на концерте, я замечаю удивительное: его зрители резко омолодились, словно Леонтьев, сам вечно выглядящий на возраст «минус двадцать», их апгрейдил. И я думаю, что будь у него две жизни, его залы так бы и оставались полными — такова сила его природного дара. Кстати, то, что зритель в зале стал немного иным, заметил и сам артист.
— Архитектура в Германии не изменилась, а публика очень, — делился он со мной после концерта. — Такие молодые! Такие яростные!
Но хотя и было много в зале новых лиц, армия старинных фанатов не изменяет своему кумиру. На его гастроли по Германии люди прилетают со всей Европы: Франция, Бельгия, Великобритания, Швейцария, благо сравнительно недалеко. Я вновь вижу пару из Исландии, с которой познакомилась в прошлом году в гастрольном туре Леонтьева по США, — они прилетали туда сопровождать любимого артиста. Она родом из России, он — исландец, живут в Рейкьявике. Самое любопытное, что фанат — больше он. Прилетает на концерты в Германию и еще одна смешанная семья из Лондона: она — бывшая россиянка, ее муж — чернокожий британец. На этот раз из двоих своих детей они взяли только младшего, старший уже в Кембридже, и пропускать занятия стало тяжело. «Сыновья на постоянно звучащих в доме песнях Валеры учили русский и таки выучили, сейчас сын рассказал мне, что понял в концерте все, даже довольно сложный смысл песни «Занавес», — рассказывает мне хозяйка этого семейства, Татьяна. — Видимо, Валера многое довел до его сознания интонацией, мимикой. Муж слов не понимает, но Леонтьев как артист ему очень нравится».
После окончания концерта зрители ни в одном из немецких городов не расходятся, а толпятся у служебного выхода: еще раз поприветствовать, взять автограф, сказать тет-а-тет какие-то важные слова. Леонтьев всегда останавливается, чтобы уделить немного внимания тем, кто не торопится домой, а стремится продлить время общения. Он раздает автографы, а зрители наперебой приглашают его «приезжать еще!», «приезжать в Бенилюкс!», кричат «Вы — не последний, вы — первый из могикан в России».
«Она отказала Леонтьеву!»
Последний город гастрольного тура, как легко догадаться, Берлин. Валера приезжает на площадку не за полтора часа, как обычно, а за два, но все равно времени отчаянно не хватает. У артиста до концерта — разнообразные гости, знакомых в Германии у него много: кто-то из старых друзей здесь работает, другие перебрались на ПМЖ, и теперь, конечно же, каждый хочет повидаться и обняться. Поэтому на сцену немецкой столицы он выходит уже порядком зацелованный. Начинается и заканчивается последний в этом туре концерт. Те же цветы и овации. Один выход на бис, второй, третий. Он показывает зрителям, что все — прощается! В зале зажигается свет, но поклонники его таланта все стоят и кричат: «Валера! Валера!». Даже уже больше для собственного удовольствия, чем в надежде, что он к ним еще раз выйдет.
А организаторы между тем торопят и самого артиста, и его команду — тур прошел с огромным успехом, и по этому поводу уже накрыты столы в самом что ни на есть немецком ресторане. Немецком, потому что качество приготовленных блюд и вина там безупречное, хотя кухня — грузинская. В разгар тамошней вечеринки к Валере вдруг обращается одна из организаторов тура — Марина, его давняя коллега по шоу-бизнесу.
— А помнишь, — говорит, — как я однажды была в твоей команде на гастролях, а ты в конце концерта собрал все подаренные тебе цветы, подошел ко мне — а я сидела в первом ряду, — высыпал их передо мной и сказал в микрофон: «Я вчера сделал предложение вот этой девушке, а она мне отказала!»
— Не помню! — открещивается Валера с той самой подчеркнутой искренностью, за которой никогда не поймешь: то ли действительно не помнит, то ли не готов вспоминать.
— Не помнишь! — укоризненно продолжает Марина. — А я от этого тогда так пострадала! На следующий вечер мы пошли в ресторан, единственный в том городе. Всех накормили, а я осталась голодная!
— Почему же ты осталась голодная? — удивляется Валера.
— Потому что официантка подошла ко мне и сказала: «Я вас обслуживать не буду! Я вчера была на концерте Валерия Леонтьева, и он сказал, что вы ему отказали. Я вас запомнила!» Я — ей: «Девушка, милая! Да как же я могла ему отказать, если я с ним и приехала?!» Но все было бесполезно — еды я так и не дождалась. И вообще на меня потом долго косо смотрели: «Леонтьеву отказала!». А я тебе и не отказывала, кто ж тебе откажет?
Почему-то именно эту фразу — «кто ж тебе откажет?» я вспоминаю на следующий день в самолете. И пользуясь тем, что мой звездный визави в настроении поговорить, спрашиваю, дескать, а ему действительно хоть кто-нибудь когда-нибудь в чем-нибудь в ближайшем обозримом прошлом отказывал? Или он давно забыл, как звучит само слово «нет»?
— Техника у меня в руках отказывает постоянно! — вдруг сердито отвечает Леонтьев. — Стоит только дотронуться, перестает работать! Лампочки перегорают! Месяцами горит, я приехал — все, погасла! И в полетах мне постоянно не везет...
— То есть как это, не везет в полетах? — я буквально огорошена, ведь какую-то секунду назад про себя откровенно радовалась, что летим вместе, а это в том числе значит, что ничего плохого в воздухе с самолетом случиться не может... Ведь недаром же рядом — любимец богов!
— Ну вот не везет, и все, — говорит он, — даже пневмонию и ту я поймал во время перелета. Вылетел здоровый — прилетел больной.
— Я смотрю на него не просто внимательно — тщательно: грудь нараспашку, ботинки — модный! — на босу ногу, одежда настолько неосновательная, что видно, как шкуру его «украшает волшебный узор»... И такой он весь нервный, гениальный... И совершенно беззащитный перед пневмонией. Возвращающийся из покоренной Германии в Москву к своим лампочкам на грани перегорания от накала переживаемых страстей...
