В этот вечер здесь, кажется, действительно собралась вся театральная столица. Из огромного уважения, почтения и восхищения. И как не восхищаться художником, который и при строгом советском режиме, и при вольном российском умел держать баланс между радикальным и разумным, между безумством и умом и, главное, совестью и компромиссом. Знак Весы — лучший, знаете ли.
Смысла нет перечислять, кто пришел в этот вечер в «Ленком»: худруки и директора, министры, столичные и федеральные, бывшие и настоящие, — все тут. Можно начинать. На сцене Дмитрий Певцов — густая борода с проседью, черный сюртук, хорошо поставленным голосом объявляет:
— Уважаемые москвичи, а также не менее уважаемые понаехавшие, убедительно просим вас ваши мобильные телефоны... не выключать. Они вам еще пригодятся. Сегодня у нас разрешены фото-, видео- и даже телесъемка.
Про телефон не обманул. Но сначала номер от «Ленкома» в любимом жанре худрука — мюзикле. За считаные минуты пропета, протанцована жизнь Марка Анатольевича от рождения до… Коллективно-летящее зрелище: «В «Ленкоме» всегда все смешно, безрассудно, волшебно. С таким худруком не соскучиться нам совершенно. На сцене крик, на сцене мрак, на сцене все, как любит Марк, и сразу — бах!!!» Естественно, все летит, гремит, стреляет, как любит хозяин театра. А еще — красивые женские ноги, прикрытые легкими светлыми платьицами или полностью открытые, как у кордебалетных девочек. В таком виде главного из «Ленкома» поздравляют студентки колледжа Табакова — молодые знают, чем брать.
Прямо из зала на сцену рвется блатной тип. Как бы ни маскировал голос феней, все знают — Александр Збруев. Под жалкий аккомпанемент скрипочки (по фене — Маруся) и на мотив «Мурки» нестареющий Александр Викторович (на четыре года моложе шефа) поет:
Сколько есть театров,
Сколько есть артистов,
Просто век свободы не видать.
Сколько режиссеров, только Марк Захаров
Мог кино с театром совмещать.
И Олег Янковский, и Абдулов Саша,
Век таких талантов не видать.
Горин писал пьесы, хитро улыбаясь,
Вознесенский мог здесь проканать.
Играть, играть и век свободы не видать.
Марку восемь, умножай на десять
И пятерочку, пятерочку прибавь.
К Певцову присоединяется Александра Захарова в элегантном черном костюме, и вместе они листают Instagram Захарова. На экране лайки, хэштеги, посты в одну строчку, типа #хочукакты, #люблютебя, #танцысозвездами и т.д., и т.п. В картинках и лайках Захаров с Мэрилин Монро, русскими классиками и самим Шекспиром. И вот уже на сцене Чехов, Горький, Гоголь, Шекспир и Сорокин. Самый потрясающий номер на мотив «Ты меня на рассвете разбудишь…», из которого следует: к «Трем сестрам» Чехов просит не прикасаться, «Нос» ждут к постановке, а Лев Толстой просит передать сокращенную «Анну Каренину» Саше Захаровой. Хорош и умен был со своим поздравлением Михаил Швыдкой и его Театр мюзикла.
МХТ им. Чехова решил резануть правду-матку в глаза юбиляру, почерпнув ее, то есть правду, из Интернета. На сцене два богатыря (Игорь Золотовицкий, Станислав Дужников) и две красотки (Дарья Юрская, Вероника Тимофеева). «Реальный театр — реальные отзывы. Билеты дороговатые, сам театр маленький. В буфете мало чем можно перекусить». «Такое ощущение, что зал для карликов. А цены, надо сказать, не маленькие. Зато буфет — знатный: алкоголя навалом, но есть почти нечего. Впрочем, пьяный зритель не замечает все эти неудобства». «Неужели нельзя снизить стоимость буфета? Коньяк, 100 грамм, стоит почти 500 рублей, теряется вся аура посещения театра».
Миниатюра от Михаила Жванецкого не более двух с половиной минут. «Марк, хочу поздравить тебя с воспитанием. Музыка с детства, язык с детства, литература с детства — потом времени не будет. В нас воспитали с детства нежность, правдивость, и мы, выйдя из школы, получили жизнь в лицо. Но не изменились, потому что воспитание — сила непреодолимая... Мы чувствовали стеснение (какое хорошее слово — «стеснение»), когда видели обнаженного человека. Даже женщину. Даже красивую. Мы чувствовали стеснение, когда видели ругательства на заборе, хотя понимали, что забор существует для написания таких слов. Где же еще их писать? Не в книгах же! Из-за воспитания мы стеснялись предавать и доносить. Кто-то все равно доносил, но мы не доносили. Кто-то шел работать в КГБ, кто-то был надзирателем, кто-то — парторгом, кто-то учился в Высшей партийной школе. Мы трусили отчаянно, но не шли туда. И не подписывали писем ни с осуждением, ни с одобрением. Может быть, если бы били, но пока не били, мы не подписывали. И никакой тут смелости не было — тут было воспитание. И вообще, мне кажется, мужество — это не та смелость, какая есть у бандитов. Это что-то связанное с другими людьми… Отсутствие воспитания помогает говорить, наличие воспитания помогает слушать. Воспитание отсеивает невысказанное, а значит, освобождает массу времени от пустой болтовни и пустых просмотров. А их отсутствие создает вкус и делает человека умнее, молчаливее и приятнее. Чем больше вы находите лишнего, тем лучше. А необходимое для каждого свое. Это тебе, Марк Анатольевич».
Все любят юбиляра. Поют ему, искрометно шутят для него. И только женский состав «Ленкома» обвиняет начальника в сексизме. Блистательная пародия на песню моряков из «Юноны» и «Авось»:
Вместо флейты поднимем флягу,
Чтобы смелее жилось, чтобы смелее жилось,
Под российским крестовым флагом
И девизом «авось», и девизом «авось».
Финал, конечно, делает мастер и друг юбиляра Александр Ширвиндт: выходит на сцену с Верой Васильевой.
— Марк, — говорит он в своей вальяжной манере, — это откуда-то из древности: Марк Аврелий, Марк Антоний, Марко Поло. И из современности — маркетинг, например, маркобесие. Все хотят быть к нему ближе. Вот директор его, Варшавер, — по паспорту Василий. Но чтобы стать ближе к Маркуше, он стал тоже Марком.
Но зачем я вывел сюда девочку? (На минуточку: Вере Васильевой — 93 года. На сцене — статуэтка с прямой спиной, красивым лицом. — М.Р.) Все-таки основная у тебя альма-матерь — Театр сатиры. Пятьдесят лет назад там было твое «Доходное место». И из того состава — только вот (показывает на Васильеву). Обращается к ней: «Верунь, чтобы не было ощущения, что ты ничего не соображаешь, скажи что-нибудь». Веруня и сказала, что в «Доходном месте» партнер ее — Георгий Менглет, догоняя убегающую молодую жену, то есть Веру Васильеву, срывал с нее пеньюар и оставлял в одной ночной рубашке. «Это было редкое для Островского начало. Сейчас, Марк Анатольевич, вы бы, наверное, заставили и ночную рубашечку содрать с меня. Если бы вы захотели заново поставить и порадовать любителей таких острых ощущений, я готова идти с вами».
«Вокал», — с ударением на «о» объявляет Ширвиндт.
Все как прежде, но только седеет,
Поникает у нас голова.
На гитаре играть не умеем.
И не в силах запомнить слова.
Соль не в шутках уже, а в суставах...
«Марк, я тебе скажу по секрету — нам на двоих 177 лет, а мы поем».
Молодая публика стонет от смеха и зависти — поколение юбиляра предпочитает самоиронию скучному пафосу, может, поэтому и не проиграли свою жизнь, большая часть которой прошла при строгом советском режиме. Вечер выдержали в фирменном захаровском стиле: стремительно, весело, зажигательно, хотя постановщик не Захаров, а Михаил Рахлин. И даже пара лишних номеров впечатление совсем не испортили.
