— Вам 50 лет, и примерно 45 из них вы провели на сцене. Помните свои первые впечатления от театра?
— Сцена была для меня домом. Мама — режиссер Театра Станиславского, бабушка — актриса Театра на Малой Бронной. Я буквально выросла в этом театре. В шесть лет уже выходила на сцену в спектакле «Женитьба». А таскали туда меня не то что с пяти, а с колясочного возраста. Поэтому для меня театр не был чем-то необычным: бабушка играла — я сидела за кулисами, бабушка репетировала — я сидела у гримеров… Очень любила бутафорию, всякие аксессуары, — мне обязательно дарили разноцветные пластиковые детальки от софитов. К такому быстро привыкаешь: все постоянно с тобой играют, просят что-нибудь изобразить. А поскольку я тогда уже занималась балетом, меня часто просили то ногу поднять, то на шпагат сесть… Театр для меня был чем-то вроде развлечения. Бабушка с утра говорила: «Давай не пойдем в школу, а пойдем в театр!» Какой же ребенок откажется?! Вот и для меня это было самым большим наслаждением. Так что я практически выросла за кулисами.
— А когда первый раз к зрителю вышли — тоже страшно не было?
— Да что вы! Это все развлечение. Мы с моей подругой Аленой Лямпе, дочкой Григория Лямпе, выходили в спектакле «Покровские ворота». Так там прямо на сцене можно было кататься на коньках, на санках… Одно веселье, а вы говорите!
— Четыре года вы учились в Вагановском училище: монастырский образ жизни, большие нагрузки — все ради красивой мечты. А сейчас, будучи матерью двух дочерей, как вы относитесь к такому детскому труду? Отдали бы своих дочек в балет?
— А я и отдавала. И одну, и другую отдавала. Вообще, мне это кажется не просто нормой, а чем-то должным для девочки.
— Так я не про кружок, а про профессиональный балет.
— Если бы у них были какие-то фантастические для этого данные и сильное желание, то я совершенно не была бы против. Это дисциплинирует, развивает, воспитывает, прививает культуру. Это занятие делом, а не лабудой какой-то.
— Проблемы выбора профессии у вас не стояло. Какими секретами ремесла с вами делилась актерская семья во время учебы в ГИТИСе и первых лет работы в «Сатириконе»?
— Секретов никаких не раскрывали и не делились. Я, например, всегда очень любила смотреть, как играет бабушка. Только сейчас понимаю, какой блистательной актрисой она была. К сожалению, судьба ее сложилась очень сложно, но на сцене она всегда расцветала. Все то, что я когда-то у нее подсмотрела, откладывалось у меня в подкорке. С этого и училась. Я помню, как она играла в спектакле «Занавески» Льва Дурова. Там роль была очень смешная — мне невероятно нравилась. И сейчас, когда я что-то подобное играю, то чувствую в себе бабушкины нотки. Специально мне никто ничего не советовал. Я вообще терпеть не могу советы. Все слышу, вижу, воспринимаю, но предпочитаю сделать так, как я считаю нужным.
— Это единственно верный путь?
— Конечно! Главное — не надо бояться.
— Максим Аверин в интервью одной дальневосточной газете назвал вас отважным человеком, бросающимся в новые эксперименты. Секс-танцы в ночных клубах и «Сатирикон-шоу» на круизных лайнерах — тот самый «отважный» период в жизни?
— Я бы назвала их скорее эротическими. Да, у нас было такое «Сатирикон-шоу». Я сейчас даже хотела бы найти эти записи. На самом деле мы с девчонками зарабатывали деньги. Это были 90-е годы, начало клубной жизни в Москве. У меня уже родилась старшая дочь, поэтому нужно было элементарно зарабатывать. Вот мы и ходили со своими костюмами и кассетами по клубам, показывали себя и просились на работу. Молодые же были и красивые. Вот и пользовались своей сексуальностью в благих целях.
— И много зарабатывали?
— Да, очень даже неплохо. В свои 22 года я купила первую шубу. Она стоила где-то 400$. Мы тогда с «Сатирикон-шоу» выступали на круизных лайнерах и часто останавливались в разных странах. А будучи девушками состоятельными, могли себе такое позволить. Это было чем-то феерическим. Шуба до сих пор где-то хранится как память.
— Долго вы так танцевали?
— Года два-три. Пока не встретила своего второго супруга, который меня из этих клубов и забрал.
— Вы 13 лет проработали у Константина Райкина и были задействованы в 8 спектаклях. Смогли профессионально реализоваться в театре за эти годы?
— Когда мы туда пришли, то все хотели себя реализовать. Грех жаловаться, я получила тогда первую главную роль в спектакле «Такие свободные бабочки», который поставил Константин Аркадьевич. Я обожала этот спектакль. Только сейчас понимаю, насколько тогда еще была «зеленой» артисткой. Сейчас я бы никому не дала смотреть, как тогда играла. К сожалению, это была моя первая и единственная главная роль в «Сатириконе». Остальные спектакли были в основном танцевальные: «Багдадский вор», «Сатирикон-шоу», «Шантеклер»… Мы вообще очень много плясали. Мне, конечно, это легко давалось, но в какой-то момент взрослеешь, и танцы начинают надоедать. А потом я родила свою вторую дочь и, к сожалению, надолго выпала из профессии (Анна не играла в театре 7 лет. — «МК»). Спасением стало подаренное Константином Аркадьевичем «Доходное место», где я сыграла Кукушкину.
— Эта роль стала вашим билетом в «Ленком»?
— Да. На одном из спектаклей присутствовал Марк Захаров и спустя какое-то время позвал меня к себе. Поэтому не могу сказать, что я там реализовалась. Артист реализуется всю жизнь. И у каждого свои претензии: кому-то достаточно малого, и он счастлив, а кому-то категорически недостаточно того, что он имеет. Я и сейчас-то не реализовалась.
— Многие актеры всю жизнь служат одному театру. А чем для вас стал переход в «Ленком»?
— Подарком! Приглашение Марка Анатольевича — это безусловный подарок судьбы. Здесь сложилось сразу все: переход в новую жизнь, в театр, который стал домом для целой плеяды артистов: Абдулова, Янковского, Збруева, Захарова, Шейнца… Это был важный переход в другую ипостасью, в другую форму театра, в другую структуру. Нервно, гордо и страшно интересно.
— Сейчас тоже страшно?..
— А мне всегда страшно, всю жизнь, где бы я ни была. Конечно, переход в «Ленком» перевернул мою жизнь. Я счастлива, что так произошло, потому что этот театр подарил мне себя. Ты ведь не всегда будешь получать роли: где-то дадут, а где-то нет. Случаются пробелы, провалы, но все это дарит тебе вопросы и ответы. Так что благодаря «Ленкому» я понимаю, что теперь мне нужно делать дальше.
— Что можете, что еще сможете…
— Да и могу ли вообще. Я вообще считаю, что каждый человек должен меньше трепаться, а идти и пробовать. А то все любят только сидеть и обсуждать. А ты попробуй на сцену выйти и хоть слово сказать. Так что не надо никого осуждать. Только выходишь сам и доказываешь то, что ты можешь сам. Существует только один рабочий вариант: бери и делай. И не бойся ошибаться. И это говорит вам человек, который все время чего-то боится. Тем более когда сама судьба подталкивает тебя к чему-то — надо идти и пробовать.
— Так вы попробовали себя в сериале «Склифосовский» — и очень скоро обрели всенародную известность. Насколько я знаю, роль Нины не была прописана изначально. Вы сами создавали героиню?
— Да, так и получилось. Нина существовала как персонаж, но не более. Да и то, что сериал уйдет уже на седьмой год, никто не мог предположить. Был просто некий персонаж, и мне дали волю над ней творить. Поэтому отчасти она родилась вместе со мной и переняла мою природу. Это такой собирательный герой, подсмотренный мною в больницах, на улицах… Поэтому здесь все «по чесноку».
— Реплики тоже вы для нее прописывали?
— Полно. У нас в «Склифе» в этом смысле полная свобода. Мы много сочиняем на площадке. У нас нет жесткой привязанности к тексту. Поэтому мы говорим абсолютно своим языком, основываясь на сценарном каркасе. У нас даже сцены есть, лично нами придуманные, которые не были прописаны. Может, в этом и есть секрет популярности сериала.
— В одном из интервью вы говорите: «Мои героини — женщины, которым сопереживаешь». Как много в вас от этих женщин?
— Я вообще подглядывающий человек. В детстве, например, я очень много пародировала. Мне все это очень интересно. Ведь даже в самой ужасной женщине есть обратная сторона. Поэтому я стараюсь искать, где играть обратное. Персонаж не может быть просто плохим. Он плохой — почему-то. А когда всецело хороший — тоже странно: значит, надо покопаться и найти в нем подвох. Поэтому в каждой героине есть то, что я встречала в миллионах женщин, да и в себе самой. Мы все боимся доставать свое нутро. Именно поэтому я люблю такие «неумытые» роли. В них — правда.
— Какие у вас планы на этот сезон?
— Планы… пусть они будут. Мы ведь не знаем, что случится завтра: могут предложить невероятную роль прямо через день, а можешь несколько лет сидеть без работы. На сегодняшний день я продолжаю сниматься в «Склифосовском» и с самым ответственный чувством подхожу к своему юбилею. Мы с Максимом Авериным, моим замечательным другом, работаем над моноспектаклем «Монолог женщины». Идея его создания возникла, когда я начала читать «Монолог женщины» Роберта Рождественского. Меня часто просили создать для него конкретную форму. Вот я и обратилась за помощью к Максиму Аверину, потому что никого другого вместо него я не представляю. Это монолог от лица женщины, о ее судьбе в поэтах и в музыке. В лице всего, что я нахожу близкого себе в литературе и в культуре в целом. Это очень личная история, поэтому я так сильно нервничаю.
— Что будет с «Монологом женщины» после его исполнения в день рождения?
— Сначала будет премьера, а потом я планирую его совершенствовать, показать в разных городах России. Но это все потом. Сейчас важно выпустить наше с Максом детище.
— Я знаю, что с Максимом вы не только давно дружите, но и работаете вместе. А с недавнего времени даже живете рядом. Так с чего же все началось: с дружбы или с работы?
— С работы, конечно. Мы вместе играли в «Сатириконе». Я пришла чуть раньше, Максим — чуть позже. С тех пор не расстаемся.
— В соцсетях у вас — армия поклонников. Какие самые необычные или приятные проявления фанатской любви вы получали?
— Вот попала так попала! Мне невероятно приятна такая любовь поклонников, но сама я очень далека от социальных сетей. Иногда могу что-то выложить, куда-то пригласить, но не более. Я не хочу никого обижать и всегда стараюсь для каждого найти время, ответить, после спектакля поговорить. Но, если честно, иногда люди забывают, что мы не все 24 часа артисты. Бывает, когда они не понимают, что ты, выйдя со сцены, не готов еще столько же времени «светить». Это физически очень тяжело. Да и сидеть в соцсетях часами, чтобы ответить каждому на вопросы, нет ни сил, ни времени. У нас тоже есть семьи: мужья, дети, которым надо уделять время. Поэтому мне хочется один раз и навсегда ответить, что я очень это ценю и именно для них работаю. Но не хочется распыляться по мелочам. Надо же мастерство совершенствовать, чтобы доносить свое творчество до зрителя.
— Судя по такому количеству поклонников, у вас это хорошо получается.
— Да, слава богу! Я этому очень рада. Для них же все…
— В день рождения одни мечтают и ставят цели, а другие подводят промежуточные итоги и оглядываются на прожитые годы. А что для вас число 50?
— Ужасно дурацкое число. Совсем не хочется о нем думать. Я его понимаю, но совсем не ощущаю. Я хочу, чтобы сейчас, возможно, все началось. Мне кажется, у меня ничего того, что есть сейчас, в юности и не было. Поэтому я благодарна этим цифрам, благодарна всем ошибкам. И пусть 50 будут для меня стартом.
