32 скульптуры заняли площадь перед музейным зданием, три года назад отреставрированного знаменитым архитектором Ремом Колхасом. Над проектом «Современный сад» мексиканский художник Дамиан Ортега начал работать вскоре после открытия нового пространства «Гаража», и вот теперь конструкция из бетона, дерева и металла представлена публике. Объекты в духе конструктивизма только на первый взгляд абстрактные произведения. На самом деле каждый из них — трехмерная версия логотипа какой-то компании, выбранной автором произвольно. Он специально сделал их почти неузнаваемыми.
— Логотип — это некая идентичность, как флаг для государства, — рассказывает Дамиан «МК». — Наш мир глобальный, его судьбу решают не только политики, но и корпорации. Я выбрал логотипы, которые мне визуально понравились. Мне было интересно перенести двухмерное изображение в трехмерное. Для создания скульптур я использовал как дешевые материалы, так и переработанные. В капиталистическом мире все после использования выбрасывают на помойку, а я хотел дать вторую жизнь. Искусство сегодня тоже становится коммерческим. Мой проект — размышление и об этом. Скульптуры Ортега перекликаются с произведениями русских конструктивистов. Именно они, а также их последователи в Америке (например, авторы, работающие в стиле неоконкрето, популярном в Бразилии) вдохновляли мексиканца. Так что «Современный сад» не только о роли денег и их влиянии на глобальный мир, но и о преемственности и трансформации художественных идей.
Эта тема развивается внутри музея. Зайдя в здание, обнаруживаешь у себя над головой 38 барабанов. Палочки мерно постукивают по ним. Сначала тихо — кажется, что слышишь не ударные, а шепот волн. Потом сильнее — словно бьется волна о борт корабля. И тут — будто начинается шторм — вступает оркестр!.. Но никаких музыкантов вы не найдете: звуки доносятся из самих барабанов, внутри которых спрятаны динамики. Звучит концерт для кларнета с оркестром ля мажор — сочинение Моцарта, написанное за три месяца до смерти. Но даже знатоку его будет непросто узнать. Дело в том, что художник Анри Сала видоизменил произведение, замедлив одни куски и ускорив другие. Сделал он это, чтобы создать ощущение, что звучит не музыка, а стихия. На такой ход автора вдохновил дневник путешественника ХIХ века Джеймса Белла, который каждую свою запись начинал с описания погоды. «Я хотел представить, что стало бы с произведением Моцарта, если бы его носило по волнам, как послание в бутылке, — поясняет Анри. — Но и тут глобализация: впервые эта работа, правда, в другом виде, была представлена в Сиднее. А Моцарт писал эту музыку спустя три года после того, как британцы высадились в заливе Ботани-Бэй, чтобы основать там колонию для заключенных — Сидней. Вновь всплывают вопросы политики — причины и следствия мировой истории».
Еще один проект, отражающий глобальные процессы, расположился на первом этаже. «Школа в движении. Архитекторы-интернационалисты» — выставка посвящена новаторской школе Баухаус. Она совершила социалистическую революцию в архитектуре: сегодняшние лаконичные и функциональные здания родом оттуда. Школа началась с манифеста 1919 года, провозглашающего равенство между прикладными и изящными искусствами. В 1925‑м она переехала по политическим причинам из Веймара в Дессау, а 1932‑м — в Берлин, где в следующем году была закрыта нацистами. Идеи Баухауса разлетелись по миру, в том числе в СССР. В 2019‑м будет отмечаться столетие Баухауса в Берлине. Выставка в «Гараже» — вступление к нему.
Центральная премьера посвящена знаменитому бельгийскому художнику Марселю Бротарсу. Это первая его ретроспектива в России, впрочем, построена она отнюдь не по хронологическому принципу. Перед нами особая среда, изобретенная концептуализмом. Взять хотя бы инсталляцию «Декор». Мы вступаем на дорогой розовый ковер, на котором застыла гигантская змея, готовясь к нападению. За ней установлены бронзовые пушки (оригинальные, ХIХ век), вокруг пальмы в горшках, удобные кресла и… пистолет. Так, с помощью обстановки, подобной той, в которой в «золотом веке» принимались военные решения, художник критикует сложившуюся систему «кабинетных войн». Где-то в сражениях умирают люди, но ход кампании решается в комфорте и уюте. В соседнем зале — пляжный стол и кресла, десяток автоматов и граната — это уже среда, в которой ведутся войны ХХ века. Кураторы выставки иронизируют: если продолжить серию Бротарса и сделать такой «военный кабинет» ХХI века, там, очевидно, будет только стол и компьютер.
Вообще, Бротарс — гениальный мистификатор, благодаря этому он и вошел, скорее, даже ворвался в историю искусства. Дело в том, что до 40 лет он был журналистом и поэтом и вдруг решил стать художником. Его образы отталкиваются от слова и поэзии. Многие работы зашифрованы в саркастические ребусы. Допустим, он взял изображения разных коров и заменил названия их видов на марки авто. А на первой своей выставке в 1968 году он представил собственные книги, залитые воском. Немало у бельгийца работ, связанных с политикой, не только государственной, но и музейной.
Самая известная — «Музей современного искусства, отдел Орлов». По сути, это серия мистификаций и акций, которые рушат традиционные музейные правила. Допустим, однажды он приехал на море, взял лопату и выкопал в песке схему одного из брюссельских музеев. Поставил таблички «трогать запрещено», и все поверили. Четыре года кряду он представлял всевозможные мистификации, и люди приняли все за чистую монету. В итоге в 1972 году он закрыл проект, а в 1976 году скончался от сердечного приступа. И вот спустя время система, против которой он шел, сыграла с ним злую шутку: его работы теперь музеефицированы и каталогизированы. Хотя его шутка с мидиями и яичной скорлупой (он специально делал объекты из такого «материала», который сложно перевозить и хранить) до сих пор работает. Но что в сухом остатке? Система поглощает даже тех, кто встает к ней в самую радикальную оппозицию? Или все-таки есть лазейка? Простор для размышления над этими вопросами в «Гараже» огромный.
