Новый поворот
Первая ретроспектива Михаила Ларионова – событие действительно историческое. Только представьте: последняя крупная выставка художника (Русский музей–Третьяковка) случилась 38 лет назад! Над организацией тогда хлопотала Александра Томилина – любимая модель и вторая жена художника. Ей досталось не только имущество мужа, но и его первой жены – легендарной Натальи Гончаровой, ныне самой дорогой русской художницы. Томилина завещала все СССР: Ларионов и Гончарова хотели, чтоб их наследие вернулось на родину. Однако по французским законам, 60% наследства отходят государству, а советское правительство платить налог не хотело. Посредники тайно перевезли фонд Ларионова-Гончаровой из квартиры на улице Жака Калло в посольство СССР, а оттуда он отправился дипломатической почтой на родину. История захватывающая. В результате всех хитросплетений судьбы налог Франции все таки был уплачен – шедеврами, а не деньгами (директор Центра Помпиду Жан-Юбер Мартен выбрал лучшие вещи). А судебные дрязги вокруг участников «операции» гремели до конца 1990-х.
Теперь в скандальной истории поставлена жирная точка. Работы Гончаровой из той коллекции Третьяковка показала пять лет назад. А теперь можно увидеть и шедевры Ларионова. Не только те, что с конца 1980-х хранились в Третьяковке, но и те, что остались во Франции при разделе коллекции. Центр Помпиду выступил главным партнером московской выставки, на которой представлено 500 экспонатов.
– Эта выставка – результат серьезнейших изысканий, изучения архивов, которые поступили к нам в 1988-89 годах, – говорит директор ГТГ Зельфира Трегулова. – В нее вошло 100 живописных и 150 графических произведений. Мы постарались собрать главные работы Михаила Ларионова из европейских и региональных музеев. Среди участников – Ульяновск, Уфа, Казань, Краснодар, Нижний Новгород. 11 работ Ларионова предоставил Центр Помпиду, галерея Тейт, Музей Виктории и Альберта, галерея Альбертина. Первая ретроспектива Михаила Ларионова призвана восстановить историческую справедливость в отношении одного из главных русских художников прошлого века. Символично, что она соседствует с первой в нашем музее большой выставкой Ильи Кабакова, для которого Ларионов – главный художник.
Принцип вечного поиска
«Хочется убежать из стен в безграничный простор, хочется чувствовать себя в постоянном движении…», – писал Ларионов. И следовал своим желаниям. Это наглядно отражает выставка, построенная по хронологическому принципу. В каждом зале – будто новый автор. Ларионов мастерски жонглирует стилями, изобретает и собственный (лучизм), но какими бы разными по манере и содержанию ни были его работы , их объединяет легкость и наполненность радостью. Вечный поиск – больше, чем черта характера, это новый принцип искусства. Гениальное не бывает вторичным.
Начало – Ларионов до Ларионова. Это чистый импрессионизм – дань уважения Коровину и Серову, у которых он учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, и общей моде на Сезанна и Моне. Ларионов мастерски владеет кистью – одну из его работ в 1907-м году покупает Третьяковская галерея. Редкая удача для начинающего художника. И не только в плане карьеры: внимание уважаемого музея немного успокоило родителей Натальи Гончаровой, которые никак не хотели мириться, что их дочь живет гражданским браком с каким-то эпатажным южанином (Ларионов родом из Тирасполя). Картина «Сад весной», ставшая поворотной для художника, сейчас приехала в Москву из Казанского музея. Рядом с ней великолепная работа «Дождь» из Центра Помпиду: пейзаж зритель видит через окно, по которому стекают дождевые капли, стирая реальность. Напротив «Дождя» серебряная «Пурга» – еще чуть-чуть, и изображение исчезнет.
Второй шаг к абстракции – поиск. Ларионов увлекается Ван Гогом и Гогеном, фовистами и кубистами, экспериментирует. И приходит к концепции «всечества», изложенной в манифесте «Лучисты и будущники»: «Все стили мы признаём годными для выражения нашего творчества, прежде и сейчас существующие». То есть, техника не важна, она - лишь способ выражения идеи. Взять его «солдатский цикл», написанный во время службы в армии. Ларионов изображает бравого солдатика на игрушечной лошадке нарочито просто, как в детской сказке - автор показывает, что в солдатских буднях нет ничего героического, а служба – рутина и скука. «Отдыхающий солдат» (1911 г.) развалился на кровати, курит, тупо уставившись в точку, за спиной у него рисунки на стене – женский бюст и засечки, отмеряющие срок службы. В манере исполнения этой картины уже нет ничего наивного и игрушечного.
И еще поворот – лучизм. К этому моменту Ларионов уже имеет скандальную славу. Они с Гончаровой разгуливают с накрашенными лицами по улицам: да-да, Россия – родина боди-арта (на Западе бум на раскрашивание тела случится только спустя полвека после проделок Ларионова). Его работы обвиняют в порнографии. Самого трижды исключают из института. На фоне всего этого рождается лучизм. Ларионов где-то прочитал, что все состоит из света и решил писать картины лучами. Он делил лучизм на реалистический и абстрактный. Благодаря последнему, он и считается одним из создаталей беспредметного искусства, его имя стоит в одном ряду с Кандинским, Татлином и Малевичем, которые в тот же период выступили с абстрактными работами. И все-таки Ларионов никогда до конца не отрывался от «натуры».
– Многие говорили, что он импрессионист, даже когда он показывал лучизм, – рассказывает один из кураторов выставки Ирина Вакар. – Потому что его искусство идет от зрения. Говорят, Моне – это глаз, про Ларионова так тоже можно сказать. У Ларионова было зрение младенца: он видел все, как в первый раз.
«До» и «после»
Следующую главу творчеств назовем «Восток – Запад». В 1910-х Ларионов увлекается Востоком. Использует японскую перспективу, рисует воображаемое путешествие в Турцию, обращается к русском фольклору. Его цикл «Времена года», созданный в неопримитивистском стиле, тому подтверждение. Четыре картины, из которых удалось выставить только три («Лето» осело в недоступной частной коллекции), написаны в лубочной манере. И пусть сезоны разные – у всех настроение летнее, позитивное. Вот уж где «всечество» торжествует: идея и эмоция выходит на первый план. Ларионов поддерживает Гончарову, которая заявляет: «Я отряхаю прах от ног своих и удаляюсь от Запада». Но в результате они уезжают на Запад. Сергей Дягилев предлагает чете заняться декорациями «Русских сезонов», и они соглашаются. Потом революция, война, репрессии, снова война – временно снятая квартира на улице Жака Калло навсегда становится их домом.
Вся жизнь театр – это и про Ларионова с Гончаровой. Они увлеченно втянулись в создание новой живой, театральной эстетики, так близкой их перформативным экспериментам. На выставке можно найти не только эскизы нарядов и уникальные фотографии актеров в них, но и один раритетный костюм шута, придуманный Ларионовым. Это его альтер-эго, утверждают кураторы. Здесь же представлен огромный пласт графики – быстрые и точные зарисовки Дягилева, актеров и театральной жизни в целом. Для него не было рамок не только в живописи, но и в жизни. Он занимался и интересовался самыми разными вещами. Ларионов – и декоратор, и перформер, и коллекционер. Человек-оркестр. Всегда в движении, как и искусство. Кажется, именно это – изобретение «принципа вечного поиска» – и делает Михаила Ларионова великим мастером.
