Эту французскую пьесу Дидье Карона в Вахтанговский принес Геннадий Хазанов. Он же как приглашенный артист играет в ней одну из главных ролей. Надо сказать, что звезда эстрады имеет неплохой театральный опыт: играл в МХТ в Камергерском, в «Ленкоме», в постановках Театра эстрады, и вот теперь в его жизни появился Вахтанговский.
— У меня было желание, чтобы судьба как-то пересекла меня с Римасом Туминасом, — скажет он мне после прогона. — А тут я прочитал пьесу Карона и понял, что с этим материалом могу к нему прийти. Пришел, он прочитал, сказал «интересно» — и в этот момент я понял, что мое желание начинает исполняться. А дальше, как говорится, по мере сил и возможностей.
Партнер Геннадия Викторовича — Алексей Геннадьевич Гуськов. Дуэт, ведущий роковую дуэль.
На сцене справа — венские стулья (стоят беспорядочно) в количестве, может быть, 20 штук, а слева — гримерный столик с початой бутылкой красного вина, вешалка с пиджаком да рояль, оскалившийся в зал черно-белой клавиатурой. Свет приглушенный, мягкий. Входит человек, по первым словам которого понимаешь, что он находится в крайнем раздражении, и речь пойдет об оркестре. Дирижер — его играет Алексей Гуськов — недоволен своей первой скрипкой. И по тому, как он резко высказывается, можно судить о его характере: нетерпим, деспотичен, сам с собой не в ладу. Почему?
А тут еще является странный такой тип — тихий, в коричневом пальто, видавшем виды, в такой же шляпе, старый уже. Он беспрестанно кланяется, заискивает и вкрадчивым голосом выражает восторг от работы дирижера и его оркестра. Фальшиво, надо сказать, у него это получается.
— Вы и вправду так считаете? — нетерпеливо отмахивается дирижер.
— Да, великолепно, великолепно.
Трогательно, но уж больно навязчиво.
Римас Туминас сидит у столика в центре зала: молча курит сигарету (перешел на электронную), время от времени что-то вписывает в тетрадку или вдруг резко встает и выходит из зала. Натянут как струна, но ничего не говорит — видимо, копит на потом.
Наверное, это будет самый минималистичный его спектакль: в нем нет мощных декораций, большой массовки, всегда выступающей важной ремаркой к действию. Его постоянный соавтор — художник Адомас Яцовскис — кроме вышеозначенной мебели параллельно сцене в воздухе разместил вторую — и тоже со стульями. И такой сценографический образ вряд ли с чем-то спутаешь: ну конечно, музыканты только что отыграли и ушли, захватив ноты с пюпитров. И музыка Фаустаса Латенаса так же скупа, но выразительна. Как вода, что по капле падает сверху.
— Простите меня, ради бога, простите. Мою супругу зовут Анетт. Два «т»...
— Ну что еще?
«Фальшивая нота» не только о музыке, музыкантах, артистическом мире. Это детектив, причем психологический. Старик, что пришел к великому дирижеру, навязчив и несносен. Он будет возвращаться три раза, каждый раз забывая что-то сказать или попросить. Но его визиты окажутся весьма опасны для маэстро — буквально на грани жизни и смерти. Однако детектив есть детектив — раскрывать интригу не стану.
Кажется, что роль дирижера преследует Алексея Гуськова. У него уже есть кинематографический главнокомандующий оркестром (фильм «Концерт»). В свое время артист действительно брал уроки дирижирования. После прогона он скажет:
— Для меня симфонический оркестр — это вообще модель мира. А все люди — это инструменты. Самое красивое, совершенное, что есть в человеческом социуме, это симфонический оркестр. Мы все приходим в этот мир со своим инструментом, со своим звуком. Когда эти звуки собираются вместе, они или высекают удивительную гармонию, что является раем на земле — политически ангажированные назовут это коммунизмом. Или произведут полную какофонию, что будет адом, или полным крахом и разрушением. Именно оркестр вне границ, языков, национальностей — тут все друг друга понимают.
— А вы исходя из вашей теории какой инструмент?
— Я виолончель. Я давно болен музыкой, понимаю, что, наверное, не тем в жизни занят.
— То есть хотите сказать, что, если бы пришлось начинать жизнь заново, стали бы музыкантом или дирижером?
— Однозначно.
Спрашиваю у Геннадия Хазанова:
— Как вам в Вахтанговском после Художественного театра и «Ленкома»?
— Здесь совсем другая система координат. Мне кажется, что моя профессиональная жизнь была бы неполной, если бы я не поработал с Римасом.
