Зрители входят в полутемный зал под звуки оркестра, расположившегося на цене. Негромко звучит живая музыка — танго Пьяццолы, Гарделя, «Бесаме мучо»… По бокам сцены развешаны аргентинские флаги, каждый зритель получает программку в виде шелкового флажка. При желании можно махать им, присоединяясь к народным массам, требующих перемен в аргентинском обществе. На заднике — видеопроекция профиля Эвы Перон, фантастической женщины, прожившей чуть более 30 лет, сделавшей немыслимую карьеру от бедной девушки не самого примерного поведения до первой леди Аргентины, получившей неофициальный статус «Лидер нации». Когда-то ее не пускали на похороны к отцу, потому что она была незаконнорожденной. С 15 лет она использовала мужчин как средство для подъема с социального дна. В конце жизни она была принята испанским монархом и Римским Папой. И держала речи перед аргентинским народом наравне с президентом страны. Мы смотрим на экран — из глаз Эвиты скатывается кровавая слеза…
Уэббер написал «Эвиту» в середине 70-х. Это был расцвет британского арт-рока. Genesis и King Crimson, Pink Floyd и Alan Parsons Project записывали альбомы, которые становились целостными музыкальными произведениями с совершенно особенной драматургией. Сюжет здесь был условен и метафоричен (как, например, в The Wall Pink Floyd), а композиция складывалась из серии треков, объединенных лейтмотивами и тематическими арками. Вот такая моноциклическая форма с сквозным развитием. Именно так Уэббер и написал свою «Эвиту».
Позже, когда она превратилась в спектакль и попала на сцену, черты рок-альбома никуда не делись. И именно это обусловило особенности ее драматургии и загадку появления персонажа по имени Че, который находится в постоянном конфликте с героиней. Он поет с ней дуэтом, кружится с ней в вальсе, задает ей неприятные вопросы, комментирует ее поступки. На самом деле никакого общения между Че Геварой и Эвой Перон не было в реальности, нет его и в сюжете спектакля. Че нужен Уэбберу только для остроты конфликта, для ощущения постоянного протестного драйва, дискомфорта, противовеса.
Надо сказать, что эта затея делает «Эвиту» непростой для восприятия. Особенно если не знать исторических реалий Аргентины времен «перонизма» — с 1945 по 1952 год. Но если знать, понимать, вникнуть, то сюжет захватывает невероятно. Тем более что жизнь Эвы прервалась трагически: она умерла от рака в 33 года. Ее тело было забальзамировано и помещено в стеклянный саркофаг. Люди молились на нее и поклонялись ей. Но недолго. После очередного государственного переворота тело Эвиты было перевезено в Европу. И лишь спустя полтора десятилетия оно было захоронено в Буэнос-Айресе на обычном кладбище.
Факт исчезновения стеклянного гроба становится финальной точкой спектакля. И если не знать всего контекста, это может также вызвать недоумение и даже оторопь.
Короче говоря, как ни крути, к «Эвите» следует хорошенько подготовиться. Но оно того стоит.
Разумеется, перенос на российскую сцену спектакля в том виде, в котором он шел по всему миру, было бы не под силу Свердловской музкомедии: постановка Харольда Принса стоит весьма недешево. Но, пожалуй, в том варианте, который предложил зрителям режиссер Алексей Франдетти и который скромно называется «semistage», то есть полуконцертная-полусценическая версия, есть своя прелесть. Прежде всего это использование полноценного оркестра плюс рок-группы, которыми рулит музыкальный руководитель постановки Борис Нодельман. Ни на Бродвее, ни в лондонском Уэст-Энде вы такого оркестра уже давно не увидите: от силы 7–10 музыкантов участвуют в спектаклях, так как использование большого инструментального коллектива — это слишком дорого.
Да и режиссерское решение только при очень большом желании можно отнести к «концертному»: здесь есть серьезная работа с артистами, отличные костюмы, грим (образ Эвиты на протяжении спектакля претерпевает серьезные изменения), вполне достаточные элементы декораций (художник Иван Малыгин) и, конечно, огромный вклад Ирины Кашубы, создавшей для этого спектакля оригинальную хореографию, в которой органично слились академические балетные формулы с изяществом и страстностью латиноамериканских танцев.
Герои поют по-русски: текст переведен самим Франдетти и Женей Беркович. Перевод этот весьма удачен и гладок. К примеру, начало знаменитой арии Эвиты «Don’t cry for me Argentina» деликатно переведено как «Только не плачь, Аргентина», что позволило избежать смещения ударения, неизбежного при буквальном переводе. Казалось бы, мелочь — но, увы, современные переводы либретто слишком часто грешат подобной неряшливостью.
Прекрасно поет хор — хоровые сцены в этом спектаклей важны и выразительны не меньше, чем в операх Верди. При этом хор не однороден: здесь и аристократы, которых шокирует наглость «девки», здесь и военные, которых не устраивают действия Перона по узурпации власти, здесь и народные массы, которых очаровала сеющая добро и благотворительность Эвита, и, конечно, прелестные дети, появление которых вызывает слезы умиления.
Пожалуй, лучшая актерская работа в спектакле — Игорь Ладейщиков в роли Че. Он абсолютно на своем месте: владение приемами рок-вокала, яркая индивидуальность, отличная пластика. Леонид Чугунников в роли Перона больше напоминает какого-то русского политического лидера, например, адмирала Колчака. Впрочем, между аргентинцами и русскими немало общего. Татьяна Мокроусова в роли Эвиты существует в беспрерывном драйве, выкладываясь по полной программе, не давая себе ни секунды расслабиться. Есть некоторые проблемы в технике вокала, которая не вполне соответствует стилистике музыки Уэббера. И эта проблема, которую, конечно, очень хочется преодолеть. Тем не менее работа актрисы по овладению этим сложнейшим материалом вызывает восхищение.
Итак, всего восемь раз на сцене Свердловской музкомедии сыграют «Эвиту». И учитывая, что до Екатеринбурга лету всего два часа, а в настоящее время спектакль этот не идет ни в Нью-Йорке, ни в Лондоне, ни тем более в Москве, то имеет смысл посмотреть его на Урале.
