— Советовались ли с вами по поводу самой идеи создания памятника вашему отцу?
— Показали эскизы, которые мне понравились. Скульптор Важа Микаберидзе оправдал ожидания. Памятник получился абсолютно непафосный.
— Однажды у памятника Сергею Бондарчуку в Ейске я оказалась с Ириной Скобцевой. Местные мужички там распивали спиртные напитки и попросили у нее на бутылку — помянуть Сергея Федоровича. Ирина Константиновна поначалу расстраивалась, а потом сказала: «Может быть, это и хорошо. У памятника — своя жизнь».
— И тут есть такая опасность. Папа сидит на скамеечке. Места рядом много. Можно присесть, разложить выпивку-закуску.
— Есть надежда, что музей Эльдара Рязанова наконец-то откроется в Самаре?
— Там клятвенно обещают, что в декабре этого года откроют первый этаж, и меня уже пригласили на торжественную церемонию. В доме три этажа. На первом воссоздается аутентичная обстановка того времени в комнате, где папа жил со своими родителями. Второй этаж будет посвящен его творчеству. А на третьем откроют мультимедийное пространство, там будут проходить просмотры.
— К созданию музея вы каким-то образом причастны?
— Мы с ними на связи. По просьбе руководства музея я ездила в архив ФСБ, узнала много интересного про своего деда Александра Семеновича Рязанова. Только родственники имеют право доступа к таким архивам, поэтому ко мне и обратились. Я согласилась, но моя душа к этому не лежала, поскольку считаю, что познание умножает скорбь. Мне бы самой и в голову не пришло поехать туда. И папа никогда об этом не думал. Когда я окунулась в архивные материалы, то поняла, что не зря все это почитала. Очень жалко, что папа уже не узнает о том, что я там нашла.
— В чем обвиняли вашего деда?
— Он был арестован в 1937 году и просидел 18 с лишним лет. Из-за пустякового навета его обвинили в контрреволюционной троцкистской деятельности по 58‑й статье. Чего только нет в обвинении! Ему вменяют выступления против генеральной линии ЦК ВКП(б), антисоветские разговоры, дискредитацию руководства партии, восхваление врагов народа, клевету на советскую действительность. Как социально опасный элемент дед был отправлен в Воркутлаг. Оттуда бежал, но его поймали, добавили срок. В какие только инстанции он не писал письма! В мае 1953‑го направил прошение Берии об освобождении и получил отказ.
— А чем он занимался?
— В свои 24 года Александр Семенович Рязанов был помощником директора фабрики «Константиновская мануфактура». В 1923 году он выступил на партийной конференции, высказался там по некоторым экономическим вопросам, не подозревая, что это контрреволюционный троцкизм. После этого 14 лет жил нормальной жизнью, ездил в командировки в Китай и Персию. А в 1937‑м вспомнили его давнее выступление. Оказалось, что «будучи агентом германских разведывательных органов» он «насаждал шпионско-диверсионную сеть на территории СССР путем вербовки разного рода критически настроенных лиц».
Папины родители до его рождения работали в торгпредстве в Тегеране. Этим и объясняются персидские мотивы в его имени Эльдар. После возвращения в Москву Александр Семенович начал пить, и бабушка ушла от него, когда папе было три года. Потом она вышла замуж, родила еще одного сына. Отчим воспитывал моего папу как родного. И для меня он стал единственным дедушкой.
— К каким документам вы получили доступ?
— К протоколам очных ставок и многочасовых допросов, проходивших чаще всего по ночам, приговорам, автобиографии деда. Эти документы производят сильное и гнетущее впечатление. Я узнала про жизнь своего деда с начала до конца. В деле имеется и несколько писем, которые он писал в разные инстанции, даже Сталину, пытаясь доказать невиновность. Только в 1955 году за отсутствием состава преступления дело было закрыто.
— Поколения наших родителей — Эльдара Александровича и тех, кто моложе, — почему-то не интересовались архивами своих родственников.
— Папа практически не общался со своим отцом, поскольку его родители развелись в 1930 году. А в 1937 году его отца арестовали. Ему тогда было 39 лет. Во время войны мой папа, будучи подростком, написал отцу письмо в лагерь. В ответ получил описание северной природы. Ну и папа обиделся. Теперь, когда я прочитала дело своего деда, стало понятно, почему он написал тогда именно такое письмо. Не хотел, чтобы его сын был каким-то образом связан перепиской с «опасным элементом». В 60‑е годы, когда папа стал известным режиссером, Александр Семенович нашел его. Встретились они как чужие люди. Папа дал ему денег, а через несколько лет поехал к нему на похороны.
— Вам разрешили снять копии с документов и последующее их использование?
— Я отксерокопировала огромное количество документов, наиболее важные передала в музей — те, по которым можно выстроить биографию деда.
* * *
— Как вам кажется, Эльдар Александрович был советским человеком?
— Конечно, советским. А каким еще ему быть? И я советский человек, ну может быть, наполовину.
— Но это же определяется не датой рождения, а менталитетом.
— Во-первых, и он, и я атеисты. Хотя папа уважал верующих. Я же отношусь к ним, мягко говоря, без пиетета. И фильмы его укоренены в советскую действительность, советский быт. В отрыве от этого он вряд ли бы смог снимать свои фильмы.
— И принимал обстоятельства такими, какие они есть? Или сопротивлялся им?
— У папы всегда был гражданский запал. Он пламенно выступал на собраниях, жестко критиковал цензуру, бюрократические порядки, и это вызывало дискуссии. У него по этой причине возникали даже какие-то проблемы. Уже в новое время папа активно выступал в поддержку Ходорковского.
— Мы всегда ждали выступления Рязанова на съездах Союза кинематографистов. Он умел разогнать кисель и тягомотину. Но в какой-то момент наступила всеобщая апатия, и Эльдар Александрович, как и многие его коллеги, перестал ходить на собрания.
— На всех этих съездах он резал правду-матку.
— Находите в себе отцовские черты, проявляются они в характере, так что сразу видно — рязановская порода? Что он ценил больше всего?
— Никогда это не анализировала. Несмотря на то что папа вел бурную, разнообразную деятельность, я считаю, что семья для него была на первом месте. И это может показаться даже странным со стороны, как при такой занятости он столько сил, души и энергии вкладывал в семью. Я никогда не чувствовала себя обделенной, всегда жила как за каменной стеной. Он был очень надежным и целеустремленным человеком. Если что-то обещал, то выполнял. Ставил перед собой цель и делал все, чтобы ее достичь. Надо было дойти до какой-то крайней точки, когда все разрушилось, как это было с его несостоявшейся картиной «Сирано де Бержерак», чтобы отказаться от мечты. Он ходил в разные кабинеты, к начальникам, качал права. Однажды так хлопнул дверью, что она слетела с петель. Мне кажется, если бы я кого-то убила, то он вывернулся бы наизнанку, но отмазал меня.
— Вы чувствовали к себе особое отношение, как к дочери Рязанова?
— До сих пор это происходит. Если мне где-то надо назвать свою фамилию и отчество и люди понимают, кто мой отец, то, как правило, свои положительные эмоции направляют на меня.
— Вы выросли в мощной кинематографической семье. Ваша мама Зоя Петровна Фомина тоже была режиссером, снимала документальное кино. Удивительно, что на вас кинематографическая «отрава» не распространилась.
— Что касается актерских способностей, то, во-первых, я их в себе не чувствовала. Лишь однажды я снялась в фильме своего отца «Старики-разбойники», и этого мне хватило. А во-вторых, совершенно не в моем характере подчиняться режиссеру, да и вообще находиться в зависимом положении.
— Отец брал вас на площадку. Говорят, он был страшен в гневе.
— Да, там он был страшноват. Папа, конечно, прислушивался к советам, которые считал дельными, давал актерам свободу импровизации, но совершенно не выносил необязательности. Его приводило в ярость, когда кто-то не сделал того, что должен был сделать.
— Эльдар Рязанов долгие годы работал с Эмилем Брагинским. Их пьесы шли по театрам страны. Можно сказать, что, когда их пути разошлись, закончился «романтический период» его творчества?
— Может быть. Произошел какой-то естественный распад этого дуэта. Это не было громким разрывом. Просто их пути разошлись. Папа сотрудничал с Григорием Гориным, вместе они сделали «О бедном гусаре замолвите слово». Естественно, что-то поменялось.
— «Андерсен. Жизнь без любви» — отдельный фильм в биографии Эльдара Александровича. Все привыкли, что он снимает комедии и трагикомедии. Хотелось ли ему сделать что-то совершенно другое?
— Последние его фильмы трудно назвать комедиями. Но папа не был зациклен на комедийном жанре, более широко смотрел на эти вещи.
— Про трагическую историю с «Сирано де Бержераком» многие знают. Работу над фильмом запретили, потребовав замены неблагонадежного Евгения Евтушенко, подписавшего тогда письмо против ввода войск в Чехословакию. А были ли еще какие-то замыслы, которые так и не реализовались?
— Папа хотел экранизировать любимую им с детства пьесу Ростана в 1969 году. Ему пришла идея, что поэта должен сыграть поэт, и он пригласил Евтушенко. Но ему поставили ультиматум: любой другой актер, хоть с улицы. Ответ надо было дать в течение 24 часов. И папа отказался снимать. Сидел два года без работы.
На 40-летие Евтушенко в 1972 году он хотел подарить ему пленку с кинопробой. Но найти ее в фильмотеке не удалось. Не было сведений в журналах, где регистрируется поступление проб на смыв. Как будто ее совсем не существовало.
Папа хотел снимать «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» по роману Владимира Войновича. Но возникла масса финансовых, бюрократических и творческих проблем, не позволивших осуществить этот замысел. Должна была быть совместная постановка. Иностранная сторона настаивала на том, чтобы Чонкина сыграл Михаил Барышников. А папа Барышникова никак не хотел, потому что не считал его актером. В своей сфере он был прекрасен. Но риск приглашения его на драматическую роль был велик. Однако западные партнеры настаивали на участии в фильме звезды такого уровня. А у папы уже сложился свой состав: Стеклов, Гундарева, Смоктуновский, Филатов, Бурков.
— Наверное, это было до выхода фильма Иржи Менцеля, снятого в 1994 году?
— Никто до этого «Чонкина» не снимал. Это было в 1988‑м.
— Свою собаку Эльдар Александрович ведь назвал Чонкиным?
— Да, в память о несостоявшейся работе. Собаку как раз и приобрели в то время.
— Со временем, наверное, интерес к материалу ушел?
— Да, потом он уже к этой мысли не возвращался. Папа хотел экранизировать повесть «Русские на Мариенплац» Владимира Кунина, но все это осталось на уровне замысла. Думал о «Мастере и Маргарите». В 1985 году ходил к секретарю ЦК КПСС по идеологии Зимянину и просил разрешения на эту постановку. Тот сказал, что посоветуется, а потом ему ответили: «Есть решение. «Мастера» снимать не будем».
— Ваш сын Дмитрий когда-то работал в «МК»?
— Да, около двух лет. Пришел туда в 18 лет, когда учился на втором курсе РГГУ. А сейчас работает на телевидении.
— А вы большую часть жизни где проработали?
— В НИИ киноискусства. Занималась там скандинавским кино, написала диссертацию по кино Дании.
