Скромное еврейское имя Иеремия Рабинович стало известно всему миру в его американизированном варианте — Джером Роббинс… Обладатель двух Оскаров, премий «Тонни» и «Эмми» и других всевозможных наград, наконец, один из основоположников американского балета, как и его коллега Джордж Баланчин — выходец из Россия. Он родился 11 октября 1918 года, то есть за месяц до окончания Первой мировой войны, и уже за пределами Российской империи — в еврейском госпитале Манхэттена, в семье еврейского эмигранта — Натана Рабиновича.
Всему миру Роббинс известен прежде всего как постановщик «Вестсайдской истории» (за киноверсию этого-то спектакля он и отхватил два «Оскара») и других популярных бродвейских мюзиклов («Скрипач на крыше», «Король и я», «Питер Пэн» и др.), а также как один из столпов другого знаменитого американского балетного театра «Нью-Йорк Сити балле». Свои основные балеты он ставит именно для этой созданной Баланчиным компании, куда переходит работать в 1949 году. Так что балеты на музыку Шопена представляют только одну из граней его многообразного таланта и обширного творческого наследия.
«Я ставлю абсолютно классический балет на чрезвычайно старомодную и романтическую музыку, но в этом и заключается его прелесть. В каком-то смысле это бунт против современных причуд», — говорил Роббинс в 1969 году, незадолго до премьеры своего первого балета на музыку Шопена «Танцы на вечеринке». Собственно, таким же «бунтом против современных причуд» стали и его балеты на музыку Шопена, избранные для премьеры театром Станиславского. И повторим за Роббинсом — именно в этом их прелесть.
В репертуаре «Стасика» долгое время успешно шел балет «Призрачный бал» — тоже на музыку Шопена, фактически удачная калька с роббинсовского шлягера. Теперь артисты этого театра попробовали освоить оригинал. Правда, тут их давно опередили конкуренты: балет «В ночи» уже много лет входит в репертуар Мариинского театра.
Роббинс ставил его в 1970 году в очень непростой в своей жизни период: он был безответно влюблен в одного танцовщика, на почве неразделенной любви стал экспериментировать с ЛСД, а потом повредил ахилл и балет ставил уже в инвалидной коляске, размышляя о свойствах любви: как она зарождается, переходит в безбрежное чувство, а потом умирает, и люди расстаются. Об этом он и поставил балет. В начале три пары танцуют поочередно, олицетворяя разные этапы любовного чувства. А в конце появляются вместе.
Все дуэты танцовщики «Стасика» провели с тактом, без свойственного русской школе нажима, музыкально, в общем, довольно верно уловив стиль балета. Первый лирический дуэт (Анна Оль и приглашенный в «Стасик» премьер новосибирского балета Роман Полковников) происходит на фоне звездной ночи, второй (Ксения Рыжкова и Денис Дмитриев) — в более официальной атмосфере бального зала, которую создают высветившиеся на заднике люстры, третий «мелодраматический» дуэт расставаний (Наталья Сомова и Георги Смилевски) — это «заверения, отрицания, мольбы — одно чувство стремительно сменяет другое».
У впервые показанного в России балета «Другие танцы» (название также отсылает к балету «Танцы на вечеринки») тоже интересная история. Он создан в 1976 году как свадебный подарок Наталье Макаровой, по заказу ее подруги и поклонницы, известной балетной меценатки Евгении Деляровой (в какие-то годы бывшей женой дягилевского любимца Леонида Мясина). Партнером Макаровой по этому балету, а в сущности, «расширенному» па-де-де с адажио, вариациями и кодой «в Славянск (русско-польском) стиле», стал другой знаменитый советский невозвращенец и культовый танцовщик — Михаил Барышников. Его-то и рискнули разучить для премьеры в «Стасике» Наталья Осипова и Сергей Полунин — сегодняшние баловни фортуны и любимцы публики. Она — прима английского Королевского балета. Он — экс-премьер этой труппы, ее партнер по сцене (как в этот вечер) и в жизни, танцовщик, находящийся сейчас «в свободном плавании». В паре на московской сцене эти артисты показались впервые, хотя ранее вместе и выступали в Милане, в театре Ла Скала.
Все «паузы, недомолвки, подтексты и оттенки, всю ту недосказанность движений», о которых пишет Макарова, рассказывая об этом балете, с первого раза дуэту Осипова–Полунин, прямо скажем, раскрыть, к сожалению, не удалось. Были и чисто технические помарки. Зато балет они показали по-своему, и в их танце присутствовала необходимая здесь свобода, импровизация, непосредственность и легкая ироничность, которая вообще свойственна этим артистам. Но вот показавшейся в другой день паре второго состава (Денис Дмитриев, Наталья Сомова) «Другие танцы» подошли даже больше — красивые, изысканные линии танец только украсили, да и в «поэтическую сферу чувств» погрузиться артисты все-таки сумели.
Балет «Концерт», шедший вместе с «Другими танцами» во втором отделении, — редкий в этом жанре образец комического балета. Он тоже хорошо известен у нас: еще в 2008 году одноактовку Роббинса привозил в Москва на «Золотую маску» Пермский театр оперы и балета.
Сюжетно — перед нами концерт классической музыки, и каждого слушателя на таком концерте навеянные музыкой фантазии могут унести в самом неожиданном направлении. Пианист (Александр Праведников) тут манерно выходит на сцену и, усаживаясь за инструмент, не забывает протереть тряпочкой пыльные клавиши, а перепутавшие места «ценители прекрасного» (их приходится пересаживать капельдинеру) нещадно гремят стульями, шуршат пакетами или так самозабвенно погружаются в классику (как это делает экзальтированная «балерина» — Ксения Рыжкова), что в порыве чувств обнимают рояль и не замечают, когда из-под них вытаскивают стул. Чем дольше длится концерт, там дальше воображение уводит слушателей из мира реальности в мир самых причудливых фантазий. Больше других тут, естественно, достается балерине: застенчивый юноша-ботаник (Алексей Бабаев) оглоушивает распрыгавшуюся терпсихору палкой по голове. А муж-подкаблучник с неизменной сигарой во рту (Сергей Мануйлов), пришедший на концерт со своей благоверной (Анастасия Першенкова), уносится в своих фантазиях так далеко, что видит себя убивающим опостылевшую мегеру-жену (которую, впрочем, никаким оружием не возьмешь — нож попросту гнется) и далее отплясывает как предводитель бравых гусар в обществе той же красотки-балерины, пока его не подкарауливает ревнивая супруга. Но и потом, вместе с другими бабочками, в которых превращаются все посетители концерта, беззаботно порхает около своей избранницы (жена, естественно, преследует его и тут). В финале пианист начинает отлавливать всю расплясавшуюся и надоевшую ему крылатую гоп-компанию сачком.
Балет-шутка, самый ранний из показанных на вечере трех балетов американского классика (1956 г.), удался труппе «Стасика» лучше всего — здесь можно вдоволь покомиковать и есть где применить свои актерские способности не только выступавшим в этом балете 10 артистам, но и не слишком многочисленному (12 человек) кордебалету. Шутки, конечно, довольно «бородатые» и примитивные, хотя просматриваются тут и остроумные пародии на балеты Баланчина. Но чувствовалось, в какой кайф танцовщикам «Стасика» поприкалываться и оторваться в этом капустнике.
