— Александр, для того, чтобы ваш фильм состоялся, вам потребовалась серьезная поддержка не только министерства культуры, как это обычно бывает в российском кино, но и со стороны многих профильных ведомств, а также предприятий по добыче, кажется, всех существующих полезных ископаемых. Как вам удалось сплотить так много людей вокруг своей идеи?
— Вначале был Олег Куваев и его роман «Территория». Большинство людей, которые сегодня находятся на крупных должностях, особенно в сфере природопользования, читали Куваева и считают, что это одна из главных книг в их жизни. Куваев был геологом, закончил Московский геологоразведочный институт. Первый раз он попал в бухту Провидения в 57-м году и сразу же полюбил этот край. А после посвятил ему много труда: сперва как геолог, потом как писатель. Он умер в апреле 1975 года, ровно сорок лет назад. Ему было всего сорок. Но он успел оставить после себя заметное наследие. Его рассказы, опубликованные в журнале «Вокруг света», открыли для советского читателя неизведанные территории Чукотки, Дальнего Востока, Магадана. Но его самым оглушительным успехом стал роман «Территория», впервые опубликованный в «Роман-газете» двумя тиражами по полтора миллиона экземпляров каждый. Много людей писало о подобных местах, но Куваев, как Джек Лондон — был такой один. Он умел рассказывать и высокохудожественно, и достоверно, чтобы ты почувствовал, будто живешь вместе с его героями. Так что это Куваев открывал для нас любые двери. Помогал, соучаствовал, не только в написании сценария, но и на съемках.
— И вы решили повторить путь Куваева, заново открыть эти заповедные территории, но уже в кино?
— У нас действительно есть кое-какие кадры, которых в нашем кино попросту не было. В экспедицию отправилось больше ста человек, но для каждого из съемочной группы это был свой одиночный маршрут: ты один на один с природой. И если я твердо верил, что у нас все получится, то моей группе надо было еще привить это понимание: зачем мы это делаем, ради чего забрались в эти льды. Убедить удалось не всех, но я знаю, что несколько человек, которые отказались с нами ехать, потом жалели. Все-таки съемки в таких местах — это незабываемый опыт. Хотя порой было очень трудно. Нужно было добиться совпадения времени, погоды, обстоятельств, графиков. Работать в условиях, когда у тебя сегодня нет самолета, послезавтра погоды, потом актеров.
Хорошо, когда у тебя есть матерые, опытные актеры, вроде Константина Лавроненко. Они всегда смогут достоверно сыграть то, о чем ты их просишь, и таким образом простимулировать молодых. Но и молодые актеры с их задором, запалом важны не меньше. Они готовы войти в любую реку, идти по снегам и льдам, потому что знают, что так надо. Своим энтузиазмом заражая более опытных актеров. И уже те думают про себя: «Раз они это делают, то и я смогу!» Я благодарен всем, кто отдал нам кусок своей судьбы, своей биографии. И Лавроненко, и Грише Добрыгину, который так долго ходил с бородой, что это стало новым трендом. Когда он возвращался в Москву, разве что сапоги менял на кеды, а во всем остальном выглядел так, будто он все еще там, на Территории.
— Они оба отлично вжились в образ геологов, но для меня все равно самым интересным героем остается Гурин в исполнении Евгения Цыганова, который называет себя единичным философом.
— Герой Цыганова — это отчасти автор. Он со стороны наблюдает за обстоятельствами, в которых оказался. Человек, который обладает достаточной волей, чтобы принимать самостоятельные решения. При этом Гурин отлично понимает, что может добиться определенного отношения к себе только упорной работой. А значит, ему нужно быть лучшим во всех аспектах, брать самые сложные одиночные маршруты. Но даже в таких условиях, поставленный в такие жесткие рамки, он остается в каком-то смысле даже свободнее, чем мы сегодня. Потому что его свобода не измеряется деньгами.
— Да, он отдельно проходится по обществу потребления, которое начало зарождаться в Москве того времени.
— Когда я в первый раз приехал с севера и положил маме на стол две с половиной тысячи рублей, заработанных за два летних месяца, она меня спросила: «Саша, ты честно живешь или нет?» Это был 1976 год, а я студентом в стройотряде на простой стройке получил столько же денег, сколько они за год. Но деньги в таких местах и правда уходят на второй план. Многие из тех, кто работал на Крайнем Севере, даже купив квартиру «на материке», потоптавшись месяц по тротуарам, вдруг понимали, что это все не настоящее. Оставляли свои квартиры родственникам или просто закрывали их — и бежали обратно, в эти дома, совершенно не оборудованные для жизни. Это делали люди, которые обладали колоссальными капиталами. Если бы вы посмотрели на них в этот момент, возможно, решили, что они сумасшедшие.
— Это действительно интересный парадокс. В то время как наши недра по-прежнему остаются главным козырем в руках политиков на мировой арене, люди, которые непосредственно участвуют в их разработке, совершенно равнодушны к власти и богатствам.
— Один мой приятель в начале 90-х годов был нефтяным генералом, то есть генеральным директором одного из нефтегазовых управлений. И как-то мы летели с ним на вертолете над Западной Сибирью. Над нами стоит ясный солнечный день, а под нами горит попутный газ и от него поднимается плотное облако смога. И мой друг вдруг мне говорит: «Я все чаще задумываюсь, что когда мы бурим эти скважины, мы выпускаем наружу души, томящиеся в аду. Ведь что такое нефть? Органика. Все то, что гнило миллионы и миллионы лет. И чем больше мы ее сжигаем, тем больше выпускаем наружу ненависти, злобы и недоверия». Мы тогда еще не были религиозными людьми, но эти слова я запомнил хорошо.
— Хотя в последнее время ценнее любых полезных ископаемых для нас стало понятие суверенитета. Та самая борьба за территорию. В этом смысле ваш фильм удивительно пересекается с современностью.
— В истории не было ничего такого, что сохранило бы свои границы навсегда. Время от времени мы возвращаемся к тому, что происходило вчера, и начинаем оценивать его с позиции нынешнего дня. Заключаем: вот это было правильно, вот это неправильно. Пишем какие-то новые соглашения, законы. Мир стоит на качелях: с одной стороны честность, а с другой бесчестность. И люди, выбирая определенные пути в этой жизни, в том числе пути движения народов, государств, стран, блоков, — часто предполагают, что можно использовать нечестные механизмы воздействия. Оправдывая себе тем, что они поступают в хороших и добрых целях.
Мне кажется, проблема в том, что мы хотим обустроить всю землю разом. С удовольствием посылаем детей - своих, а чаще чужих - воевать в разные точки мира. Уничтожаем фундаменты культур, построенных нашими предками. И начинаем поверх них строить новый мировой порядок, зная, что на этот раз точно все будет хорошо. И в результате ничего не получается. А вот если бы мы начинали с себя и своих взаимоотношений с богом и совестью, то, возможно, смогли бы построить что-то более долговечное. И к своему куску земли, и к земле в целом относились бы одинаково.
— При этом Чинков относится к земле как к своей собственности. Заявляет прямо: «Территорию я вам не отдам».
— Это одна из главных тем книги и фильма. Вы хотите придать этому выражению политический аспект, а у Чинкова речь идет о другом: он полагает, что там есть богатства, которые дороже золота. Роман Куваева именно об этом. О том, что есть пространство, территория, где ты абсолютно свободен.
