— Евгения, полтора года назад началась реформаторская деятельность, в том числе в области театра. Что удалось, что нет?
— Удалось очень много. Во-первых, внедрить в московские театры новое поколение управленцев, молодых ребят. Потом мы подали сигнал, и, как мне кажется, руководители театров нас услышали и поняли, что они должны работать не только на удовлетворение собственных творческих амбиций, что необходимо, но и думать о своей аудитории: кто сегодня к ним приходит, кому интересны эти амбиции. Это — Театр Пушкина, имени Маяковского — здесь люди начинают искать собственную аудиторию. Самый яркий показатель — Гоголь-Центр.
— Кто-кто, а уж Маяковка никогда не страдала отсутствием своего зрителя, здесь не было «вокзальной публики».
— Мне кажется, что общая ситуация поменялась. От «просто мы играем репертуар» пришло понимание «почему мы играем именно это и зачем?». Еще руководители поняли, что есть госзадание, как оно финансируется, и теперь отчетность уже не вызывает ни у кого вопросов.
— Прости, но разве не отчитывались театры за государственные деньги? Или меньше стали цивилизованно уводить госсредства в свой карман? А попросту подворовывать?
— Отчетность и воровство — это разные вещи. Я ни одного из своих руководителей не подозреваю в совершении преступления. Но в любом случае мы должны понимать, насколько целесообразно расходуются госсредства. Как тот или иной руководитель управляет театром, чтобы тот развивался дальше, не пробуксовывал. И наконец, как он распоряжается имущественным комплексом, который ему доверен.
— Какую же эффективность показывает отчетность?
— Говорить о хорошем результате можно применительно пока к 20—30 московским театрам.
— Печальная статистика — это даже не треть всех столичных площадок.
— Мы рассматриваем не столько эффективность деятельности, сколько способность театров аккумулировать собственные средства для того, чтобы дальше развиваться. Если те средства, которые выделяет департамент, позволяют театру зарабатывать и реализовывать творческие планы, гастролировать, премировать сотрудников, то такую работу мы оцениваем как эффективность плюс. Этих театров 20—30.
— Названия эффективных театров и их число в последние годы практически не меняется: «Ленком», «Современник», Маяковка, музыкальный «Стасик», Мастерская Фоменко, «Серпуховка» Дуровой, театр им. Моссовета, Пушкинский, Табакерка... Почему?
— Дело в том, что на пике перестройки возникло достаточно много театров-студий, которые постепенно стали профессиональными театрами. Но беда заключается в том, что творческие люди, попадая в небольшие пространства, хотят построить там «настоящий театр». Это беда хотя бы потому, что никто не адаптирует свои идеи к пространству, в котором работает. Прекрасный режиссер Николай Рощин с театром «А.Р.Т.О.» въехал несколько лет назад в помещение на Сретенском бульваре, хотя здание это не очень-то приспособлено для его авторского театра. Но у режиссера не хватило административного ресурса, чтобы довести помещение до ума.
— Может быть, тогда Коле Рощину дать большую сцену?
— Может быть. Назначать его туда было ошибкой прежнего руководства, потому что он режиссер большой формы. Но если ты как режиссер взял на себя ответственность, значит, придумай, как работать в таких условиях. Или есть театр Михаила Щепенко на Земляном Валу. Мне показывают, как плохо, что у них нет современного штанкетного хозяйства: а у него — небольшой зал меньше чем на 100 мест, совсем небольшая сцена. Ну нельзя строить итальянскую коробку на десяти квадратных метрах.
— В этом сезоне произошло самое большое количество назначений новых худруков. Оправдались ли эти назначения?
— Да. Назначение Кирилла Серебренникова в театр Гоголя (по итогам полугодовой работы) можно расценивать как большое достижение. Гоголь-Центр стал привлекательным местом, сюда ходят люди разных возрастных групп и категорий. Артисты старшего поколения соединились с молодыми из 7-й студии, и это очень важно: только так можно понять, что такое настоящие традиции. Наконец, Гоголь-Центр отработал каждый рубль, выделенный департаментом.
Еще одна удача — это Балет «Москва», куда пришла Елена Тупысева. На прошлой неделе там состоялась премьера Владимира Васильева. Я уже не говорю о тех спектаклях, которые случились в последнее время, — балеты на музыку Мартынова, Карманова, Айги.
— А назначение Олега Меньшикова в театр Ермоловой?
— Ситуация иная. Собственно, в каждом театре своя ситуация. Олег Евгеньевич выбрал путь последовательного пошагового изменения. Взял ответственность на себя. Сейчас там важно запустить малую сцену после строительства, это отнимает много сил. Но сезон завершен, есть победы, приходит новый зритель, артисты получают новые роли.
Впервые мы объявили творческий конкурс на должность худруков двух театров — имени Станиславского и Центр Казанцева и Рощина. Я считаю, что систему конкурсного отбора вводить необходимо: она прозрачная и честная. Получили 8 заявок на один театр и 7 на другой.
— Вот с этого места поподробнее, пожалуйста, слишком горячая тема самого центрового театра.
— Одна заявка поступила от Леонида Робермана, вполне удачного антрепренера (я признаю за ним достижения в области театра), но это было просто уведомление о его участии в конкурсе, и никакой программы развития театра.
— А меня удивило, что ни Эльшан Мамедов или Александр Гордиенко, владельцы серьезных антреприз, ни Максим Суханов, популярный актер и бизнесмен, даже не участвовали в конкурсе.
— Многие, кто на словах выражал желание, к конкурсу не подошли. Самое главное, что в большинстве заявок нет подробных характеристик места и финансовых обоснований. Это просто описание собственной художественной программы. Были заявки такого уровня от Андрея Житинкина, Валерия Сторчака.
— И все-таки многие не понимают, почему победил именно Юхананов, а не тот же Коля Рощин, который подавал заявку в компании сильных профессионалов (Троилин, Фаинкин). Постановки победителя носят экспериментальный характер, кассы гарантировать не могут.
— Рощин подал заявку, которую реализовывали в начале пути в Центре имени Мейерхольда. Все-таки хотя и интересная история, но в некоторой степени вторичная. А у Бориса Юрьевича оказалась самая убедительная концепция, которая состоит из работы с труппой, приглашений на постановки разных режиссеров, параллельная работа с аудиторией, главное, финансовое обеспечение всех этих идей. Когда приходит новый человек, он должен понимать, как и за счет чего он должен реализовывать свои идеи, — вот у Юхананова это прописано. И потом не забывайте, что Борис Юхананов на самом деле большой специалист по масс-культуре также. Его работа на телевидении тому гарантия.
— «Отработанный театром каждый выделенный рубль» — основной критерий для департамента при оценке работы театра? А как же творчество, которое особо не учтешь?
— Не основной, но мы же тоже должны на это смотреть. Всем нужно помогать из запланированных бюджетом средств, которые выделяет департамент. Поэтому необходимо контролировать расходы бюджета.
— Не кажется странным, что примерно одинаково финансируются большие театры, такой как Моссовета (со своей публикой, множеством премьер за сезон), и небольшие, как «Глас», «Модерн» и другие, где с премьерами и развитием не очень? Разве их можно сравнивать?
— Какой объем средств идет в тот или иной театр, решали не мы, а прежнее руководство. В какое-то время благодаря каким-то своим возможностям в некоторые театры Москвы были введены дополнительные ставки, штат получается довольно большой, а это основная бюджетная нагрузка. В театре «Глас» в штате больше 200 человек, а в зале 50 мест.
— А изменить или исправить финансовую несправедливость?
— Менять сейчас практически невозможно, потому что согласно законодательству мы не можем ущемлять права работников, а это изменение в первую очередь ударит по людям. Думаю, в перспективе надо добавлять средства в крупные театры, выравнивать положение.
— И все-таки не понимаю: если в театре Станиславского вы сумели не продлить контракт с Валерием Беляковичем (а он-то выпускал премьеру за премьерой), почему вы не разбираетесь с другими? Не объявляете там конкурс?
— Вопрос юридический. Есть организации, где руководители находятся на срочных договорах, и тогда этот процесс можно запускать. Но в большинстве театров руководители на бессрочных договорах. Так же, как и сотрудники. Но надеюсь, постепенно, особенно с принятием закона о введении конкурсной системы для творческих работников, положение изменится.
— Еще важный вопрос: почему советская власть (такая консервативная, недемократичная) сумела подготовить целую плеяду худруков и директоров, которые до сих пор держат крупные успешные театры? А в нынешнее время, свободное, не найти режиссера, который бы взял на себя ответственность за труппу, за большую сцену?
— Причина, мне кажется, в том, что в 80—90-е годы существовали «Театральные мастерские», где работало много талантливых режиссеров. Они были молоды, сильны и могли бы стать следующим поколением, но они оказались невостребованными и как бы исчезли с театральной карты Москвы. Смены передачи опыта поколений не произошло. А другое поколение, которое появилось позднее, в 2000-х (Карбаускис, Серебренников, Писарев), им сегодня уже за 40. Для того чтобы возглавить большой театр (с большой сценой, многочисленной труппой), нужно знать, что с этим делать. Ребята, выросшие в подвалах Театра.doc и на других маленьких площадках, просто не знают, что делать на больших. Потому что их не поддерживали.
— Но Табаков и Волчек приглашали.
— И благодаря им у нас есть имена. Серебренников, Богомолов, Карбаускис, Писарев, которых пустили в большое плаванье Олег Павлович и Галина Борисовна. Режиссеры, которые знают, как работать на большой сцене и с большой труппой.
— У Кости Богомолова будет театр?
— У него сейчас прекрасные предложения работать в Европе, весь год расписан вперед. И он сам не подавал на конкурс никаких заявок. Очевидно, это не вписывается в его планы. Но я очень надеюсь, что все впереди. Мы ясно понимаем: поколения режиссеров-постановщиков, актеров не меняются, все сидят на постоянных договорах, не происходит серьезного обновления коллективов. Мне кажется оптимальным, когда система постепенно станет такой «Пятнашкой», где есть свободная ячейка для передвижения. И все сдвинется с места и начнет работать иначе.
— Оправдала ли себя идея Школы театрального лидера? Это при том, что параллельно существуют факультеты театральных продюсеров и менеджеров в школе-студии МХТ, в ГИТИСе.
— На сегодняшний день я не могу сказать, что Школа театрального лидера — это стопроцентное исполнение задуманных планов, но сдвиг очень серьезный. Молодым людям объяснили, что за этим стоит большая ответственность. Когда мне говорят: «Я художник, и ничего другого не хочу знать». Я отвечаю: «Тогда не будьте первым лицом, потому что это не только права, но и колоссальная ответственность». Первые лица несут ответственность за свои театры, а не делегируют полномочия директорам. Спрос-то все равно с них. Важно, что Школа театрального лидера дает возможность практического обсуждения ситуаций в настоящем нашего театра с точки зрения стратегии развития и с точки зрения исполнения задач. Туда приходят разговаривать со студентами много действующих практиков. Накапливается потенциал обмена опытом. И это полезно не только для студентов, но и для практиков театра.
— Контрактная система, которую так ждут все руководители, решит многие проблемы?
— Я думаю, да. Во-первых, надо понимать, что это не аттестация, не приговор профессиональной деятельности. Контрактная система и творческий конкурс на замещение вакантных должностей — исключительно юридический вопрос о присутствии артиста в данном месте в данное время. Мы не можем, например, уволить Валерия Беляковича или Сергея Яшина как художников и творцов, а только как худруков. Контракт закончился у артиста, и худрук может сказать ему: «У меня на тебя нет планов в ближайшее время. Я предлагаю тебе работать на разовых, но вообще ты свободен и можешь искать работу где угодно». А на это место он берет того, кто ему нужен в постоянном режиме. Это же вопрос разумного расходования бюджетных и внебюджетных средств. И компромисс, конечно.
Аттестация распространяется исключительно на оперных певцов и танцоров, и вот что удивляет: у певцов, у танцоров — каждый день класс. А можешь ли ты мне назвать театры, где драматические актеры занимаются постоянным тренингом? Большая редкость. Мы приходим на спектакль и половину не слышим из того, что говорят на сцене. Ведь самосовершенствование зависит только от самого артиста. В прошлом году на фестивале «Территория» в Казани, когда режиссер Клим делал мастер-класс, он спросил студентов: «Вы все хотите стать артистами, получать главные роли. А вот встаньте те из вас, кто знает роль Гамлета или Катерины из «Грозы» наизусть?» 250 человек сидели — не встал ни один.
— Два молодых человека — Волкострелов и Перетрухина — назначены департаментом в Театр на Таганке. С какой целью?
— Они приглашены директором театра. Конечно, по согласованию с департаментом. Мы вместе принимали их проект, на мой взгляд, совершенно переворачивающий представление о юбилейных торжествах. Понятно, что Театр на Таганке — это такая болевая точка.
— Самая болевая в Москве?
— Да, потому что с какой стороны к ней ни подойди, сделаешь обязательно кому-нибудь больно. И там и там — живые люди, и там и там — плюсы и минусы. И как урегулировать ситуацию, в которой мы находимся? Понятно, что Таганка неотделима от имени Юрия Петровича Любимова. И также понятно, что с ней связаны имена прекрасных артистов, художников, авторов…
— Стоит ли вкладывать департаменту деньги в юбилей, который на самом деле непонятно что — победа или поражение?
— Сама история этого театра — отдельный персонаж. Вот Волкострелов и Перетрухина, которые там сейчас работают, хотят документальными средствами показать историю этого легендарного театра. Ребята не вовлечены в старые проблемы, они здесь как бы со стороны. Мне кажется, если им дать возможность это сделать, то может получиться интересно. Они полтора месяца пробыли в театре, они потрясены тем, что актеры находятся в прекрасной форме: ведь Юрий Петрович их отлично обучил, хотя они два года существуют без него и готовы работать. Молодые режиссеры сказали: «У спектаклей такая форма, что актерам некуда деваться. Их не стыдно смотреть и не стыдно показывать». Я думаю, что многие молодые люди готовы были бы стать ассистентами Юрия Петровича, чтобы и дальше сохранять его прекрасные спектакли. Но сейчас вопрос надо решать снова — потому что есть запрет на показ.
— Какую позицию занимает департамент в этом сложном вопросе?
— Мы не можем занимать пока никакую позицию — это юридический вопрос взаимоотношений театра по авторским правам. Мне жаль, что режиссер принял такое решение, потому что мне как зрителю трудно признать, что эти спектакли больше не увидеть. Но он не может себя заставить работать с актерами театра. Тут два фактора — человеческий и профессиональный. Наверное, у меня при принятии решения перевесил бы профессиональный.
— В условиях новой экономической политики по урезанию, сокращению бюджета: ждать ли сокращения московских театров?
— Я думаю, что до следующего года никто не сможет ответить на этот вопрос. Объявление 2014 года Годом культуры в Российской Федерации дает нам шанс развиваться.
