По Ле Ришу балетная Москва сходила с ума, еще когда тот совсем молодым и неопытным мальчиком танцевал на сцене Большого григовский «Спартак». А много лет спустя цепенела от восторга, когда на той же сцене уже в ранге этуали он завораживал магическими па бежаровского «Болеро». С творчеством же Гиллем воочию (затертые до дыр видео с ее спектаклями не в счет) московские балетоманы познакомились всего-то несколько лет назад. В качестве гениальной классической балерины Сильви столицу объезжала стороной, на сцене Большого не выступала, предпочитая танцевать классику в Санкт-Петербурге. В Москве она побывала с гастролями лишь дважды, уже на закате своей танцевальной карьеры. К этому времени с классикой было покончено, и всемирно знаменитая балетная звезда отводила душу в современной хореографии, любви к которой не скрывала никогда. Даже на заре своей умопомрачительной международной карьеры, в 19 лет, когда, сметая традиции и каноны такого консервативнейшего учреждения, как Парижская опера, Рудольф Нуреев объявлял ее этуалью, будущая мятежная гранд-дама мирового балета грезила отнюдь не о новых классических партиях. Убежденная фанатка интеллектуального современного танца, она была одной из первых, кто признал гением такого ниспровергателя и одновременно продолжателя классических канонов, как Уильям Форсайт, с головой погрузившись в его головоломные (в прямом и переносном смысле) эксперименты. Что, конечно, закономерно, потому как даже не столько классика, сколько именно хореография этого упертого авангардиста продемонстрировала миру ее уникальные и, казалось, ничем не ограниченные возможности во всей красе.
Демонстрирует фантастические возможности этих гениальных, но, уже, к сожалению, возрастных исполнителей Форсайт и сейчас, в недавнем своем, как всегда, абстрактном балете (2011 года) Rearray. По сути, перед нами довольно скучная череда эпизодов, разделенных световыми затемнениями, под тягучую додекафонию от композитора Дэвида Морроу. Но хореограф упивается жестом этих артистов — совершенном в каждом мгновении, а также их харизмой, способной прошибить даже его, зачастую чисто технологичные, неодушевленные опусы. Сочинен Rearray как дар великой балерине специально к ее 45-летию и включен самой Сильви наряду с работой обожаемого ею Килиана (в балете «27’52”» Гиллем не участвует) в программу «За 6000 миль».
К этой же юбилейной дате и для той же программы поставил свой глубокий философский балет «Bye» («Прощай») и другой гуру современного танца Матс Эк. 6000 миль, указанные в названии программы, — расстояние от Лондона, где и прошла премьера этого трехчастного спектакля, до Японии, приходившей в тот момент в себя от обрушившегося на нее землетрясения. Оно же символизирует жизненный путь, дантевское «посередине странствия земного»: расстояние от бесшабашной молодости до просветляющей зрелости, наступившей вслед за жизненными невзгодами. Ироничное, эмоциональное и пронзительное сочинение Эка о подводящей итоги и думающей, куда двигаться дальше, уже не молодой, но все еще довольно привлекательной женщине — лучшее в этой программе. В середине сцены — прямоугольная дверь-экран, вокруг этого приспособления и разворачивается пластическая монодрама под музыку последней фортепианной сонаты Бетховена. Тут Гиллем выступает соло, а Эк кроме хореографии смыслово задействует еще и кинематографические возможности.
Сначала на экране появляется огромный глаз, как будто подсматривающий в замочную скважину. Через мгновение видно уже и все узнаваемое лицо балетной звезды, пристально всматривающееся в открывающееся перед ней пространство зрительного зала. Еще мгновение — и вот она уже катапультируется из виртуального мира, сходя с экрана, что называется, во плоти. На ней стоптанные старомодные башмаки, растянутая зеленая кофточка, будто из бабушкиного гардероба, желтая юбка, рыжие волосы схвачены в косичку. Она встает в световой круг, снимает кофту, ботинки, сверкая своими совершенными стопами, стоит на голове и вверх ногами — она самодостаточна, ей уже не нужно ничего и никому доказывать. И самое главное — она свободна…
В конце балета с оставленного ею экрана на нее с любопытством смотрят какие-то люди: старуха, маленькая девочка, юноша… Кто это? Посторонние или родственники? А может, она сама, в различные жизненные отрезки, смотрит на себя из толщи времени?.. Толпа все нарастает и теснится… Она идет к ним, теперь уже не обращающим на нее ни малейшего внимания, опять возвращаясь вглубь экрана-двери и растворяясь там уже навсегда.
