— Привет, «Московский комсомолец»!
— Дмитрий, раз вы были в книжном, когда там «выбрасывали» Пелевина, значит, и книжку вы купили. А раз купили, то и прочитали.
— Прочитали. Одно могу сказать. Литература (все-таки!) — это словесное искусство. Как некоторые любят повторять — это «род словесного волшебства». Мне совершенно неважно — на каких политических позициях находится автор. И даже — строго говоря — его философская позиция меня мало занимает, я не за этим читаю (у меня есть свое представление о мироустройстве и мне уже поздно его менять). Так что литература должна давать ощущение словесного чуда.
— Ага, значит, Пелевин не дает?
— Если чуда нет — грош цена всем авторским намерениям. Это все равно будет получаться какая-то аутотерапия, преодоление собственными средствами собственного кризиса — то есть «домашние радости», до которых читателю вообще нет дела. Если в литературе нет увлекательной фабулы, волшебного описания, живого героя, если я ни на секунду не забываю, что предо мною бумага, обработанная типографским способом, — это неудача. Вот такое ощущение. Тут, кстати, очень многие от моего имени почему-то начали высказывать мнение о Пелевине: на одном интернет-портале появился некий Дмитрий Быков и стал говорить какие-то глупости...
— Да вам ли привыкать: небось по десять клонов в каждой соцсети...
— Ну да, вы правы. Так что от себя могу сказать, что «Бэтман Аполло» — это не литература в самом первичном ее смысле, это не увлекательно, не волшебно, не точно, не пластично. И если бы автором этого текста не был Пелевин, то этот текст не мог бы быть напечатан в известном издательстве ни при каких обстоятельствах и никаким тиражом.
— Ах вот даже как.
— Я уже говорил как-то, что эту книгу писал Сергей Минаев, который в каком-то измененном сознании вообразил себя Сергеем Лукьяненко. Только в этом моя претензия: книга не имеет отношения к волшебству. А теоретически спорить, политически — это не имеет смысла совершенно. Мы же «Войну и мир» читаем не ради историко-философских изысканий.
— Ну хорошо, это вы сказали про 11-й роман Пелевина. А нельзя ли точно то же самое сказать про 10-й, 9-й, 8-й роман?
— От «Снаффа» (S.N.U.F.F.) было такое же ощущение. А в «Священное книге оборотня» (2004) волшебства было довольно много еще — замечательная сцена с коровой или, как ни странно, эротические эпизоды, некоторые письма героини, — да, это производило впечатление блестящего словесного мастерства, формулы эти запоминались. Я вообще теперь думаю, что пора написать трактат о пользе жизни...
— Что вы имеете ввиду?
— А писателю полезно не только писать, но еще и немножко жить. Писатель получает от жизни какие-то эмоции, острые ощущения, новизну. А если он не живет, не участвует ни в каких процессах, не следит вплотную за жизнью в стране, то, вероятно, всё, что он может написать — это какие-то видения его сознания. Когда меня пугают и мне нестрашно — это полбеды. Но когда меня смешат, и мне не смешно — это уже серьезно. Это драма.
— А вы когда-нибудь с Пелевиным встречались?
— Встречались, но это к тексту не имеет отношения.
— В смысле, он существует?...
— Конечно. Более того, я знаю (это видно по книге), что он очень хороший человек. Реально сострадает тем, кого пихают в автозаки, а не тем, кто пихает. И попытки сказать, что эта книга «против протестного движения» несостоятельны, эта книга о сострадании к человеку, эпиграфом к ней могла бы стать «Варшавянка»: «темные силы нас злобно гнетут». Конечно, ему больно, он (Пелевин) больше всего сосредоточен на этих темных силах. Но помимо этих темных сил, на свете есть много чего замечательного. Чем, собственно, добро и вдохновляется. Ну, скажем, учению Толстого невелика была бы цена, если бы не та страстная, острая сила жизни, которая в нем сидела. Толстой выступал в защиту жизни от страшных государственных установлений — судов, армии, официального православия... Он был на стороне жизни! А эта книга («Бэтман Аполло») написана человеком, который находится на стороне небытия. И хотя мы все этим кончим, сталкиваться с этим очень обидно. Обидно, что вокруг человека живет и пульсирует огромный мир, а он смотрит в один темный гнилой угол. При том, что книга написана добрым, мыслящим, замечательным, талантливым человеком. Но написана на том материале, который не предполагает чуда. Ну и зачем мне? Без чуда я могу и газету почитать.
— А «умные» маркетинговые ходы...
— Да никаких я не вижу маркетинговых ходов — во всем мире книги начинают продавать в полночь, совершенно естественно печатают фрагменты из нее... да Пелевин и не нуждается в маркетинговых ходах, у него есть фамилия!
