Похоже, что теперь в «Гоголь-центре» (в девичестве Театр им. Гоголя) двери не закрываются. Во всяком случае, придя за час до начала спектакля, уже на первом этаже я обнаружила хорошую тусовку. Но не ярмарку тщеславия современного искусства, а клубную жизнь: одни в буфете за столиками с бумагами и проектами, другие шуршат книжками в магазинчике. Кстати, буфет здесь общий — для публики и артистов (практика немецких театров). Никакой закулисной жизни — все на глазах: вот Науменко за столиком с кофе, Вадим Верник с оператором камеру пристраивают для съемок, художник Вера Мартынова собирается со студентами, мелькнул Серебренников. Атмосфера здесь сильно изменилась, от вокзального театра, кажется, ничего не осталось. Но это антураж. Какую продукцию предъявит худрук Серебренников в качестве первого премьерного спектакля?
Выбрана «Митина любовь» Бунина. Постановщик — приглашенный из Риги молодой режиссер Владислав Наставшев. Он уже ставил эту повесть в латвийском Dirty Deal Teatro, но в «Гоголь-центре» утверждают, что это не ремейк, а совершенно иной спектакль.
Усевшись в зале, зрители (особенно на первых рядах) утыкаются в стену — вот и вся декорация, которую оживляет советский дешевенький проигрыватель, повешенный как настенный телефонный аппарат. Тут и диск, тут и пластинка. Еще одна важная деталь — 15 штырей торчат из стены, как арматура на стройке из бетонной плиты, и сразу не поймешь — из дерева они или из металла. Свет ушел, а когда включился, то я увидела — молодой человек (белая рубашка, темные брюки, не отглаженные, босой) как будто прилип к стене спиной. Он произнес: «Катя», — и раздался выстрел.
В общем, «Митина любовь» началась с конца, а не как у Ивана Алексеевича Бунина: когда весна заступила на московскую улицу, приобняв теплом пару — студента Митю и его первую настоящую любовь Катю, начинающую артистку. Режиссер Наставшев подвесил эту любовь в прямом смысле слова: два артиста — Александра Ревенко и Филипп Авдеев — играют, не касаясь ногами сцены. Да-да, именно висят, летят, парят — чистый Шагал. Такой технический, цирковой трюк стал более чем удачным решением спектакля. От первой любви люди лезут на стенку, бегают по потолку, не в состоянии объяснить, что внутри происходит. «Любовь обморочная... пьянеют от несчастья... болезненно счастливы...» — что за мука эта страсть и как ее передать? Словами? Видео? Танцами?
«Митина любовь» оказалась более чем опасная, без особой подготовки на ней гарантированное членовредительство. А эта парочка скользит по штырям, зависая друг над другом в неуклюжей попытке близости, которой так желает Митя. Перебегают по нижним, держась за верхние, причем проделывают это (о, ужас!) в шерстяных носках, разливая на штыри воду. Только профессионал поймет, насколько это сложно в исполнении и травмоопасно: носки-то шерстяные, скользят — и в любой момент можно сорваться. Конечно, не из-под купола цирка, но перелом ноги-руки-ребер обеспечен.
В полете всего два человека — Митя и Катя, которая мерещится Мите в каждой женщине, буквально в каждой. В этот момент Александра Ревенко становится то матерью Мити, то горничной Парашей, девкой Аленкой и даже двумя мужиками — старостой и лесничим. Она резко забивает голубую юбку в треники, обозначая таким образом мужское достоинство, меняет голос — мужик готов. Ребята играют потрясающе, и трудно сказать — у кого сложнее задача: у Филиппа — Мити — или у Саши Ревенко, которая каждую минуту перевоплощается. Он играет состояние любовной горячки как в анабиозе, и поначалу кажется, что у парня нет развития роли. Однако… ни повышенным голосом, ни резкой сменой состояния он не нарушит течения жуткой болезни под названием «любовь».
