— Михаил Ефимович, можно ли, по вашему мнению, найти компромисс?
— Скажу сразу: под давлением американского суда Россия никаких компромиссов искать не будет. Я занимаюсь этой проблемой с 1993 года, и в свое время в рамках комиссии Черномырдин—Гор мы составили специальный протокол о том, что РФ открывает доступ к этим книгам для всех верующих — российских ли, американских: существует в Центре восточной литературы РГБ зал иудаики со специальной молельной комнатой — вы туда пойдите, исследователь имеет к книгам доступ. Но я не сказал бы, что к ним очередь.
— А были до обострения возможны другие варианты?
— На мой взгляд, да. Ведь хасидов в мире много. В частности, есть хасидские общины и в Российской Федерации. Например, учредитель центра в Марьиной Роще (при тамошней синагоге) придерживается хасидского направления в иудаизме. И в принципе они могут претендовать на владение этими книгами. И можно было бы (не нарушая российского законодательства!) открыть в МЕОЦ (еврейский центр) филиал РГБ, перевезти книги туда, чтобы верующие евреи пользовались ими во время молитв. Мы же должны отстаивать интересы своих граждан, в том числе российских хасидов! Так что варианты есть. Но! Не под давлением американского суда, решение которого, повторюсь, загнало эту проблему в еще больший тупик, чем когда бы то ни было. Идти по пути, который предлагается хасидской общиной из Бруклина, на мой взгляд, безумие.
— Как вы относитесь к предложению отдельных юристов перенести разбирательство вопроса по БШ в третейский суд в Гааге?
— Ну а почему судебные решения о собственности Российской Федерации должны приниматься в американских или гаагских судах? На каком основании? Здесь никакой логики. Это нарушение суверенитета страны. К вам приходят домой какие-то люди, говорят: «Мы будем разбираться по вашему имуществу: тут моя бабушка когда-то подарила вашей бабушке розетку». И как вы отреагируете?
— Вот такой интересный поворот: хасидские раввины отметили, что сами по себе раритетные книги из БШ можно купить в лавках Иерусалима и Нью-Йорка по 100—200 долларов, не в них ценность...
— В коллекции Шнеерсона инкунабул (книг, что называется, в единичных экземплярах) очень немного, основа собрания — литература тиражная, имеющая скорее религиозное значение именно потому, что там есть пометы ребе Шнеерсона. А в принципе составить ровно такую же коллекцию просто. Но пометы делают ее бесценной для верующих евреев. Но мы отвлеклись. Я настаиваю, что речь идет совершенно о другом: нужно четко придерживаться нашего законодательства. Почему? Коллекция попала в РГБ в результате актов национализации 1918 года. А что говорят хасиды? «Эти книги наши, отдайте их нам». Примерно то же самое говорят потомки владельцев фабрики пианино «Беккер». То же самое говорят Юсуповы: «Дворец наш, отдайте нам». То есть на этом юридическом основании создавать для России прецедент денационализации очень опасно: мы затрагиваем тяжелейшую проблематику, которая отзовется потом неизвестно как.
Да, мы начиная с 90-х годов возвращали религиозным общинам (православным, мусульманам, евреям) их ценности...
— Так и в чем разница с библиотекой Шнеерсона?
— Я объясню. РГБ, бывшая Ленинка, — это особо ценный объект истории и культуры, ее коллекция неделима. И если мы ее затронем, то взорвем и без того очень хрупкую ситуацию, ведь надо понять, что все художественные музеи России хранят у себя вещи, которые так или иначе были национализированы 100 лет назад. Понимаете? И если взрыв с коллекцией Шнеерсона произойдет, мало никому не покажется.
— А что, этого не понимали в 1991 году, когда Высший арбитражный суд РСФСР постановил передать БШ хасидам?
— Ну, извините, тогда мы жили в правовом вакууме, законодательная база была очень мутная. Вот почему был принят закон об особо ценных объектах (куда вошли Эрмитаж, Третьяковка, Русский музей, РГБ и так далее). Не будь этого закона, растащили бы всё! Что с архивами тогда творилось? Ужас. А так постановили: коллекции не-де-ли-мы, и точка. Изъять ничего нельзя. Это был акт спасения. Вы поймите, уж я-то точно не враг хасидов, я лично считаю, что верующим надо отдавать то, что им принадлежало. Но не в ущерб российскому закону, потому что мы и так нигилистичны по отношению к нему. Забудем о законе — наступит хаос.
