— У вас же была в детстве собака?
— Да, Пепе, мне было три с чем-то, когда он у нас появился. Детская привязанность к собаке вообще очень сильная вещь. На этом построено все твое детство, все воспоминания. Причем только собака имеет значение. И почему-то только к ней дети так привязываются. Это первая любовь, первые серьезные отношения с кем-то. И обычно первый опыт встречи со смертью. «Франкенвинни» — фильм о том, что мы все в детстве пытались сделать — сохранить, оживить свое любимое существо. Так что для меня это абсолютно естественная история. Сделать сейчас то, что не смог тогда.
— Согласитесь, это ваш самый личный фильм?
— Да, во многом, и это было одной их причин, по которой я начал делать фильм и получил такое удовольствие. Потому что многое в нем связано с моими детскими воспоминаниями. Я, между прочим, помню почти всех своих одноклассников. Я брал сразу нескольких и делал из них одного. Помню странного учителя — мы никогда не понимали, о чем он говорит! Но с другой стороны, это был полезный опыт, он нас во многом вдохновлял. Помню несколько странных девочек в школе. Было очень здорово отфильтровывать все это через собственные воспоминания.
— А почему вы все время в фильме «Бемби» вспоминаете? Тоже детские впечатления?
— На что вы намекаете? Знаете, достали меня все: «Ох, ну как же, там же смерть, мертвая собачка!»
— ...но мертвую-то собачку вы нам не показываете?
— Да у меня не было никакого желания показывать дохлую собаку, лежащую в луже крови на дороге. Меня волновали более эмоциональные вещи!
Вы вспомните «Бемби»! Что случалось там с мамой? Вот то-то. Вспомните «Короля Льва»! Самое удивительное во взрослых то, как они быстро все забывают! Во всех практически диснеевских мультиках тема смерти главная, с нее все начинается, и я не понимаю, почему люди постоянно об этом забывают.
— Вот сейчас вы — один из самых успешных проектов студии Дисней, вы чувствуете себя победителем, вспоминая историю вашего увольнения (в
— О, ну тогда это была совсем другая компания, другие люди, другое время. О чем теперь говорить?! Вот сейчас, например, им нелегко далось решение делать именно черно-белый фильм, но они приняли и его, согласились со мной и поддерживали меня во всем. Так что ни о какой мести речи быть не может.
— Вы согласитесь, что первый, короткометражный «Франкенвинни» был более циничным, чем нынешний?
— Я-то, конечно, не думаю, что сам я стал менее циничным. Здесь история длиннее, характеры более глубокие, отношения между персонажами описаны более подробно. И наука здесь — метафора создателя, творца. Все, что создается, должно быть сделано с любовью. Эта идея, конечно, делает повествование более эмоциональным. Тогда как оригинальный мультфильм был чистым экспериментом.
— В «Франкенвинни» озвучивают роли актеры, с которыми вы работали много лет назад, но последнее время их не снимали — Кэтрин О’Хара, Мартин Шорт, Мартин Ландау, Вайнона Райдер. Вы скучали без них?
— Да Вайнона до сих пор звучит как десятилетняя девочка, так что это вас не должно удивлять. Ну, и конечно, для меня было важно работать с теми людьми, с которыми я работал когда-то давно. Потому что для меня этот фильм — возвращение в прошлое, которое я очень люблю. Я действительно очень люблю этих людей. Это был чистый творческий эксперимент, все они — невероятно творческие люди, одно удовольствие было встретиться с ними опять.
— А как же вышло, что нет Джонни Деппа?
— Вас это радует, я смотрю, да? Я вечно извиняюсь, сначала потому, что работаю с ним, потом потому, что не работаю с ним. У меня нет твердого убеждения, что я должен снимать его в каждом своем фильме просто потому, что он мой друг. Если бы для него была тут роль — вы его сейчас бы здесь увидели. Он остается моим другом, я могу видеть его каждый день в течение года, а потом не видеть два года вообще. Актеры — вечные цыгане, куда-то едут, меняют места, образ жизни. Так уж устроено, что самых свои преданных, лучших друзей ты можешь не видеть год или два, но на дружбу это не влияет.
— Чем вас привлекает покадровая анимация, это ведь все очень сложно, долго, очень кропотливая работа?
— Сам процесс очень тактильный, каждую куклу можно подержать в руках, покрутить, все это особенный опыт, очень личный, и, главное, все — ручная работа! Это же так прекрасно! Именно «Франкенвинни», где мальчик воскрешает мертвое, просто должен был быть сделан в такой технике. Мы тоже своими руками создали живое из мертвого. А Виктор Франкенштейн оживил Спарки. Кроме того, покадровая анимация — старейшая технология в кино, 24 кадра в одну секунду, каждый кадр снимается вручную. Технологии сегодня изменились, но именно эта сохранилась практически в первоначальном виде. И я надеюсь, мы сможем это продолжать.
— О вас все говорят как о гении...
— Да бросьте, не все!
— Здесь — все. Вам это приятно, или вы чувствуете себя неудобно?
— Я довольно стеснительный человек. Бывает, знакомишься с человеком, а у него татуировка твоего какого-нибудь персонажа. Мне это ужасно удивляет. Радует, конечно, да. Но изумляет даже скорее. Немного пугает такое внимание, но, с другой стороны, это самая приятная часть того, о чем вы сейчас говорите. Ведь, в сущности, это означает, что ты на кого-то так вот позитивно повлиял, что ему очень захотелось иметь изображение существа, которое придумал ты!
— В Лондоне люди не так реагируют на знаменитостей. Вы поэтому переехали сюда из Голливуда?
— Да я живу в Лондоне уже много лет. Мне всегда казалось странным жить в Лос-Анджелесе, еще до того, как я переехал в Голливуд. Нет смены сезонов, всегда одна погода, никогда не знаешь, какое время года, всегда нужно водить машину, а потом в Голливуде все стало еще страннее. Невозможно сходить в ресторан без того, чтобы тебе официант не принес свой сценарий. Жизнь в Лондоне для меня — возможность уехать в другое место, где люди вместе ужинают и говорят о самых разных вещах кроме кино, здесь я могу делать то, что люблю. Могу гулять пешком, например, а в Голливуде тебя может остановить полиция, если ты идешь по улице, а не едешь в автомобиле.
Мария ДАВТЯН, Лондон
