То, как зажигал на вечере режиссер Рязанов, — отдельная песня. Хотя песен в этот вечер было великое множество, их исполняла Лариса Голубкина. Начала с романса на стихи Марины Цветаевой «О бедном гусаре замолвите слово», а закончила, конечно же, разудалым «Давным-давно...» Голубкина вообще практически не садилась, так и заявила: «А можно я буду стоять?» Такая шикарная, молодая, задорная, кто сказал, что прошло уже 50 лет? Не верю!
С таким аналитическим умом Эльдару Александровичу точно нужно работать в бюро прогнозов. Однажды только запнулся, рассказывая про замечательную актрису Добржанскую. Когда-то молоденький Эльдар увидел ее в спектакле «Давным-давно» Театра Советской Армии, где она играла Шурочку Азарову, и влюбился безвозвратно. «Потом она у меня дважды играла матерей, сначала Деточкина, затем Новосельцева...» Повисла театральная пауза, и ведущий вечера Вячеслав Шмыров поправил: «Не Новосельцева, Лукашина». — «Ах, ну да, я столько снял, что уже путаюсь». Путайтесь, мастер, вам это очень идет!
Затем народ в зале оказался свидетелем публичного спора между режиссером и главной героиней: по каким же причинам попала в фильм Лариса Голубкина? Рязанов вспоминал: «Сначала мы пробовали Светлану Немоляеву, но она тогда была такая пампушка, что гусары, если бы не обнаружили в ней женщину, могли показаться просто полными идиотами. Потом Людмилу Гурченко. Она мне тогда не понравилась, текст забывала. Оказалось, что у нее в семье были нелады, а я, дурак, не спросил, даже не поинтересовался. Виноват, конечно, но Людмилу Марковну пришлось забраковать. А больше всего мне понравилась Алиса Фрейндлих, вот уж была настоящая Шурочка! Но Лариса все равно всех победила». «Все потому, — парировала неугомонная г-жа Голубкина, — что я тогда по-настоящему девицей-то и была. В этом мое счастье». «Конечно, — подтвердил Рязанов, — у тебя тогда ни спереди, ни сзади ничего не было. Помнишь, я тебе сказал, чтобы ты два месяца ходила только в мужской одежде? Помогло, вылитый мальчишка получился!» «Да ладно, — „обиделась“ героиня, — у меня тогда талия 56 сантиметров была. Да я и сейчас практически такая же, разве что пополнела чуть-чуть». Ух, кокетка!
Далее Эльдар Александрович, вдохновившись общением с певуньей и хохотуньей Голубкиной, начал вспоминать о мужчинах, о тех, кого он пробовал на роль поручика Ржевского. «Сначала это был Александр Лазарев замечательный. Он уже тогда женился на Немоляевой. Видите, я чуть не снял семейное кино. Но не судьба. Затем пробовался Слава Тихонов, блистательный, великий артист, нежнейший человек. Не прошел тогда. И долго у нас с ним не получалось, один раз он мне отказал, потом я ему. А снял я Славу в своей последней для него картине „Андерсен“, он там Бога сыграл. Но лучшим Ржевским, не в обиду Юрию Яковлеву будет сказано (он здесь в зале сидит), был Юрский. А Юра уже потом появился».
Юра действительно появился, Юрий Васильевич Яковлев собственной персоной. Он медленно зашел на сцену, так же медленно, опираясь на палочку, подошел к микрофону... Этого уже было достаточно: зал после совсем небольшого оцепенения встал — и люди начали кричать «Браво!». Соскучились по блистательному артисту. Овации не стихали еще очень долго, затем Юрий Васильевич таки взял слово: «Извините, но в отличие от Шурочки я все-таки сяду». Сел, и в зал полился его такой знакомый (до слез!) бархатный тембр.
Это был мастер-класс! Вот вам русский язык, на котором уже почти не говорит никто. Чистый-чистый, простой и аристократический вместе с тем. Вот вам юмор, ирония фирменная, яковлевская. Боже, он это все в себе сохранил!
«Я все-таки дорасскажу, — прервал восхитительную ноту Эльдар Рязанов, — про Яковлева. Я ему говорю: „Юра, а ты на лошади-то умеешь?“ „Ха!“ — ответил Юра. В смысле с детства скачками занимаюсь. Подвели коня, смотрю, Юра сделал большие глаза, очень удивленные, даже испуганные чуть-чуть. А потом его подсаживали человек восемь. Но ничего, научился».
Воспоминания лились, как шампанское. «А помните, Эльдар Александрович, как вы меня уговаривали со второго этажа прыгнуть?, — это Голубкина. — А я отказывалась наотрез, говорила, что у меня радикулит. И тогда вы взяли сами и прыгнули». «С закрытыми глазами, я хорошо помню», — вставил кто-то из съемочной группы. «Я все боялась, боялась, — продолжала Лариса Ивановна, — а потом кто-то подошел сзади, толкнул, я полетела... И так восемь дублей. 50 лет прошло, а до сих пор нога болит, туфли на каблуках теперь не могу надевать». «По тебе не заметно», — сделал комплимент Рязанов. — «А я хорошо свои недостатки умею скрывать».
Тут еще Владимир Досталь подключился. 50 лет назад на съемках «Гусарской баллады» он вообще еще был никто, мальчик на побегушках. А вот постепенно стал замечательным продюсером. «Помните, Эльдар Александрович, как мы с оператором, Володей Нахабцевым, захотели вас тоже на лошади покатать? Поехали втроем, а Володя потом говорит: „Что-то медленно как-то“. Ну, мы и прибавили. Так и ваша лошадь тоже решила не отставать. Ой, что вы тогда кричали, я такое со сцены сейчас и не повторю». «Да что кричал? — начал вспоминать Рязанов. — Убью, уволю, сволочи! Больше ничего». «Эх, если бы только это», — мечтательно причмокнул Досталь.
Вспомнили ушедших, конечно, Татьяну Ивановну Шмыгу великолепную, Крючкова, Ильинского, сыгравшего Кутузова. Пришел его сын, как водится, объяснился в любви Рязанову... Эльдар Александрович пожелал здоровья его маме, вдове Ильинского, знаменитой актрисе Татьяне Еремеевой, которой в следующем году, даст бог, исполнится 100 (!) лет.
А потом поднялся на сцену Тихон Хренников. Правнук того Тихона Хренникова, который и написал музыку к спектаклю, оперетте и фильму «Гусарская баллада». Правнук сел за рояль, и казалось, произошла реинкарнация. Зал вдохновенно улавливал парафраз прекрасных мелодий, Рязанов растрогался... Долго жал руку Тихону Хренникову.
50 лет — как один день. Но какие же они все остались классные, молодые, любопытные. Словно подтверждая известный тезис о том, что величайшим из искусств для всех нас является кино.
