Если про Розенбаума можно было легко получить любую информацию: когда прибывает, где будет жить, рабочий график, время репетиции, то Аллегрова начала нагонять волну таинственности еще задолго до торжественного въезда. Журналисты только и делали, что обсуждали, что вот-де Ирина Александровна решила добираться из Москвы машиной, а не поездом, потому как приходит он в пять утра, а кому охота в такую рань позировать фотографам? Затем долго муссировалась тема, что Императрица российской эстрады аннулировала бронь в гостинице и будет жить за городом с одной-единственной целью — опять же чтобы не попасть под фотообъективы. В момент приезда в концертный зал она потребовала подогнать авто к самым служебным дверям, причем ринулась туда так, что всем удалось снять одну только звездную спину. «У нее что-то нехорошее с лицом!» — сошлись во мнении журналисты и даже посочувствовали. И наконец апофеозом стала информация, донесенная за несколько секунд до начала концерта, что фотосъемку Аллегровой на сцене тоже делать будет нельзя. Ни под каким соусом. «Ну, это ей даром не пройдет!» — тут пресса обиделась уже всерьез.
Правда, слава богу, до открытого конфликта певица все-таки дело не довела. С лицом у нее оказалось все в порядке, и снять себя во время первой песни Аллегрова таки позволила. А потом опять прямо со сцены начала ругаться с журналистами, требуя убрать объективы. Видимо, так она поздравила папарацци с Днем фотографа, который аккурат отмечался в этот день. Журналисты ушли снимать с другой точки, где их не было видно со сцены. А те, кто остался, объявили певице бойкот и отказались аплодировать. Нарочитая тишина из первого ряда, даже если там сидят папарацци, это, конечно, пустячок, но неприятно.
Делать рецензию на концерт Александра Яковлевича — занятие бессмысленное. Розенбаум, он и в Африке, и на «Базаре» Розенбаум. Но тем не менее дадим его выступлению краткую характеристику.
Голос: поставлен от природы. Розенбаум отработал концерт вживую, при этом ему совершенно не требовались бесконечные диалоги с публикой, во время которых артисты под предлогом горячего желания пообщаться со зрителем обычно отдыхают и восстанавливают дыхание. Розенбаум говорил исключительно по делу, когда хотел что-то особенно подчеркнуть по ходу своего выступления. Но при этом даже к концу концерта его дыхание ничуть не сбилось — признак абсолютного исполнительского мастерства. Конечно, Розенбаум особо не двигался во время пения, это во много раз упрощает возможность контролировать голос, но тем не менее он сопровождал все свое выступление игрой на гитаре, что совершенно не облегчало его сценической участи.
Репертуар: писать про это бессмысленно, песни Розенбаума (все свои, родные, в каждую из которых сложены настоящие, пережитые артистом чувства и эмоции) не знает разве только человек, не владеющий элементарным образовательным минимумом в области музыки.
Концепция: концерт у Розенбаума производил впечатление естественного, не продуманного заранее действа, создавалось ощущение, что человек поет, что ему на душу ляжет. И это придавало выступлению должный оттенок интимности. Тем не менее все песни находились строго на своем месте. Например (как определил сам Розенбаум, «криминальная»), «Гоп-стоп» исполнялась ближе к финалу, после «Вальса Бостон», который ну совершенно разнежил публику. И уже полностью находящийся во власти артиста зал с удовольствием спел «Гоп-стоп» вместе с исполнителем. А вот песни на военную тематику, которые волей-неволей несут некоторую пафосную составляющую, оказались в середине, после разогрева зрителей в начале концерта более простыми и привычными хитами. До бисов Розенбаум придерживал свое знаменитое «А утки летят», создавая некое противление в зале. «Ну, без „Уток“ он от нас не уйдет!» — хорохорилась публика, и в финале артист не без удовольствия слушал, как зал скандировал: «Утки, утки!» — и наконец исполнил горячее желание публики услышать любимую песню.
Непривычная для нашего времени деталь: у Розенбаума в зале мужчин было больше, чем женщин. И, что выглядело особенно необычным, артист за концерт получил от представителей сильного пола куда больше букетов, чем от слабого. Надо думать, к финалу у него уже болела рука, так часто и от души ее жали, вручая очередной букет, крепкие, сильные мужики.
Рецензировать концерт Ирины Аллегровой, наверное, еще более бесполезное занятие. Аллегрова, она и в Африке, и в любом другом месте — такая, как ей бог на душу положит. Какое будет у артистки настроение в момент выхода, таким и будет концерт. И здесь, на «Базаре», она продемонстрировала публике все свои таланты и способности, включая тот самый артистизм, за который ее полюбили 25 лет назад. Пластика, фирменные жесты, мимика лица — все принадлежало той самой Аллегровой, которая когда-то сражалась за своего зрителя. Скажем честно, Ирина Александровна так работает далеко не всегда.
Но тем не менее добавим некоторые составляющие в бочку меда.
Голос: фирменный, аллегровский. Но звукорежиссеру за работу отдельное «спасибо». Заметим, Розенбаум перед концертом репетировал почти час, прогоняя заново многие песни, и даже сделал выход в зал, чтобы сориентироваться на местности. У Аллегровой репетировал только коллектив. Артистка приехала к самому началу выступления. Но, видимо памятуя, что фонограмма в Белоруссии запрещена законом, работала очень профессионально, мимо не мазала.
Репертуар: Аллегрова начала концерт с песни Пугачевой «Пролог». Зачем Императрице песенный наряд с чужого плеча, остается загадкой. Конечно, у Пугачевой — кто же спорит? — много хороших песен, да только и у Аллегровой их немало. Или это теперь такая фишка будет — все прощальные туры начинать с призыва к другим, «быть счастливее, чем я»? После ничем не оправданного превращения на три минуты в Пугачеву Аллегрова снова вернулась в себя и работала, как надо. Она исполняла собственные хиты, пока не дошла до середины концерта. Тут певица вдруг поинтересовалась у публики: имеет ли она право попеть караоке? Никто не спорит, сольное выступление, своя публика, да пой что хочешь! Но нельзя ли тогда, раз уж все равно караоке, вместе с «Рюмкой водки» Лепса и «Есаулом» Газманова услышать еще «Окрасился месяц багрянцем»? Такая хорошая, совсем аллегровская песня! Ведь пела же, в конце концов, та же Пугачева «На тот большак, на перекресток».
Концепция: концерт у Аллегровой выстроен безупречно, залом она владеет в полной мере, энергетика со сцены прет, как ей и положено на концерте настоящей звезды. Бесконечно трогательно выглядела Ирина Александровна, когда исполняла песню «Улыбка папы», посвященную памяти отца. Учитывая, что певица недавно потеряла мать, ей, быть может, не стоило себя так эмоционально надрывать. Надо заметить, Аллегрова со своими чувствами не справилась. Но она ведь не Ваенга, чтобы открыто демонстрировать публике, как по ее щекам катятся слезы! И Ирине Александровне пришлось в финале песни на несколько секунд уйти в глубь сцены.
А еще хочется отдать Аллегровой должное за то, что поборола один из семи смертных грехов: смирила гордыню. Еще совсем недавно певица получила нарекание от журналистов «МК» за то, что отказалась принимать у публики цветы. Артистка критику приняла и подход к делу изменила. Теперь, хоть и не без помощи балета, и пусть только в финале, но цветы от поклонников она тем не менее принимает.
Так что у нас в сухом остатке? Ирина Александровна, объясняя публике, почему легко согласилась произнести со сцены слово «стерва» в знаменитой песенке Крутого «Кто у нас не первый», вспомнила опять же отца. По ее словам, он определял так по жизни самых красивых, талантливых и сильных женщин, внося в это слово большую толику восхищения. Так вот, Ирина Александровна может не сомневаться, в этом контексте она — стерва самой высшей пробы: породистая, маститая и заматеревшая.
Подводя окончательный итог, хочется сделать один любопытный вывод: у Розенбаума в зале были ценители творчества, а у Аллегровой — фанаты. У Аллегровой был абсолютный аншлаг, билетов ее дирекция не могла найти даже, что называется, «для своих». У Розенбаума аншлага не было. Но если возраст человека — это, по его же, поэта, словам, «когда цена свечей выше цены торта», то возраст настоящего артиста — это когда сила аплодисментов в зале не зависит от количества присутствующих зрителей. У Розенбаума зал без малейшего намека на это со стороны исполнителя трижды (!) вставал, чтобы поприветствовать артиста. У Аллегровой ублаженная ей же публика так и осталась сидеть даже в финале. Быть может, в счастливой прострации.
Розенбауму кричали из зала: «Спасибо за песни! Вы — наш Пушкин!», Аллегровой истошно орали: «Мы вас любим, Ира!».
Розенбауму, бывало, аплодировали даже по ходу песни, четко отбивая ладонями такт, Аллегровой — хлопали, нарочито обращая на себя внимание артистки, для чего высоко задирали руки к небу.
«Кто говорит, что ему надоели „эти зрители, эти цветы, эти аплодисменты“, или сумасшедший, или врет!» — заметил Розенбаум, определяя истинное нутро актера. И добавил: «Артисту очень нужно уважение. Любовь — это другое. А вот уважение! Особенно артисту-мужчине».
«Я знаю, что вы меня любите!» — растрогалась в финале заваленная цветами Аллегрова.
Что называется: «И было каждому по вере его!».
