— Тим, мы очень рады вас видеть в Москве! Жаль, что вы приехали без своей замечательной супруги, актрисы Хелены Бонем Картер.
— Спасибо! Думаю, ей будет очень приятно это услышать. Кто знает, может быть, в следующий раз мы действительно здесь окажемся вдвоем.
— Сегодня открывается Московский международный кинофестиваль. (Интервью мы брали 21 июня). Вас наверняка на него пригласили...
— Да, мы с Тимуром идем на церемонию. Интересно будет посмотреть что-нибудь из нового русского кино. (Через восемь часов после этих слов Бёртон получит почетный приз за вклад из рук легендарного Паоло Тавиани. «Вот так сюрприз. Ведь я летел в Москву совсем по другому поводу», — пошутит в ответ режиссер. — Авт.)
— Тим, у вас с Тимуром одни и те же инициалы — Т.Б. Может, это мистика, которая и помогла вашей совместной работе?
— Хм, даже не задумывался над этим. (Улыбается.) Но вряд ли это сыграло решающую роль. Я работал с Тимуром и раньше в качестве продюсера. Мне он нравится и как личность, и как режиссер. Я просто обожаю его идеи. В его голове их всегда полный пакет! Идеальная смесь того, что нужно!
— И все же, признайтесь, почему вы доверили сделать из Линкольна охотника на вампиров иностранцу? Это же абсолютно ваш материал.
— Спасибо за комплимент, но в данном случае мне было гораздо интереснее увидеть, как это сделает Тимур.
— А может быть, вы просто испугались? Одно дело, когда американец так вольно рассказывает историю собственной страны. И совсем другое — режиссер из далекого Казахстана.
— На самом деле это как раз то, что я больше всего люблю в этой картине. Для кого-то он выглядит так, будто мы неуважительно относимся к истории: все эти сцены с рабством, Гражданской войной да просто повседневной жизнью Линкольна в роли охотника на вампиров. Но вряд ли мы даем для этих обид серьезный повод. Помню еще ребенком, глядя на портрет или фото Линкольна, я каждый раз боролся с ощущением, что он действительно гоняется за вампирами. Ну выглядел он так, ничего не поделаешь! (Улыбается.) Нет, мы не собирались пускаться в полное безрассудство, наоборот, к этой истории мы постарались отнестись так серьезно, будто рассказываем реальную биографию Линкольна.
— Ну хорошо. А как же южане? Они не обиделись, что в фильме вы выставили их всех поголовно вампирами?
— Ну я люблю вампиров! (Смеется.) Так что в каком-то смысле им повезло. Послушайте, может, это и удивило какого-то зрителя, но ведь это своего рода шутка. Кого-то это обидит? Хорошо. Но посудите сами: Линкольн, топор, вампиры. Не знаю, как вам, а мне кажется, что это очень весело.
— Везет вам. В России с выходом каждого спорного проекта в кинотеатрах или по ТВ обязательно найдется кучка добровольцев, которая напишет десятки жалобных писем с просьбой запретить фильм, «порочащий историю родной страны». А вы как считаете: должен ли художник быть свободным от предрассудков? Или подобная критика все же имеет значение?
— С самого начала моей карьеры я читал про себя как по-настоящему отвратительные отзывы, так и потрясающе доброжелательные. Но не стоит думать об этом слишком много. Нет ничего более вредного, чем зациклиться на критике в свой адрес. Конечно, это приятно, когда какой-то умный человек в очках в кресле кинокритика влиятельной газеты положительно отзовется о твоей работе. Но для меня гораздо важнее, когда ко мне на улице подходит обычный прохожий и говорит: «Тим, это было круто! Продолжай в том же духе!».
— И все-таки вам не кажется, что в Голливуде развелось слишком много зомби и вампиров? Может, пора придумать что-то новое?
— Я вырос на фильмах о монстрах. (Смеется.) Мне кажется, они были всегда. Конечно, кое-кто в Голливуде всегда старается следовать определенному тренду, тому, что считается классным на данный момент. Но как только ты начинаешь следовать этому тренду, за фильм можно больше не браться, это уже скучно. Я никогда не задумываюсь о том, как бы снять что-нибудь модное. Тренды ведь имеют и обратный эффект — рано или поздно зритель просто устает от клише. Поэтому мы думали совсем о другом. Например, о том, что мы правда любим этот фильм и нам чертовски нравится над ним работать. В каждой культуре есть своя история вампиров. Они не стали популярны только что. Фильмы о вампирах появились еще на заре кинематографа.
— Но в этот раз вы со своим другом Тимуром выступили синхронно. Я имею в виду ваш личный вампирский опыт — фильм «Мрачные тени», в котором, конечно, не обошлось без участия Джонни Деппа. Насколько важно для вас найти подобного единомышленника?
— Очень важно. Думаю, это одна из главных частей моей работы — найти таких людей, которые будут чувствовать, как я, переживать те же эмоции от проекта, над которым мы работаем прямо сейчас. Например, я знал, что Мишель Пфайфер является большой поклонницей оригинального сериала «Мрачные тени» 60–70-х годов. А с Джонни мы уже работаем так давно, что я сразу понял: эта роль — его.
— Неужели и спустя столько лет совместного творчества вы еще способны друг друга удивить?
— Конечно! Любые творческие отношения длятся до тех пор, пока мы не теряем способность удивляться друг другу. Так и у нас с Джонни — каждый раз, когда мы что-то делаем вместе, мы обязательно добавляем в копилку наших совместных идей что-то совершенно новое.
— В последнее время все чаще стали появляться ремейки старых фильмов, рассчитанные в основном на современное молодое поколение. Вы не думали как-нибудь снять более взрослую историю?
— Вы имеете в виду, хочу ли я снять кино для взрослых?
— Нет-нет, просто молодежь зачастую...
— А я уж было подумал, что вы меня спрашиваете про порно. Что-то вроде: смогли бы вы сделать фильм про пенис и пригласить на главную роль, допустим, Джонни Деппа? Хотя такое кино наверняка выйдет успешным, я даже не сомневаюсь. Ну а если серьезно, то я никогда не думал, для какой аудитории или по какой причине я делаю тот или иной фильм. Я просто снимаю то, что меня вдохновляет. Это не история из разряда «мне сделали такое предложение, от которого я не смог отказаться». Мне самому захотелось сделать что-то свежее на ту тему, которая уже давно полюбилась зрителям.
— Вы выглядите таким беззаботным, когда рассуждаете о своих фильмах. Неужели вы совсем не волнуетесь, приступая к очередному режиссерскому или продюсерскому проекту?
— Я, как и каждый режиссер, переживаю, чтобы хорошо сделать свою работу. Вернуть хотя бы те деньги, которые были вложены в проект. Но если вы имеете в виду, переживаю ли я о том, как побольше заработать, то нет, об этом я точно не думаю. Для меня главное — творческий процесс. Я больше переживаю за атмосферу на съемочной площадке, за людей, которые со мной работают.
— Вы ведь сами рисуете своих героев. Любовь к рисованию у вас с детства?
— Да, еще в школе я постоянно рисовал. Даже на тех уроках, на которых это было нельзя. А учительница по рисованию всегда говорила, что я все делаю не так, и пыталась меня переучить. Но безуспешно: уже тогда мне нравилось водить карандашом по бумаге в том стиле, в котором я рисую до сих пор. Правда, в итоге у меня все-таки появилась учительница, которая приняла мой стиль и немало сделала для его развития. Так что мне повезло.
— Еще бы! Ведь из тех неправильных рисунков выросли одни из самых необычных фильмов в Голливуде, а вы — в одного из самых успешных его режиссеров.
— Спасибо за комплимент, но я совершенно не чувствую себя частью Голливуда. Мне нравится быть «сам по себе». Даже когда я работаю с какой-то студией, я все равно ощущаю себя немного в стороне. Я не очень общительный человек по жизни. И поэтому не большой любитель всех этих тусовок, важных собраний и так далее.
— А какое вы любите кино?
— Если честно, я больше уделяю времени тому, чтобы его делать, чем смотреть. Не могу сказать, что часто хожу в кинотеатр или усаживаюсь перед телевизором, запустив DVD. Обычно я нахожусь в каком-нибудь длительном творческом процессе, а когда наступает пауза, стараюсь больше уделить времени своим детям, чем всему остальному.
— Такое впечатление, что мысленно вы сейчас где-то далеко, я права?
— Мне на самом деле сложно общаться с людьми, которые не задействованы в том процессе, которым я на тот момент занимаюсь. Наверное, это заметно. Это выглядит так, будто мне надо выйти в другую реальность, чтобы задуматься над вопросами, которые мне задают. Мне нравится быть в себе, в своих мыслях, нравится просто сидеть и рисовать. Мне некомфортно, когда приходится выходить из своего мира тогда, когда я этого не хочу. Я понимаю, это звучит так, будто я немного ненормальный, и многие люди так и считают. Но, с другой стороны, где они, эти нормы? И кто их придумал? Я живу так, как мне удобно и комфортно. И во многом благодаря этому временами создаю то, что нравится многим людям.
— А что из того, что вы создали, для вас важнее всего?
— Семья. Это самое великое, что может сотворить человек в своей жизни. К семье я тоже отношусь творчески. Для меня в семье важно развитие — нужно постоянно что-то улучшать. Это источник самых сильных положительных эмоций. И в то же время семья — это то, за что я больше всего переживаю и боюсь.
