Пролог, или Опять 25
— Трудно себе представить, что 25 лет продолжается эта история. Вот сейчас одной из ведущих церемонии «Ники» станет актриса Светлана Иванова. Так она родилась в год «Ники», ей тоже 25. А номинантом на лучшую женскую роль у нас является замечательная актриса Оксана Акиньшина — и ей 25. Это смешно, что люди родились в год «Ники», окончили высшие учебные заведения, работают, стали звездами, а наша церемония все продолжается. «Ника» пережила политические системы, разлом экономики и очутилась в совершенно новом времени. Были разные периоды: вначале, в середине
Дядюшка Юлька и фонарь на голову
— «Ника» начиналась в годы перестройки. На самом деле для многих из нас это было самое счастливое время. Тогда действительно расцветало сто цветов, а значит, «Ника» просто не могла не появиться?
— Меня смешит, когда я сейчас слышу про лихие, косые и кривые
«Ника» уже стала явлением нашей культуры. А вот в Америке дядюшка «Оскар» стал легендой. Может быть, через 100 лет кто-то вспомнит, что был такой дядюшка Юлька, который имел какое-то отношение к созданию национальной кинопремии.
— В
— «Ника» никогда не была конъюнктурной. Бондарчук — великий режиссер, фильм Райзмана «Коммунист» — обалденное кино. Райзман тоже был начальником, но именно ему мы вручили первый приз «За честь и достоинство».
Организационно и структурно и ваш покорный слуга, и «Ника» — детище
«Есть порядочные женщины и есть неворующие мужчины»
— Вы сказали, что «Ника» задумана для радости. Но мы знаем много конкурсов, церемоний, организаций, начинавших как альтруисты, а закончивших официозом с огромным бюджетом и связями. Как же все-таки «Нике» удалось избежать этого?
— Не скрою, я мечтал бы стать официозом. Ведь тогда у нас бы появились деньги и люди могли бы жить нормально. Я не верю, что все кругом коррупционеры, продажны. Это выгодно говорить, что весь мир — бардак, все люди б...и, все спят со всеми, все воры... Нет, есть порядочные женщины и есть неворующие мужчины. По крайней мере, я знаю пять своих ближайших друзей, известных кинематографистов, являющихся абсолютно прозрачными людьми. Когда я был директором Дома кино, ко мне никто не пришел и не сказал: «Вот тебе сто миллионов, делай что хочешь». У нас на «Нике» четыре с половиной человека работают с зарплатой 500 долларов, а остальные выходят на сцену бесплатно — трубачи, вручанты, получанты... Спасибо Министерству культуры, оно дает грант, на который мы снимаем помещение, отливаем эти «Ники», каждая из которых стоит 1200 долларов, потому что они позолоченные... Но это правильная история.
Я был приглашен в Нью-Йорк в штаб-квартиру «Эмми» — главный приз телевидения в Америке. Центр Мантхэттена, я надел парадные носки, розовые кальсоны, бикини, украшенные стразами, галстук, шляпу и пошел. Небоскреб, с ума сойти, какой небоскреб! Вошел, там стоят черные люди в ливреях, напоминающих охрану папского дворца, спрашивают: «Вы к кому?» «В «Эмми», — отвечаю торжественно. «Вам в лифт номер такой-то». А лифт весь из бронзы. Я еду, дрожу от страха, как школьник, поднимаюсь, выхожу на нужный этаж — «Эрмитаж» вместе с Букингемским дворцом отдыхают! Огромная золотая дверь. Я тук-тук-тук, а дальше... две комнатенки, напоминающие любой офис в любой школе на окраине Америки. Там сидят три старушки и один старичок и эти статуйки «Эмми» куда-то укладывают. Я говорю: «Экскьюз ми, а где же „Эмми“?» «А мы и есть премия «Эмми», — отвечают старушки. «Как? Я видел ваши церемонии, они стоят 200 миллионов, их смотрит сто миллиардов человек». — «Да, за полтора месяца до церемонии все появляется, а мы волонтеры и постоянно дежурим в штаб-квартире». Вот ровно так же делается и наша «Ника». Я не хочу сказать, что мы такие потрясающие, святые и замечательные. Просто когда люди занимаются не воровством, а делом, у них все получается. Можно, конечно, унести в клюве 200 долларов, но не стоит игра свеч. Я был несколько раз номинирован на «Нику», Мережко еще больше, но никто из нас ничего не получал. А мне до лампочки!
— И все же «Ника» — такой междусобойчик в хорошем смысле слова, капустник. Что-то такое из прошлого, которое хочется оставить при себе. Но не поверят же, что вы все такие из себя бескорыстные.
— Не верят, конечно. Когда люди получают премию «Ника», то думают: ну, а кому еще давать, это же констатация очевидного факта, что я гений. А если не получаешь — констатация факта, что коварные гусманоиды, ночью пробравшись, выкрали конверт с моей фамилией. Что касается капустника... Я, как автор идеи и худрук, могу объяснить. Понимая, что соревноваться в пафосности и помпезности с «Оскаром» так же бессмысленно, как против фильма «Аватар» выпускать наши фильмы, имея в виду технологию. Единственное, что есть у нас в крови уникальное, — ирония и самоирония, такая наша фронда.
— Но с уходом Советского Союза эта стилистика вроде бы должна уйти.
— Тем не менее мы 25 лет ее удерживаем с пеной у рта. В прошлом году нашу капустническую компанию даже позвали на «Золотого орла».
— Каким образом?
— Надо у них спросить. Эти ребята имеют право делать все, что хотят. Я им говорил всегда и сейчас говорю: нонсенс и бред, что у нас существуют две академии. Но не мы это начинали, нам 25, им — 10. Придумана была вторая конкурирующая структура назло нам. Да пусть будет больше премий хороших и разных, ведь люди не избалованы до сих пор деньгами и радостями. Сейчас некоторые актеры и режиссеры стали получать серьезные деньги, но относительно общей массы кинематографистов это ничтожный процент.
Бабочка Машкова и Волочкова в коробке
— Помните, в «Радионяне» была рубрика «Смешные случаи на уроках»? Ну так расскажите что-нибудь подобное про «Нику» тогда уж.
— С удовольствием. Помню, как Машков и Миронов были в одной номинации, Миронов пришел в черном галстуке, а Машков в «бабочке». Володя сказал Жене: «Если ты выиграешь, я дам тебе свою «бабочку». Миронов выиграл, они вдвоем поднялись на сцену, Машков отдал ему «бабочку», это выглядело трогательно и прекрасно. А еще была замечательная история со мной. Я увидел на церемонии «Оскара», как Вупи Голдберг опускалась откуда-то из поднебесья в невероятном наряде из перьев. И почему-то мне «моча в голову ударила», я сделал себе такой наряд, и вопреки протестам команды я, такой толстозадый человечек, сел в темноте на импровизированные качели, и меня в этом дурацком виде подняли под самый потолок. В попу мне врезалась эта железка, было страшно. Потом зажегся свет, пошла фонограмма с мелодией, как будто я пою, а лебедка вдруг застряла, и я висел минут десять. Зал не просто смеялся — он ржал. Еще была история, когда Волочкову мы решили подарить Эльдару Рязанову в коробке. Вручал Ельцин. Но коробку с Волочковой мы неудачно поставили. И вдруг охранники ФСО, которых там было 12 тысяч человек (шутка), увидели, что крышка бьется, все жутко испугались. А Эльдару с Ельциным пришлось двигать эту махину с Настей по сцене.
— Ну а в
— Если посмотреть, кто побеждал по годам, не было церемонии, чтобы премию не получали выдающиеся люди. Они же никуда не исчезали. Но при этом я помню, как однажды в
— Получается, что от советской романтической субкультуры в наше время перетекло не так уж много: вечера в Доме актера времен Маргариты Эскиной и ваша «Ника»?
— Я бы здесь избежал слов «бескорыстье», «благородство», «романтика». Вы так думаете — спасибо. Кто-то думает про нас — веселые проходимцы, алкоголики, жулики, колбасоиды. Я извиняюсь, конечно, можете над этим смеяться, но романтику Жюля Верна, Джека Лондона, любовь к «Трем мушкетерам» и Остапу Бендеру я пронес через всю жизнь. Выяснилось, что материальные, физиологические, спортивные победы все-таки не приносят полной радости. Всегда же есть яхта подлиннее, и кое-что потолще, и теннисные успехи получше. Кому-то не хватает молодости, кому-то денег, кому-то недодано любовников. Но в этой ситуации нужно делать свое дело, и пусть будет, что будет. Вот я уже