— Олег, поздравляем и рады за тебя. Но скажи, почему ты, владелец успешной антрепризы, живущей по своим законам, согласился взять репертуарный театр со всеми его системными проблемами?
— Знаешь, как-то вширь захотелось, развиваться. Идей много, но при начале каждого проекта бьешь себя по рукам: «Это нельзя, это неизвестно, как и где играть…». Плюс ко всему думаешь: «на площадке сценический круг ходит или нет, есть ли оркестровая яма?» Перед премьерой на выпуск спектакля у нас на сцене есть всего три дня. Это к вопросу: почему решился.
— В Москве много театров, почему ты остановил свой выбор именно на Ермоловском? И вообще — это твой выбор или...?
— Скажу сразу - это предложение Владимира Алексеевича (Андреев, худрук Ермоловского — М.Р.). Я знаю, что как минимум два театра (не хочу их называть) всерьез обсуждали мою кандидатуру. Но от одного я сразу отказался… Не знаю почему, но Ермоловский для меня — какой-то особенный. Может быть из-за атмосферы, которую я еще помню. Я четыре года здесь проработал. Здесь, когда Фокин меня позвал, начиналось новое дело. И вот я помню атмосферу чего-то нового. Последуй мне предложение из других театров, я на них не откликнулся бы. Недавно, будучи в Израиле на гастролях, мы разговаривали с Сашей Сириным (актер Ленкома, играет в спектаклях Олега Меньшикова — М.Р.): ни он, ни я не знали об этой ситуации. И я ему сказал: «Если бы мне предложили Ермоловский театр, то я очень сильно бы подумал». И вот...
— Владимир Андреев, оставляя пост худрука, ставил тебе какие-то условия?
— Такого разговора у нас не было. Когда мы только начали говорить, он предложил мне что-то поставить в его театре, на что я ему сказал: «Владимир Алексеевич, я и у себя в «Товариществе» могу поставить как режиссер. Свои актерские и режиссерские амбиции я удовлетворяю там». А потом я написал ему письмо: «Если вы принимаете решение передать мне бразды правления, то я предлагаю такие-то, такие-то этапы». Когда мой водитель привез ему письмо, буквально через 20 минут Андреев позвонил мне и сказал, что на 99% принимает мое письмо, и «давайте встречаться».
Это беспрецедентный случай, абсолютно: надо иметь определенное мужество, и человеческое, и профессиональное, чтобы пойти на такое, тем более в таком солидном возрасте (Андрееву 83 - М.Р.). И он остается в театре. И я не смогу обойтись без его советов. Я надеюсь, что он будет работать и как актер, и как режиссер. Ты же знаешь, как у нас относятся к людям, когда они теряют власть, оставляют свой пост. Те, кто вчера тебе улыбались, сегодня могут пройти мимо не поздоровавшись. Кто искал твоего взгляда, могут просто плюнуть в спину.
Надо сказать, что Департамент по культуре и Сергей Александрович Капков обещали мне поддержку и финансовую, и организационную — благодарность им за это. Вообще, все очень быстро произошло. Я как в другую страну с чужим языком въехал. Но у меня такое внутреннее спокойствие, я почему-то был уверен, что все получится, все идет, так как надо. Два года назад наша встреча с Андреевым и не могла закончиться по-другому, а сейчас значит пришла пора.
— Ты уже встречался с труппой?
— Нет, не встречался. Я сейчас ежедневно хожу на спектакли. А зачем? Тащить людей со всей Москвы на пять минут, чтобы им сказали: «Здравствуйте, дорогие товарищи, вот он я». Они и так узнали. Сказать о планах я не могу — пока не готов. Мне нужно понять, что за репертуар, в каком состоянии труппа.
— Хорошо, пока не сформирована программа действий, что будешь делать на первом этапе?
— В сентябре есть смысл встречаться с коллективом, чтобы ответить на любые вопросы. Я думаю, что к этому времени уже смогу предложить репертуарный план, план развития на год-два. Я перенесу сюда свои спектакли - они пойдут со следующего сезона. Хочу взять пьесу многонаселенную для основной части труппы, для молодежи.
— Известно, что в Ермоловском нет звезд. Будешь ли ты сейчас укреплять труппу громкими именами?
— Нет, сверхзадачи такой нет. Если для создания спектакля нужен будет конкретный артист, я буду с ним разговаривать. Но звать просто так, по принципу: т посмотрите какой у нас букет есть — это просто глупо и мне не нужно.
Да, есть звезды. Но сколько их? А вот костяк профессии составляет средний, очень хорошо подготовленный профессионал. Средний — это не оценка, это констатация. Они, может, не взлетают как звезды. Может, им не везет, но они в профессии крепко стоят на ногах: актеры, режиссеры, художники по свету, по костюмам. Для меня задача на сегодняшний день — поднять театр на этот уровень. Я не собираюсь ориентироваться на шедевры, на приглашенных гениев-режиссеров. Мне интересно сколотить сейчас мощную базу - актерскую, режиссерскую, цеховую - для того, чтобы можно было потом нам взлетать.
— А кого в ближайшее время позовешь из режиссеров? Молодых, никому не известных? Или, может, западных?
— У меня вариант один — буду искать. Не могу назвать кого-то конкретно, но точно знаю, что не буду звать только из-за имени, только потому, что человек делает успешные или экспериментальные спектакли. Это же не разовая акция, надо смотреть вперед. Знаешь, для меня это тоже новая школа: я раньше не мыслил на два года вперед.
— Будешь менять структуру театра? Делать кадровые перестановки?
— Перестановки будут: новое дело ведет за собой реформы. Какой процент людей попадет под эти реформы, я пока не знаю.
— Под реформами ты имеешь в виду сокращения численного состава труппы или административного аппарата?
— И сокращение в том числе. Я, к сожалению, к этому готов. Я понимаю, что это грустный разговор… Но... это, повторяю, не самоцель — давайте труппу сократим с 75 до 50 человек. Нет, все должно быть с умом, с головой, но сокращения неизбежно будут.
— В труппу войдут актеры, которые работают на проектах твоего «Товарищества»?
— А я думаю, что им это не надо. Если они будут выходить на сцену Ермоловского театра, то только в результате сотрудничества с театром.
— Ты приведешь нового директора? Нынешний, Марк Гурвич, человек в театральной Москве очень авторитетен.
— Я даже про это не думал. Марк Абрамович… Этот человек настолько знает театр, что сейчас было бы авантюрно с моей стороны думать о новом директоре.
— Можно говорить о создании отдела развития?
— Наверное, но сейчас нужно сделать очень много более важных дел.
— Например?
— Поменять экстерьер, рекламу, интерьер по возможности. Ремонт не ремонт, но, как сказал Константин Сергеевич Станиславский: «Театр начинается с вешалки», вот и начинаем с вешалки. Это не первоочередные задачи, но это то, что остается в памяти: на каких стульях люди сидят, какой пол под ними, какой свет, в каких рамках портреты и т.д. и т.д. Я хочу уже сейчас начать разговаривать с художниками, с дизайнерами.
— Кроме тех спектаклей, в которых ты лично занят, ты собираешься выходить на сцену?
— Я очень хочу. Вот запущу в работу несколько названий и хочу начать репетировать Шекспира. Я даже знаю что, но не буду говорить. И наконец, позволю себе такую роскошь: позвать на постановку другого режиссера. Это будет в новом сезоне, но сразу после нового года.
— А что ты будешь делать с Духовым оркестром Олега Меньшикова?
— Проект «Кинотеатр» хочу. Он основан на музыке 30-40-х годов: Голливуд, Глен Миллер, наш Дунаевский...
— О, привет Михаилу Швыдкому с его мюзиклом.
— Может быть и так. Я хочу все-таки вернуться к «Сильве», которой я не смог заниматься из-за болезни — аппендицит у меня был. Очень хочу сделать оперетту, сам поставить. У нас уже есть аранжировка с балканскими и венгерскими мотивами. Здесь я очень рассчитываю на молодых артистов театра.
— Опыт твоей антрепризы чему тебя научил? Какой негативный опыт ты учтешь?
— Не знаю негатив это или нет, но в «Товариществе» я научился осторожности в выборе репертуара. Там нужно всегда было попадать. Если не попадешь, значит ты выбросил деньги, время людей. Осторожность останется, но я позволю себе больше риска, без чего творчество невозможно и немыслимо.
— Ты можешь сказать, что в антрепризе хорошо научился считать деньги?
— (смеется) Не могу сказать. Я всегда декларирую, что деньги — гадость, но понимаю, что зарабатываются они трудно.
— А твои друзья, жена не спросили тебя: «Алик, зачем тебе эта головная боль?»
— Многие мои друзья, не театральные вообще страшно удивились; «У тебя раньше, что ли не было театра?» А Настька, которая была всегда против, первый раз сказала: «А давно пора».
— Настя будет работать в Ермоловском?
— Пришел сам и привел жену? Такого не будет ни в коем случае. Да и она сама мне этого не позволит, как не позволяла все эти годы. Если это будет какая-то роль в спектакле «Товарищества», перенесенного на сцену Ермоловского, то вполне возможно.
— Олег, последний вопрос — страха у тебя нет?
— Страшно сказать, но страха у меня нет.
